Повесив трубку, он вышел в обеденный зал кафе «Уэлсли Хауард Джонсон». Жан-Клод сидел в углу, тыкая вилкой в жареных моллюсков (был рыбный день). Боб сел напротив.
– Как насчет того, чтобы остаться здесь еще на день? – спросил он. – Мы могли бы переночевать в нашем доме в Лексингтоне. Как ты думаешь?
– О, да, – ответил мальчик.
23
В кои-то веки девочек не нужно было уговаривать ложиться. Они восприняли отсутствие Боба с видимым спокойствием или, по крайней мере, без бурных эмоциональных реакций.
Но Шила не могла избавиться от чувства возмущения. Даже когда Боб звонил из дома в аэропорт, он, казалось, искал предлога затянуть дело. Может быть, он нарочно пропустил рейс, чтобы провести лишний день со своим сыном.
Женщина была зла, потому что муж оставил ее одну улаживать ситуацию с девочками, считая, как обычно, само собой разумеющимся, что она со всем справится. Боб даже не извинился, что остается на ночь в Лексингтоне. Мы что – для него уже ничего не значим? Где, наконец, его приоритеты?
Гэвин Уилсон приехал ровно в половине десятого. Он выглядел совершенно по-другому. Присмотревшись, Шила поняла, что мужчина был в костюме и галстуке.
– Привет, Шила, – его голос соответствовал официальности костюма.
– Заходите, – пригласила она. – Могу я вам предложить что-нибудь выпить?
– Пожалуйста, виски с водой, если это нетрудно. – Гэвин вошел вслед за ней.
– Вы имеете в виду – со льдом?
– Да, пожалуйста. Я совершенно американизировался.
Когда Шила вошла в гостиную, мужчина беспокойно оглянулся по сторонам.
– Боб – он остался в Бостоне, – сказала Шила, насколько могла непринужденно.
– Да? Какие-нибудь проблемы?
– Нет, конечно, нет. Просто задержался в последнюю минуту.
– Вот как?
– Садитесь, пожалуйста, Гэвин. Я принесу напитки.
Это ощущение настигло женщину, когда она открывала холодильник. Внезапно напряженное притворство оказалось выше ее сил. Она закрыла дверцу, прислонилась к ней и заплакала. Тихо, неудержимо.
Это было облегчение. Шила поняла, наконец, насколько ей было необходимо дать себе волю. И как долго она ждала этого момента.
И вдруг женщина ощутила себя в чьих-то объятиях.
Гэвин вошел в кухню так тихо, что она не услышала.
Не отпуская Шилу, он прошептал:
– А теперь, Шила, расскажете вы мне, наконец, в чем дело?
Охваченная противоречивыми эмоциями, женщина была не в силах шевельнуться.
– Я вас совсем не знаю, – сказала она, не оборачиваясь.
– Если это может помочь, – сказал он мягко, – мою благонадежность проверяла ФБР. Это значит, что мне можно доверить самые важные секреты.
Шила тихонько рассмеялась. Он по-прежнему держал ее в объятиях, и она не пыталась высвободиться. Голос мужчины чуть-чуть дрогнул, когда он сказал:
– В любом случае, чего бы это ни стоило, я думаю, что начинаю в вас влюбляться.
Женщина не отвечала.
– Пожалуйста, ответьте мне, Шила. Мне потребовалось немало мужества, чтобы это сказать.
– Глупости, Гэвин, – сказала она. Гэвин все еще не отпускал ее.
– Я знаю, у вас есть все основания мне не верить. Мы с вами только что встретились. И, конечно, я очень неуклюже пытался ухаживать за вами в ресторане. Я был в таком бешенстве потом, что почти два часа бродил по набережной. У меня действительно должен был быть несчастный вид. Даже уличные грабители от меня шарахались.
Этот человек пытается сказать, что он и правда меня любит, думала Шила.
– Я хочу сказать, это было чудовищно с моей стороны не понять, что что-то вас беспокоит.
– Ничего, – возразила женщина. Это не был ответ на его вопрос, а просто констатация ее чувств.
– Послушайте, – продолжал он, – я приехал сюда не просто извиниться, но постараться вас успокоить. Вы себя лучше сейчас чувствуете?
– Да.
– Хорошо. А теперь вернемся в гостиную, и я приготовлю для нас что-то выпить. Может быть, мы сумеем поговорить о том, что вас волнует. Вам тоже виски?
Шила утвердительно кивнула.
– Тогда пошли.
Гэвин подал стакан и сел в кресло напротив.
– Итак?
– Итак, что?
– Вы поняли, что я вам только что сказал?
Шила кивнула.
– И?
Она заглянула в содержимое своего стакана, а потом на него.
– Гэвин, я не обманываюсь. Вы – как бы это сказать? – интеллектуальный кумир. Я – с другой стороны…
– Не заканчивайте эту фразу, Шила. Вы не только умница и красавица, вы чрезвычайно впечатлительны и чутки. И если мой инстинкт меня не обманывает, мы с вами оба – члены ОРД.
– Что такое ОРД?
– Общество раненых душ. На самом деле, я – его основатель.
– Вы мне совсем не показались раненым.
– Просто я научился лучше это скрывать. Немного цинизма всегда помогает.
Женщина молчала.
– Вчера за обедом я не рассказал вам всю историю. Когда я покинул Англию, а моя жена там осталась, она предпочла не столько Оксфорд, сколько некоего оксфордского ученого. Очень симпатичного профессора философии. Так что моя слава «кумира», как вы лестно меня назвали, не компенсирует тот факт, что моя жена придерживается другого мнения.
