— С кем это ты собираешься ее знакомить? — услышав последние фразы их разговора, вмешалась тетя Сабрина.
— С одним очень хорошим человеком. Но она говорит, что вот так, сразу, не готова.
— Конечно, ей нужно себя в порядок привести, подкраситься, сбегать в салон красоты.
— Тетечка, это же всего-навсего по телефону.
— Детка, все правильно, она ведь настоящая француженка!
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
— Встать, суд идет! — раздался голос.
И все присутствующие поднялись с мест. Зал заседаний суда в день слушания дела, которое, несмотря на сдерживание прессы, все же получило широкую огласку, был полон. В первых рядах сидели родители детей лицея, который возглавлял Заломов. На местах, которые обычно предоставлялись родственникам обвиняемого, не было никого. Отец Кирилла Петровича лежал в реанимации. Оля находилась во Франции. Максим на суд допущен не был. Так же как и ученики Заломова. Корреспонденты тихо перешептывались. Вспышки камер были погашены. Телевизионщиков в зал заседаний не пустили.
Кто-то позвонил судье и предупредил: «Нечего позорить всю учебную систему из-за одной паршивой овцы!»
Журналисты, несмотря на предупреждение, ждали сенсаций и держали камеры наготове. Настроенные кем-то, они уже вынесли приговор Заломову.
— Слушается дело… — Судья, серьезный мужчина средних лет, в мантии, скороговоркой, как обычно, прочитал все, что полагалось по протоколу, и обратился к стороне обвинения.
Прокурор, полная женщина в синем форменном костюме, делающем ее фигуру квадратной, визгливым голосом принялась засыпать обвиняемого вопросами.
Директор лицея, с чисто выбритым лицом, как всегда подтянутый, аккуратный, в костюме без галстука, четко и с достоинством отвечал. И чем больше та спрашивала, тем очевиднее становилась абсурдность поступков, которые якобы совершал учитель.
Адвокат, уверенный мужчина, в дорогом, но не броском костюме, что-то быстро записывал «Паркером» в свой блокнот.
Сторона обвинения продолжала нападать:
— Семь лет назад у вас в лицее случилось ЧП, забеременела ученица выпускного класса. Это так?
Адвокат чуть поднял брови и оглянулся на помощницу, сидевшую сзади.
Молодая девушка в строгом черном костюме и белой блузе с отложным воротничком на лету поймала взгляд шефа. С понимаем кивнув, она потихоньку вышла из зала.
— Да. Такой случай у нас в лицее произошел.
— Не были ли вы, всеми уважаемый учитель, причастны к этому?
— К чему? — Голос Заломова звучал ровно.
— Ваша честь, — адвокат приподнялся со своего места, — защита возражает: привлечение этого эпизода не имеющего отношения к делу.
— Это имеет прямое отношение к делу, — возразила прокурор.
— Отвечайте, — постановил судья.
Кирилл Петрович отбивал надуманные поклепы.
Когда настала очередь адвоката, помощница вернулась на свое место. По выражению ее лица было видно, что задание шефа выполнено. Адвокат прочел записку, полученную от нее, и начал:
— Уважаемый суд! Обвинение выступило с неоправданными нападками и намеками на аморальное поведение моего подзащитного, а именно в совращении несовершеннолетней ученицы еще семь лет назад. В свидетели приглашается бывшая ученица лицея, забеременевшая тогда.
Простоватая дородная девушка в цветастом платье принесла присягу.
— Вы знаете этого человека? — последовал вопрос адвоката.
— Да. Заломов Кирилл Петрович. А что?
— Скажите, вы были когда-либо в него влюблены?
— Да вы что? Я уважаю Кирилла Петровича. И во всю эту чушь, что тут плетут, не верю.
— Свидетельница, — судья строго посмотрел на девушку, — суд делает вам замечание.
— Извините, но я не могу на это смотреть!
— Повторяю вопрос: были ли вы с ним в каких-либо отношениях, кроме как ученица и директор? Вопрос понятен? — уточнил судья.
Девушка молчала.
— Вы были с ним близки? — повторила обвинитель.
— Вы что? — В голосе свидетельницы зазвенело справедливое негодование.
— Свидетельница! — Судья вновь остановил девушку.
— Ваша честь, да как она смеет? У меня двое детей. И если бы не Кирилл Петрович, я бы замуж не вышла…
— Вот это место подробнее, свидетель, — заявила прокурор.
— Ну, я гуляла со своим мужем.
— Он еще не был вашим мужем, — перебил обвинитель.
— Ну и что, стал ведь!
— Продолжайте, — приказал судья.
— И забеременела.
— В шестнадцать лет? — взвизгнула прокурор.
— Да, что вам за дело?
— Свидетельница, вы должны отвечать на вопросы.
Строгий окрик судьи возымел действие.
— Хорошо. Да, я забеременела в шестнадцать лет от своего мужа. Зато мой сын родился благодаря Заломову и сейчас учится у него. Ваша честь, почему она меня упрекает? Сейчас сам президент просит всех рожать, и даже деньги за ребенка обещают. Я потом второго родила, и тоже от мужа. И не пытайте меня про всякие глупости о Заломове. Мне даже стыдно это слушать! Кирилл Петрович лучше всех! Он настоящий учитель. Мы с мужем и второго ребенка ему отдадим. Позовите моего мужа, он вам тоже, как я, все про него расскажет! Ему ведь это поможет, да?
