Я смотрела на яркую картинку и снова ощущала какую-то беспричинную неловкость, словно мне следовало ответить на призыв, которого не прозвучало, но который отчётливо улавливался мною в вибрациях атмосферы. Или это просто аура спальни так на меня действует?…
В голове мелькнуло, что если бы Андрей сейчас проявил инициативу, я бы не сопротивлялась. Я была возбуждена. С того момента, когда, прохаживаясь по лоджии, случайно заглянула в окно кухни… Да нет, надо быть честной — это состояние не покидало меня уже два с лишним месяца.
Не могу сказать, что моя странная любовь — любовь, любовь, я уверена, хоть и называю её наваждением и безумием — не могу сказать, что она затмила мне белый свет. Это чувство могло затаиться на самом дне меня, свернувшись кротким ручным зверьком, и согревало своим тихим присутствием. Но в те редкие моменты, когда я бывала свободна от забот и мыслей о Егоре, оно вдруг восставало неистребимой гидрой, и сладу не было с ней — моё сердце начинало биться неровно, в голову лезли фантазии, а ещё живое — вопреки моим дурацким обетам — и жаждущее тело изнывало в неприкосновенности…
Мне казалось, я хотела сейчас, чтобы Андрей повёл партию, чтобы он проявил настойчивость, может даже непреклонность в случае моего сомнения или сопротивления — словно уповала на то, что таким образом смогу избавиться от того, другого…
Но Андрей не проявил, не повёл.
— Вот он, наш домик, — сказал он.
Домик, на который показал Андрей — да и остальные вокруг — был в традициях местности: белые стены, расчерченные тёмными фахверками, крыша с высоким коньком — под стать остроконечным вершинам гор — и с треугольными окнами на крутом черепичном склоне.
Моё богатое воображение живо нарисовало картины романтичных холлов со шкурами диких животных на полу возле камина, уютных комнат с плетёными белыми занавесками и яркой геранью на окнах, с высокими коваными спинками кроватей, облако-подобными перинами и подушками, толстенными стёгаными одеялами, до бумажного хруста накрахмаленным полотняным бельём, отороченным и прошитым кружевом. Ещё свечи и глинтвейн в глиняных стаканах под треск огня в очаге и вой вьюги, шныряющей по ночной лощине…
Только без любимого всё это пресно и блёкло и не более привлекательно, чем холодный осенний дождь под облетевшим кустом. А без любимого и будет…
Чуть позже Андрей предложил мне место в своей огромной постели, а сам отправился на диван в гостиную.
Пристроившись в прохладных шёлковых простынях, я подумала, что предпочла бы им сейчас горячую влажную живую кожу мужчины…
Что удержало Андрея — ведь я уже не в первый раз ловила его недвусмысленные сигналы… И сегодня тоже. Может, он ждал ответных? Или встречных… Но он не казался неуверенным в себе мужчиной, отнюдь. И у сомнений в его чувствах ко мне — как минимум в его симпатии и влечении — не было шансов. Почему тогда?… Более удобный случай трудно придумать: ведь в доме, под крышей которого мы с ним обитали, мы всё же были не одни…
Ответа не появлялось, гипотез тоже.
Почему я не проявляю инициативу — понятно. Мне нужен другой. А другому не нужна я. Такая вот классика жанра…
Что заставляет одного человека желать другого — этого, и никакого иного?… Почему нужен именно этот абрис, этот голос, эта походка?… Именно эти и никакие другие глаза, губы, руки?…
26.11.2005. Суббота.
Закончила историю Анны и Глеба. Название пришло ещё до того, как я взяла чистый лист… то есть, открыла новый файл — «Голос ангела». Отослала Элке.
Завтра мой влюблённый парень отправляется на день рождения к Алисе.