В глазах Гэвина отразилось горькое воспоминание.
– О, – сказала Шила, – простите. Я не знаю, что сказать, кроме того, что это чувство мне знакомо. Как вы его преодолели?
– Практически до конца мне это не удалось. Я не вполне уверен, что когда-нибудь преодолею его полностью. Но время помогает, возрождая способность надеяться. Какое-то время спустя начинаешь верить, что можно действительно встретить кого-то, кому ты доверяешь.
Мужчина посмотрел на Шилу.
– Я просто не знаю, на каком я свете. Так много случилось со мной сразу.
Гэвин перевел дух и спросил осторожно:
– В жизни вашего мужа есть кто-то еще?
Она была ошеломлена.
– Я понимаю, – сказал он. – Вы не можете об этом говорить. Простите, что я упомянул об этом.
Но женщина чувствовала необходимость сказать что-то.
– Гэвин, все не так просто, как кажется. Я хочу сказать, – она покачала головой, не находя слов. – Я хочу сказать, что я не смогу обьяснить, если даже попытаюсь.
– Шила, я снимаю мой вопрос с извинениями. Это решительно не мое дело.
Она не могла даже поблагодарить Гэвина.
– Как-нибудь в другой раз, – прибавил мужчина, – когда вы почувствуете, что можете. Или захотите.
Он встал.
– Я думаю, мне пора ехать.
Шила хотела возразить, но он продолжил:
– Так будет лучше для нас обоих.
Поколебавшись, женщина, наконец, сказала:
– Благодарю вас, Гэвин.
Он достал записную книжку, вырвал страницу и начал писать.
– Я оставляю вам свой домашний номер в Вашингтоне и мой номер в Белом доме. Я вас предупреждаю – если вы не позвоните до конца недели, я сам вам позвоню. Я должен знать, все ли у вас в порядке.
Следует ли мне предложить ему остаться, подумала Шила.
– После Дня труда я собираюсь провести неделю в Кембридже. Но обещайте, что вы мне до этого позвоните, хотя бы для того, чтобы только поговорить о погоде. Я просто хочу слышать ваш голос. Пожалуйста, обещайте мне.
– Да.
– Мама, я не могу заснуть.
В дверях стояла Пола в пижаме.
– О, детка, я сейчас поднимусь, – сказала Шила. И представила ей незнакомца: – Гэвин, это моя дочь Пола. Пола, это профессор Уилсон из Вашингтона.
– Тот, который пишет книги и не такой высокомерный, какой ты думала?
– Да, – улыбнулась Шила. Гэвин засмеялся.
– Привет, доктор Уилсон, – сказала Пола.
– Здравствуйте, – ответил Гэвин.
– Мне уже давно пора спать, – прибавила девочка в порядке объяснения.
– Тогда нужно срочно вернуться в постель.
– Доктор Уилсон прав, – прибавила Шила.
– Ты меня укутаешь, мама?
– Обязательно.
– Здорово. Я буду ждать. Спокойной ночи, доктор Уилсон, – и Пола удалилась готовиться к посещению Шилы.
– Прелестная девочка, – сказал Гэвин. – Вы уверены теперь, что вам будет хорошо одной?
– Да, – отвечала женщина.
Шила проводила его до двери. Гэвин остановился и посмотрел на нее.
– Мне бы очень хотелось поцеловать вас, но сейчас не время. Спокойной ночи, Шила. Надеюсь, вы не забудете, что я сказал. – Мужчина нежно коснулся ее щеки и вышел в ночную тьму.
Шила проследила, как он отъехал, и подумала:
«А что бы случилось, если бы он меня поцеловал?»
24
Боб проснулся под шум дождя. На первый взгляд, день был похож на зимний. И по ощущениям тоже. Когда Боб закрывал окно, наружный термометр показывал четырнадцать градусов. Зима в День независимости – 4 июля! Статистически, казалось бы, невозможно, но в Бостоне все возможно.
Проходя по коридору, он заглянул в комнату Джесси, где уложил вчера Жан-Клода. Мальчик еще мирно спал. События минувшего дня его явно утомили. О боже, думал Боб, глядя в его спокойное лицо. Что мне делать?
Когда Жан-Клод проснулся, они выпили кофе с булочками. И поскольку сильный дождь не переставал, Боб оставил планы осмотра достопримечательностей Лексингтона. Они поехали в Кембридж, где Боб припарковался у Массачусетского технологического института.
– Вот здесь я преподаю, – объявил он, когда они добрели по лужам до подъезда его корпуса.
По дороге к кабинету Боба их шаги гулко раздавались в коридоре.
Мужчина открыл дверь. Воздух в комнате был затхлый.
– Ты здесь занимаешься своей математикой?
– В некотором роде, – улыбнулся Боб.
– Можно мне сесть за твой стол?
– Конечно.
Мальчик сел в кресло Боба и стал на нем крутиться из стороны в сторону.
– Я – профессор Беквит, – произнес он переходящим из сопрано в баритон тоном. – Не хотели бы вы задать мне вопросы по статистике, сэр?
– Да, – отвечал Боб. – Каковы шансы прекращения дождя на сегодня?
– Мм-м, – Жан-Клод призадумался. – По этому вопросу вам придется зайти ко мне завтра. – Мальчик захихикал, наслаждаясь собственной шуткой и тем, что сидел в кресле своего отца.