— Я был там всего один раз. Много лет назад.
От следующего, хотя и явно неизбежного вопроса, у Роберта учащенно забилось сердце.
— Вы познакомились с моей мамой там или только в Бостоне?
Роберт колебался. Что-то в самом звуке глагола «познакомились» разбудило в нем глубокие чувства. Какой сюжет предпочесть — платоническая дружба в Штатах или случайное знакомство во время поездки во Францию?
— Да, только в Бостоне. Когда она жила в университетском общежитии. Мы познакомились у кого-то в гостях.
У мальчика просветлели глаза.
— Она вам нравилась?
Как на это ответить?
— Она была очень славная. — Единственное, что мог придумать Роберт.
— Она была очень хорошим доктором, — добавил мальчик. — Мы могли бы жить в Париже, но ей больше нравился юг.
— Я знаю, — сказал Роберт, и вдруг испугался, как бы эти два слова не прозвучали слишком откровенно.
— Мы иногда путешествовали — мама и я. На пасху мы ездили в Швейцарию, и она обещала, что в будущем году я начну учиться кататься на лыжах… — голос его замер.
Роберт не знал, что на это сказать.
— Ты можешь и теперь заняться лыжным спортом.
— Теперь мне расхотелось.
Жизнь продолжается — чуть не сказал Роберт, но вовремя остановился. Что за идиотизм говорить такие вещи одинокому ребенку.
Воцарилось молчание. Роберт выпил пиво. И ему очень хотелось достать еще одну банку, но он не мог оставить мальчика одного.
— Вы знали моего отца?
Роберт понимал, что рано или поздно это должно случиться, но все равно у него по спине забегали мурашки. Что мальчику вообще известно? Может быть, Николь или Луи…
— Вы его знали, Роберт?
Он все еще не мог решить, как ответить.
— А что твоя мама тебе о нем рассказывала? — спросил он, собираясь с силами в ожидании ответа.
— Что она его любила. Что они любили друг друга и решили родить меня. Но, конечно, он не мог остаться во Франции.
— М-м-м… она когда-нибудь говорила тебе, кто он?
— Нет. Но у меня на этот счет свои соображения.
— Какие?
— Я думаю, он был англичанин.
— Почему ты так решил?
— Потому что, если бы он был итальянец, мама велела бы мне учить итальянский язык. Чтобы я мог когда-нибудь с ним поговорить.
Следующая мысль привела Роберта в полное замешательство. В этот ранний утренний час его самоконтроль несколько ослаб. И он подумал: до чего же логично он рассуждает. Почти как я. А мальчик задумчиво продолжал: Я всегда надеялся, что когда я вырасту, мама, может быть…
— … расскажет тебе про него?
— Да. Но теперь она умерла.
Впервые после приезда мальчик ясно и не двусмысленно упомянул о смерти матери. И от собственных слов горько заплакал.
Молчаливые, удушливые всхлипывания сотрясали его маленькое тело. От боли за ребенка у Роберта сжалось сердце. Ему захотелось взять его на руки и прижать к себе.
В конце концов он так и сделал.
Мальчик тотчас отозвался. Он обвил шею Роберта руками и прильнул к нему.
— Мама, — прошептал он, не переставая плакать.
— Да, я знаю, — тихонько покачивая его, сказал Роберт. — Я знаю.
Они обнялись, и ни тот ни другой не хотели разжать объятия.
— Роберт? — На первой ступеньке лестницы стояла сонная Шейла.
Роберту показалось, будто на лице жены ясно отражается его измена. Он осторожно спустил мальчика на пол.
— Шейла… что с тобой?
От снотворного она была как бы в дурмане.
— Я проснулась и увидела, что тебя нет, — пробормотала она.
— Я не мог уснуть, спустился сюда, а тут сидит Жан-Клод.
— А-а, — хриплым голосом проговорила она.
— Теперь мы все ляжем спать, — быстро сказал Роберт.
— Хорошо, — безучастно отозвалась она. — Я просто немножко забеспокоилась, — и повернувшись, пошла наверх.
Роберт провожал ее взглядом, пока она не скрылась из виду. На мгновение он забыл про мальчика, пытаясь сосредоточиться на том, что может думать и чувствовать его жена.
И тут что-то коснулось его руки. Он посмотрел вниз.
— Роберт, — проговорил мальчик. — Я думаю, что теперь мне пора спать.
— Прекрасно. Прекрасная идея. — Роберт нагнулся, и мальчик еще раз его обнял. Но он был настолько не в ладу с собой, что не смог ответить ребенку.
— Шейла, милочка. Какой приятный сюрприз! Я думала, ты весь месяц безвыходно проторчишь на Кейп-Коде.
— Спасибо. Встреча с тобой — лучшее, что случилось в моей жизни за последнюю неделю.
— Недаром моя вторая натура — ублажать других.
Положим, не совсем так. Бывшая соседка Шейлы по Вассарскому общежитию теперь звалась Марго Фултон Эндрюс Бедфорд ван Ностранд. Сейчас она потягивала мартини во внутреннем дворике «Харвеста», нового ресторана позади кинотеатра «Брэтл», где у нее был постоянный столик на время ланча.
— Это для меня? — спросила Шейла, показывая на стоящий перед ней стакан томатного сока.
— Конечно, как всегда.
— Пожалуй, сегодня я добавила бы в него капельку спиртного.
