— Взять твою сумку?
— Нет, благодарю вас, — сказал мальчик, еще крепче прижав к груди красную парусиновую торбу.
— Я запарковал машину у самого выхода, — сказал Роберт. — Уверен, что ничего не забыл?
— Да, сэр.
Они вышли на улицу. Яркий солнечный свет к концу дня слегка померк, но влажная бостонская жара все еще не спадала. Мальчик следовал на полшага позади.
— Как прошел полет?
— Очень длинный, но все было хорошо.
— А фильм тебе понравился?
— Я его не смотрел. Я читал книгу.
— Вот как, — отозвался Роберт. Они пошли к машине.
— Смотри, Жан-Клод, у меня «Пежо». Надеюсь, сразу почувствуешь себя, как дома.
Мальчик взглянул на него и еле заметно улыбнулся.
— Может, хочешь подремать на заднем сиденье?
— Нет, мистер Беквит. Я бы лучше в окно смотрел.
— Пожалуйста, отбрось формальности и зови меня просто Роберт.
— Я совсем не хочу спать, Роберт, — сказал мальчик.
Усевшись в машину, Роберт спросил:
— Сумеешь застегнуть этот ремень?
— Нет.
— Давай, я тебе помогу.
Нагнувшись к мальчику, Роберт взял ремень и, натягивая его, невольно коснулся ладонью его груди.
О Господи, подумал он. Он живой. Это мой настоящий живой сын.
Когда они через несколько минут въехали в Самнерский туннель, Жан-Клод уже крепко спал. Повернув на юг на 93-м шоссе, Роберт не стал перестраиваться в левый ряд. Дорога из аэропорта обычно занимала часа полтора, но он хотел как можно дольше смотреть на мальчика. Просто смотреть.
Тот свернулся в клубочек, прислонясь к дверце.
Он выглядит немножко испуганным, подумал Роберт. Вполне естественно. Ведь всего двадцать часов назад он проснулся спокойным солнечным утром в своем родном городке. Было ли ему страшно, когда он летел в Париж, где ему предстояла пересадка? Покидал ли он когда-нибудь юг Франции? (Кстати, вот безопасная тема для завтрашней беседы.)
Встретил ли его в Париже кто-нибудь из сотрудников авиакомпании, как было условлено? Роберта очень беспокоило, не случится ли чего с маленьким мальчиком, которому предстоит самостоятельно пересесть с одного самолета на другой. Знал ли он, что ему надо при этом говорить? Наверняка знал. В свои девять лет он производит впечатление вполне самостоятельного человека.
Девять лет. Почти целое десятилетие Роберт не имел ни малейшего понятия об его существовании. Но ведь и он до сих пор не знает, что на свете существую я. Интересно, что Николь сказала ему о его отце.
Он смотрел на спящего ребенка и думал: Ты один в чужой стране, на расстоянии пяти тысяч миль от родного дома, и ты не знаешь, что рядом сидит твой отец. Чтобы сказал ты, если б вдруг узнал об этом? Огорчился бы ты, что ничего обо мне не знал? Он снова поглядел на мальчика. А огорчился ли я, что ничего не знал о тебе?
Мальчик проснулся в ту минуту, когда они проезжали Плимут. Он увидел дорожный указатель.
— Это здесь находится та скала[8]? — спросил он.
— Да. Мы как-нибудь сюда съездим. Покажем тебе все достопримечательности.
Дальше появился канал Кейп-Код. И Сэндвич. Мальчик засмеялся.
— Тут есть место под названием Сэндвич?
— Да, — засмеялся в ответ Роберт. — Тут есть даже Ист-Сэндвич[9].
— Интересно, кто придумал такое смешное название?
— Наверное, кто-то, кому очень хотелось есть, — сказал Роберт, и мальчик снова засмеялся.
Отлично, лед сломан, подумал Роберт.
Через несколько минут возник еще один важный указатель.
— Наконец-то хоть одно разумное название, — лукаво улыбнувшись, заметил Жан-Клод.
— Орлеан, — подтвердил Роберт. — Здесь все наши Жанны Д’Арк щеголяют в бикини.
Новый указатель — до Уэллфлита 6 миль.
Роберт не хотел, чтобы эта поездка окончилась, но увы — через несколько коротких минут ей придет конец. Их ждут его жена и дети.
— Ты знаешь, что у меня есть дети, Жан-Клод?
— Да. Луи сказал, что у вас две дочки. И что ваша жена очень добрая.
— Да, он прав.
— Она тоже была знакома с моей мамой? — спросил мальчик.
Избави тебя бог задать этот вопрос Шейле, Жан-Клод.
— М-м-м… да… но очень мало.
— Значит, вы — более близкий друг.
— Точно, — ответил Роберт. И его вдруг осенило, что следует добавить: — Она мне очень нравилась.
— Да, — тихонько проговорил мальчик.
И тут показался угол Пилгрим-Спринг-Роуд. Не пройдет и минуты, как они будут дома.
5
Они воззрились на него с самыми разнообразными чувствами.
Шейла испытала внутренний трепет. Она думала, что подготовилась к этому. Но оказалось, что нет. Мальчик, стоявший посреди ее гостиной, — его ребенок. Сын ее мужа. Шок немного превзошел все ее ожидания. Ибо теперь она поняла: какая-то часть ее существа все время отказывалась признать правду. Но теперь деваться было некуда. Перед ней стояло доказательство ростом в четыре фута.