— Хорошо. Спасибо, свидетель.
— Я еще могу много примеров привести, какой Кирилл Петрович настоящий, сколько он всем помог, — не унималась девушка.
— Спасибо, свидетель, вы дали исчерпывающий ответ. Переходим к следующему эпизоду. У меня вопрос к обвинению: проводилась ли в ходе следствия медицинская экспертиза пострадавшей?
— Что вы имеете в виду? — вскочила с места прокурор.
— Я имею в виду: проводилась ли экспертиза спермы, то есть я прочел в деле, что незадолго до аварии у потерпевшей состоялся половой акт. Если обвинение утверждает, что Екатерина Земцова находилась в близких отношениях с моим подзащитным, то можно предположить, что сперма принадлежит последнему. Ясности по этому вопросу в деле нет.
— Обвинение считает это несущественной деталью, так как девушка не была изнасилована. Она добровольно пошла на контакт.
— Вопрос: с кем? — заметил адвокат.
— Протест! — вскочила прокурор.
— Отклоняется, — отрезал судья.
— Защита настаивает на существенном значении экспертизы. Вопрос я задал неспроста. Дело в том, что имеется свидетель, который видел Заломова именно в то время, когда случилась авария. Причем в противоположном конце города. Это соседка моего подзащитного по квартире.
— Свидетель? — Прокурор подняла выщипанные брови. — Обвиняемый сам признался, что свидетелей у него нет, что, с его слов, в это самое время он находился у себя в квартире один.
— Пригласите свидетеля, — перебил обвинителя судья.
— Приглашается Кочетова Полина Дмитриевна. Прошу.
После принесения присяги адвокат приступил к допросу:
— В день аварии видели ли вы вашего соседа Заломова?
— Видела.
— Расскажите подробнее, как, при каких обстоятельствах, в котором часу это было?
— Мы сидели с соседками на лавочке. День стоял теплый. Я как раз посмотрела на часы, потому что мой сериал должен был начинаться.
— Сколько было время?
— Четырнадцать тридцать.
— Хорошо. Что было дальше?
— Как раз Кирилл Петрович с работы возвращался.
— Вы не заметили ничего необычного?
— Ничего, как всегда, шел с кейсом в руках, думал о чем-то. Даже меня не заметил.
— А вы, значит, его увидели?
— Да.
— Поздоровались?
— Конечно. Я даже спросила, как чувствует себя его папа. Он ведь в больнице последнее время лежит. У него с сердцем плохо.
— Итак, вы с ним поздоровались, и что?
— Ничего, он зашел в подъезд. Я пошла смотреть сериал.
— А соседки его видели тоже? — задала вопрос обвинитель.
— Нет, к сожалению, они ушли чуть раньше. А я решила свежим воздухом еще подышать.
— Свидетель, почему вы утверждаете, что все это время обвиняемый находился дома?
— Я заходила к нему в квартиру и просила настроить телевизор. У нас в доме антенна барахлит. Мы в домоуправление жаловались, но они…
— Свидетель, в котором часу это было?
— Перед самым окончанием сериала.
— Сколько он идет по времени?
— Час плюс тридцать минут реклама. Только в этот раз где-то террористов поймали. Поэтому фильм прервали, сообщение было о срочном информационном выпуске, потом сериал пошел дальше.
— Значит, у него примерно часа полтора было. То есть в тот период он мог быть вне поля вашего зрения?
— Протестую, ваша честь, — возразил адвокат.
— Нет, я отвечу прокурору. Да, я не видела Кирилла Петровича примерно более полутора часов.
— Уточните, свидетель.
— Я не видела, но слышала, — повторила свидетель, — потому что у нас и стены тонкие, и перекрытия деревянные. Я человек одинокий. Всегда слышу, есть ли соседи в квартире. Даже отличаю кто: отец или сын.
— Как?
— По походке. У Кирилла Петровича твердая походка. У меня даже в серванте посуда позвякивает. Слышно.
— Спасибо.
— У меня вопрос к свидетельнице, — опять встала прокурор.
— Прошу.
— Ваша честь, у меня нет сведений о состоянии здоровья свидетеля, но у меня есть вопрос. Сколько вам лет, свидетель?
— Семьдесят четыре года.
— Смею утверждать, что в таком возрасте невозможно по слуху определить человека за стенкой. Да еще по походке. Свидетель ведь не музыкант.
— Я не музыкант, но у меня хороший слух. Я до сих пор в хоре пою.
— Позвольте спросить: в каком?
Шум в зале заставил судью стукнуть молотком.
— Прошу о тишине.
— Возражаю, — воспротивился адвокат.
— Принимается.
— Ваша честь, прошу вызвать еще двух свидетелей.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Слушание дела длилось уже несколько недель. Зал заседания не пустел. Лелька каждый раз являлась сюда, как на работу, чтобы вечером обо всем доложить Ольге по телефону. Пока еще она находилась во Франции, ожидая операции Кати Земцовой. Но сообщения от Лельки поступали неутешительные.