Всё это длилось не больше нескольких секунд. И мне казалось, что я шла, как шла — мимо окна, не останавливаясь, повернула голову и стала невольным свидетелем этого мимолётного эпизода. И так оно и было… Но в то же время, эти несколько секунд открыли мне целый кусок жизни двух мужчин. Двух влюбленных друг в друга мужчин…
Я села в кресло — в большую мягкую подушку — и смотрела на огни города сквозь растр, образованный кронами пышных старых клёнов.
«Как красиво здесь в сентябре, в октябре, когда эти волшебные деревья прощаются с летом» — машинально подумала я.
Да, это отметил бодрствующий ум. Чувства же мои никак не могли вернуться в состояние равновесия. Перед глазами стояло лицо Сергея, его рука, скользящая по спине Германа, сжимающая предплечье, короткий поцелуй…
Мне помог звук дверного звонка — это была имитация гонга. Раздались возгласы приветствия, и я поняла, что прибыли очередные гости.
Я наблюдала из двери лоджии как пожилые, очень энергичные мужчина и женщина здороваются со всеми присутствующими — накоротке, очень тепло. Вероятно, это родители Германа. И вероятно, в этой немаленькой компании все очень близки друг другу.
Последними мать обняла сына и стоящего рядом Сергея. Она поцеловала обоих и сказала:
— С днём рождения! — Сказала так, словно это был их общий день рождения.
Андрей подвёл меня к родителям, мы пожали друг другу руки.
— Так это та самая легендарная Марина Андреевна? — Мать улыбалась.
— Из меня успели сделать легенду? — Я тоже улыбнулась.
— Я уже через две недели после вашего появления слышала о вас как об ангеле, посланном небесами, — ответила мать.
Церемонии в этом доме довольно быстро переходили в непринуждённое общение, и все оживились, готовясь дарить подарки имениннику.
— Дарите быстрей, утка поспела! — Засмеялся именинник.
Потом были подарки, на каждый из которых Герман реагировал искренне и так эмоционально, что возникало чувство, будто именно этого он ждал всю свою жизнь. Его реакция не казалась ни наигранной любезностью, ни аффектацией. Для меня открылась ещё одна сторона его натуры: детская непосредственность в умении радоваться всему происходящему.
Когда дошло дело до свёртка с моим подарком, именинник замер, едва надорвав бумажную упаковку, и посмотрел на меня с удивлением и благодарностью. Его глаза просто сияли. Скорей всего, Герман знал эту вещь.
— Марина… — только и сказал он.
Мне стало неловко оттого, что заслуга-то не моя, я лишь заплатила за подарок.
— Это не я, это Андрей… — Смутилась я, когда Герман обнял меня.
— Андрею тоже перепадёт! — Улыбнулся он, освободил подарок от упаковки, раскрыл саквояж, поцокал языком, ещё раз глянул на меня благодарно и жестом пригласил всех присутствующих заглянуть внутрь.
— Андрей, — я подошла к Андрею, — мне ужасно неловко… И я вам очень благодарна.
Потом была фантастическая утка — точнее, две — в вине, с черносливом и какими-то неведомыми мне травами, аромат которых оттенял тонкий вкус вина, пропитавшего мясо. И, конечно, дружеские тосты — искренние, тёплые.
Оказалось, Герману исполнилось сорок два, а я думала, что он никак не старше Сергея и Андрея. Почему так бурно праздновалась эта вовсе не круглая дата, Сергей объяснил в своём поздравлении: закончился очередной семилетний цикл, наступал новый. Ну да, каждый волен измерять свою жизнь любыми, нравящимися ему отрезками — кто-то пятилетками, кто-то десятилетиями, а кто-то вот так…
Не могу сказать, что я испытывала неприкаянность в этой шумной компании. И всё же, мне показалось, что мои мужчины ревностно следят за тем, чтобы я не скучала и не была обделена вниманием. Гости тоже не обходили меня стороной. Уж не знаю: на самом ли деле обо мне здесь знали, или только проявляли такт по отношению к новичку.
Часам к одиннадцати некоторые стали прощаться. Первыми ушли родители Германа, и я снова стала свидетелем удивительно тёплого их отношения к сыну и его возлюбленному. От Андрея я узнала, что мать Германа — весьма успешный художник, она сотрудничает с европейскими галереями, и на родине известна лишь в кругах специалистов, а отец — театральный режиссёр. Я, конечно, вспомнила, что не раз слышала его имя в местных культурных новостях, но не будучи театралкой, не имела представления о его творческом лице. Теперь можно бы и поближе узнать этого человека. И я решила инициировать поход в театр на какую-нибудь пьесу Романа Валентиновича в самое ближайшее время.
Мама Алисы, прощаясь, сказала, что очень рада была увидеть меня в этой замечательной компании, и что в следующую субботу у дочери день рождения, и Егор приглашён.
Нас осталось восемь человек: хозяева, Родион с женой Тамарой, Глеб с Анной и мы с Андреем.
Сергей и Герман убирали всё лишнее со столов, и я решила помочь им.
Чья-то ладонь коснулась моего плеча, когда я расставляла тарелки в посудомоечной машине. Я обернулась. Это был Сергей. Он что-то говорил мне, но сказанное им доходило, словно сквозь вату и с огромным запозданием. Все мои органы чувств враз отключились. Кроме одного — осязания на участке кожи левого плеча размером с ладонь взрослого мужчины… Размером с ладонь Сергея Егоровича.