— Здравствуй, Жан-Клод. Добро пожаловать. — Это все, на что она была способна. Каждое слово далось ей с мучительным трудом. Заметил ли он, что она даже не улыбнулась?
— Спасибо, мадам, — отвечал он. — Я очень вам благодарен за приглашение.
— Привет, я Паула.
— Очень приятно, — улыбнулся он. — Я очень вам благодарен за приглашение.
Наконец, заговорила единственная аристократка.
— Жан-Клод, je suis Jessica. Avez-vous fait un bon voyage[10].
— Oui, mademoiselle. Votre francais est eblouissant[11].
— Что? — Джесси приготовилась к тому, чтобы говорить на французском языке, но отнюдь не к тому, чтобы его понимать.
А Роберт наблюдал за беседой младшего поколения и думал: господи ведь все эти трое мои дети.
— Он отлично говорит по-английски, а ты жутко говоришь по-французски.
— Паула! — огрызнулась Джесси и полным ненависти взором мысленно отправила сестру на гильотину.
— А по-французски тоже означает «очень жутко» или «очень хорошо», — дипломатично заметил Жан-Клод.
Джессика успокоилась. Предстоит замечательное европейское лето.
— Мадам?
Жан-Клод приблизился к Шейле. Порывшись в своей сумке, он вытащил оттуда комок… глины? С виду предмет напоминал тяжелый обрубок окаменевшей жевательной резинки. Мальчик протянул его Шейле.
— Что это такое? — заинтересовалась Паула.
Жан-Клод порылся в своем словаре, но не мог найти нужное слово. Он обернулся к Роберту.
— Как по-английски condrier?
— Пепельница, — ответил тот и вдруг вспомнил, что Николь курила. Вообще в Сете, кажется, курили все.
— Спасибо, — повторила Шейла. — Это… это ручная работа?
— Да, — сказал мальчик, — я сделал ее на уроке керамики.
— Я тоже занимаюсь керамикой, — сказала Паула, желая показать гостю, что между ними очень много общего.
— О, — сказал Жан-Клод.
А ведь он красавчик, подумала Паула.
Шейла взяла подарок. Он хотел сделать ей приятное. Это трогательно. Керамическая пепельница с подписью: Герен 16.6.78.
— Voules-vous doire quelque chose[12]? — спросила Джессика, готовая помчаться за коньяком, минеральной водой или любым другим напитком, который придет на ум французу.
— Non, merci, Джессика, je n’ai pas soif [13].
— Je comprends[14], — гордо объявила она. На этот раз она и впрямь поняла. Мадемуазель О’Шонесси может подавиться от злости.
— Как дела во Франции, Жан-Клод? — спросила Паула, стараясь вновь привлечь к себе внимание.
Роберт счел за лучшее прекратить разговоры.
— У нас будет достаточно времени, чтобы все обсудить, девочки. Жан-Клод наверное очень устал. Правда, Жан-Клод?
— Да, немножко, — признался мальчик.
— Твоя комната как раз напротив моей, — объявила Паула.
Джесси просто кипела от ярости. Если эта девчонка будет и дальше так нагло заигрывать с гостем, то она, Джессика, просто умрет от унижения. Что он может подумать?
— Я отнесу наверх его вещи, — сказал Роберт жене.
— Нет, давай я. — Она взяла зеленый чемодан (уж не принадлежал ли он ей?), сказала: — Сюда, Жан-Клод, — и пошла вверх по лестнице.
— Спокойной ночи, — застенчиво проговорил мальчик, повернулся и последовал за ней.
Как только они скрылись они из виду, Роберт подошел к бару.
— Симпатичный! — восторженно объявила Паула.
— А вы ходячее невежество, мадемуазель Беквит, — прошипела Джесси, — у вас нет ни малейшего понятия о том, как следует разговаривать с европейцами.
— Катись куда подальше, — отвечала ей Паула.
— Уймитесь, девочки, — сказал Роберт, успевший подкрепиться «Джонни Уокером». — Ведите себя в соответствии со своим возрастом.
Обиднее упоминание о возрасте для Джесси ничего на свете не было.
— Папа, если ты меня ненавидишь, имей по крайней мере смелость заявить об этом прямо, как подобает мужчине.
— Джесси, я тебя люблю. — Он обнял дочь, прижал ее к себе и поцеловал в лоб. — Ты просто замечательно говоришь по-французски, я понятия не имел, что ты сделала такие успехи.
— Ты правда так считаешь, папа?
Ну вот! Сразу заговорила, как двенадцатилетняя девчушка, жаждущая отцовского одобрения.
— Разумеется, — уверил ее Роберт.
— А он шикарно говорит по-английски, — сказала Паула. — Хотя ему всего девять лет.
— У него был частный учитель английского языка, — пояснил отец.
— Да ты что? Может, он знатного рода? — с надеждой в голосе спросила Джесси.
— Нет, — сказал Роберт. — Его мать была сельским врачом.
— А отец?
— Я точно не знаю, — уклончиво отозвался Роберт, — но, по-моему, он не принадлежал к аристократам.
— Он очень самостоятельный, — сказала Шейла.