— Хорошо, — сказала Марго, подзывая официанта Перри. — Пожалуйста, лишите этот сок невинности.
Он кивнул и направился за мерным стаканчиком для водки.
— Как Роберт и девочки?
— Прекрасно. Просили передать тебе привет. — По правде говоря, детям Шейла сказала, что у нее дела в издательстве, а мужа вообще не удостоила никакой информацией. — Как поживает Хэл?
— Хэл всегда Хэл, и никогда не изменится[16]. Потому я за него и вышла. Застраховала себя от всяких неожиданных сюрпризов.
— А как дела в галерее?
— Паршиво, — ухмыльнулась Марго. — Нет, шучу. Дела с каждым днем идут все лучше и лучше. Хэл вне себя от изумления. Он считал всю эту затею просто мимолетным капризом, а меня ни на что не годной легкомысленной красоткой. А теперь он говорит, что я смыслю в бизнесе больше, чем он сам. Ну да ладно. Каким ветром тебя занесло в Кембридж? Ведь у тебя же отпуск.
— Да, но я должна еще кое-что закончить в редакции. Слушай, может сделаем заказ, пока еще не собралась толпа?
— Золотко, ты же знаешь, что я всегда беру их фирменное блюдо. Избавляет от необходимости тратить драгоценное время на переговоры с Перри — который, как ты наверное заметила, слегка ко мне не равнодушен. Я тебе тоже заказала.
— Прекрасно, — отозвалась Шейла, отпив глоток «Кровавой Мэри».
— Девочки в порядке? — спросила Марго.
— Конечно.
— А Роберт?
— Конечно. Ты ведь уже спрашивала.
— Да, но осталась не удовлетворена ответом. У тебя озабоченный вид, Шейла.
В давние университетские времена Марго всегда разговаривала так, словно одновременно смотрела в зеркало. С годами она переориентировала свой немалый аналитический дар на окружающих. Нарциссизму, некогда определявшему весь образ жизни, она теперь предавалась лишь от случая к случаю. Шейла в большой степени способствовала этой эволюции. Ее пример вдохновил Марго на более внимательное отношение к другим людям.
— Да, брось ты, Шейла. Выкладывай. У тебя что-то не в порядке?
— Да.
— Что? Скажи мне.
Когда Шейла сняла солнцезащитные очки и закрыла лицо руками, Марго увидела, что она плачет.
— Что случилось? — предчувствуя недоброе, спросила она.
— У Роберта был роман. — Шейла произнесла эти слова очень спокойно, быстро и опустила голову.
— Господи, Шейла, да я ни за что не поверю. Роберт просто не такой человек. Он считает себя Адамом, а тебя Евой. Он на это не способен. Поверь мне, солнышко, я бы сразу это почувствовала. Нет, Роберт не мог это сделать.
— Но он это сделал, — еле слышно прошептала она.
— Перестань. Я читала недавно про этот синдром то ли в журнале «Современная психология», то ли в «Этапах жизни», точно не помню. Это распространенное явление в вашем возрасте.
— В нашем возрасте, — улыбнулась Шейла.
— Видишь ли, — задумалась Марго (она считала себя тридцатилетней и вознамеривалась продержаться в этом возрасте еще некоторое время), — женщины, приближающиеся к сорока, временами теряют уверенность в себе. Им начинает казаться…
— Ничего мне не кажется.
— Да ладно тебе!
Шейла подняла голову.
— Он мне сам сказал.
— О господи. — Марго смотрела на подругу и, непритворно потрясенная, добавила: — Это действительно ужасно.
— Да, — проговорила Шейла. Она надеялась услышать от Марго меньше эмоциональных восклицаний и больше спокойных слов утешения.
— Знаешь. Они иногда врут. Когда я рассказала Фредерику, что у меня роман с Хэлом, он тут же сообщил мне, что встречается с какой-то женщиной в Нью-Джерси. Он просто выдумал. Око за око. Только в отличие от его фиктивного мое было реальным. Можешь себе представить, в Нью-Джерси? — И поразмыслив, Марго добавила:
— Конечно, Роберт человек более зрелый, чем Фредерик. И прямой как стрела. Зачем ему было наносить тебе такую рану, если это неправда? Знаешь, он наверняка сказал правду.
— Вот именно.
— Но почему? Вы ведь всегда были так счастливы. — Марго глянула на осунувшееся лицо Шейлы.
— Медовый месяц кончился, Марго. — В словах Шейлы невольно прозвучали горькие нотки.
— Я просто потрясена, — сказала Марго, намекая на то, что эта новость окончательно развеяла последние остатки ее собственных иллюзий. — С кем же, черт возьми, он связался?
— Она была француженкой.
— Да, мне следовало это знать, — Марго от огорчения даже не обратила внимание на то, что Шейла употребила глагол в прошедшем времени. — Я, право, страшно расстроена, Шейла.
И тут Шейла открыла ей то, что больше всего ее терзало.
— У них был ребенок.
— Не может быть! Ты уверена.
— Абсолютно уверена.
— О господи, — Марго изо всех сил старалась сохранить спокойствие. — Но почему?
— Роберт уверяет, что он ничего не знал.
— И ты ему веришь?
— Да. Думаю, что да.
— А чем эта французская гадина оправдывает свое поведение?
— Не знаю. Она умерла.