— Здесь есть, кому заняться уборкой, — наконец, услышала я. — Оставьте.
Я опустила глаза. Мне стало неловко. Не так оттого, что меня застали за недостойным, по мнению хозяина квартиры, занятием, как оттого, что я не могла скрыть своего смятения и волнения.
— Мне же не трудно… — пролопотала я.
— Если так уж хотите помочь, возьмите вот это. — И Сергей достал из морозильника торт.
Он поставил тарелку с тортом на приготовленный поднос со льдом и вручил мне это сооружение.
К торту из мороженного предлагались чай и кофе разных сортов — на выбор. С крепкими напитками здесь, как я поняла, разбирался каждый сам. Для желающих Сергей готовил коктейли — похоже, это тоже было в традициях дома.
Я попросила смешать для меня что-нибудь на его вкус.
Сергей прищурился, поглядел внимательно — как смотрит парикмахер, оценивающий клиента и подыскивающий наиболее подходящий ему вариант причёски. Потянулся за шейкером, но рука застыла в воздухе. Он улыбнулся, поднялся с кресла, сходил в кухню и вернулся с пакетом сливок и маленькой бутылочкой коричневого стекла.
Меня привлёк разговор Анны с Тамарой.
— Я прошла это на собственном опыте, Анечка! — Говорила Тамара очень эмоционально, прижав руку к груди.
Надо сказать, Тамара была очень интересной дамой. Во всех отношениях: одежда, манеры, речь. Искусствовед, специализируется на современной живописи, сотрудничает с матерью Германа и Родиона — так мне представил её Андрей.
Тамара глянула на меня.
— Вот Вы, Марина, скажите как педагог и как психолог: права я или нет? Ребёнка нужно любить, а не воспитывать, правда?
— А вы против? — Я обратилась к Анне.
— Нет, конечно, я не против любви! Но как вложить в него какие-то базовые истины?…
— Собственным примером! — Вмешался с улыбкой Глеб. — Я тебе уже говорил. И только не называй это базовыми истинами, ради бога…
— А если ребёнок не хочет брать пример? — Анна говорила горячо.
— Пример! — Я улыбнулась: — Приведите пример.
— Вот, свеженький. Вчера наша четырёхлетняя дочь принялась избивать бабушку. Сначала она шлёпнула её ладошкой по коленке. Бабушка засмеялась и сказала: «так нельзя обращаться с людьми, мой ангел!» Тогда ангел принёс из кухни маленькую метёлочку… знаете, такие метёлочки для сметания крошек со стола, похожие на веник… и давай дубасить маму… то есть, свою бабушку. Я, конечно, вмешалась. Но пока я сумела подойти к ним и утихомирить разбушевавшуюся стихию, она стояла и колотила этим веником по маме. Разумеется, я отшлёпала хулиганку этим же веником и поставила в угол. Я не права?
— Думаю, правы. Но главный вопрос: в чём была суть конфликта, и как вела себя бабушка, пока внучка лупила по ней веником?
— Бабушка заливалась смехом. А конфликт возник по тривиальной причине: скоро обед, и я не дам тебе конфету.
— Я выскажу лишь своё мнение, хорошо?… — Я посмотрела на Анну. — Только не примите это как истину в последней инстанции!
Я заметила, что общество притихло, мужчины внимательно слушали нашу беседу, а мой коктейль стоял готовый в стакане, обёрнутом салфеткой.
Мы сидели парами на диванах, а Сергей и Герман — на придвинутых вплотную креслах. Рука Сергея лежала за спиной Германа, а тот положил свою на подлокотник его кресла. Они заметно выделялись среди присутствующих своим загаром — закатанные рукава, приспущенные галстуки, распахнутые воротники сорочек. Два удивительно красивых — и духом, и телом — мужчины. Сколько же женщин, должно быть, сходили с ума по одному и по другому! Впрочем, я была из их числа…
— Я думаю, — сказала я, — бабушке следовало прекратить избиение и внятно продолжить объяснение, что так нельзя обращаться с людьми. Своим смехом бабушка сбивала внучку с толку: то ли ей весело, то ли она издевается. В любом случае у ребёнка был мотив продолжить экзекуцию. А во-вторых, я подозреваю, что причина не в конфете.
— Ну, не знаю… — Анна задумалась. — Началось именно с этого… Мама сказала, что перед обедом вредно есть конфеты. А Полина вдруг взвилась и выдала вот такую тираду: «Откуда вы все знаете, что мне вредно, а что полезно? Я лучше вас знаю! Ведь это же я хочу, а не вы!»
— Вот! — Вмешалась Тамара. — Вот корень всех зол! Вот этим нас и разрушали! Это то, о чём я хотела тебе сказать! — Она говорила, обращаясь то к Анне, то ко мне. — Марина, простите, я вас перебиваю… Можно я всё же выскажусь, а вы решите, права я или нет.
— Конечно, — сказала я. — Только решать, правы вы или нет, я не буду. Я смогу лишь согласиться или не согласиться.
Горячий категоричный монолог Тамары сводился к тому, что все мы… ну, хорошо, не все, — оговорилась она — подавляющее большинство людей живут не своей жизнью. Подавляющее большинство не являются личностями — целостными, гармоничными личностями. Потому что с самого детства, с рождения, начинается разрушение задатков этой самой личности…