Долго думали, что же ей подарить. К моей радости Егор не хотел покупать что-то крутое — как он сказал. Он хотел придумать что-нибудь особенное. Я, честно говоря, сама голову сломала…
И вот вчера после занятий Егор попросился поехать в «самый большой» книжный магазин. В отделе художественных альбомов, от богатства выбора кружилась голова. Казалось бы, я давно должна была привыкнуть к тому, что жизнь резко изменилась, но в памяти всплывали времена моей юности и убогие репродукции с жуткого качества советской цветной печатью, чуть более приемлемые болгарские или чехословацкие издания, которые за счастье почиталось купить или достать, и несколько фолиантов, изданных то ли в Финляндии, то ли в ФРГ, которые показывала нам Таня, как святыню и драгоценность — их привозила ей двоюродная бабка-писательница из заграничных поездок…
Мы нашли два альбома Врубеля — что и искали: Егор сказал мне, что это любимый художник Алисы. Ну конечно — какая девочка не была влюблена в его Демона и не мечтала быть похожей на Царевну-Лебедь!.. Я имею в виду, конечно же, девочек, знающих и этого трагично-романтичного художника, и его мерцающе-витражную живопись, и персонажей его картин. А много ли сейчас таких?…
Вопрос о цене не стоял, хотелось выбрать наиболее полный альбом, с наилучшим качеством бумаги и печати — и мы выбрали тот, где помимо полотен художника были даны фрагменты его работ.
— Ведь Алиса серьёзно учится рисовать, это поможет ей правильно наносить мазки! — Этот аргумент Егора я не стала оспаривать, не стала объяснять, что каждый художник сам вырабатывает свой стиль — в конце концов, и подражательство нужно пройти для более верного поиска.
Мы стояли в очереди в отдел оформления подарков.
— Я думаю, Алисе понравится!.. Алиса так любит… Алиса… У Алисы… — Егор был возбуждён и находкой, и предстоящей встречей, и надеждой на то, что сумел угодить и Алиса будет рада.
Он сам выбрал цвет упаковки — пастельно-голубая бумага и ярко-синий металлик банта. Я не стала скрывать восхищения и высказала его Егору.
— Ну да, — скромно ответил он, — я же к её любимой картине подбирал.
Здесь же мы купили большой и надёжный подарочный пакет — покупка весила весьма прилично. Цветы решили выбрать завтра, по дороге в гости.
Вечером приехал Сергей и с загадочным выражением лица вручил мне плоскую коробку. Довольно тяжёлую. Первая мысль, мелькнувшая в голове, была: что за книжищу он мне привёз?
— Это вам, и не сопротивляйтесь!
Когда я открыла коробку и увидела содержимое, я, конечно, поняла смысл его реплики. Сопротивляться при всём желании было уже некому: Сергей ушёл к себе.
Пришлось достать стильную штуковину, каких я ещё не видывала. То есть, разумеется, я и видела, и трогала, и даже в последнее время пару раз примерялась к портативному компьютеру, но лэптопов с цветными корпусами ещё не встречала.
Это чудо было обтекаемой формы, с блестящей крышкой цвета электрик-металлик. Внутри — сдержанный серый…
Я не заметила, как подошёл Сергей.
— Ну как? — Он коснулся моего плеча и задержал на нём ладонь.
Я, не отдавая себе отчёта, повернулась к нему и обняла за шею.
— Ну и отлично! — Он засмеялся и прижал меня к себе. — Я думал, вы…
— Сергей… — Я отстранилась и смотрела ему в глаза. — Вы не знаете, что делаете… — Что-то заставило меня замолчать. Наверно, я пришла в себя.
Я опустила руки и отвернулась к подарку.
— Я надеюсь, это в счёт моей зарплаты? — Ну что я ещё могла придумать…
Сергей мудро проигнорировал мою глупость и, подойдя к бару, спросил:
— Вам какого вина? Нужно обмыть для порядка.
— Сначала ответьте на мой вопрос.
Он замер и, не поворачиваясь ко мне, сказал:
— Марина… о какой зарплате вы говорите?… — Голос его изменился. — Я давно никак не могу подобраться к этой теме… спасибо, вы дали мне повод… — Сергей повернулся ко мне. — Я не хочу платить вам зарплату… я хочу, чтобы вы просто брали деньги… столько, сколько вам нужно… на всё, что угодно… на всё, что захотите… У меня их много, мне столько не нужно… я раздаю их всем, кому удаётся давать без вреда для них… Если хотите знать, я даже завёл карточку на ваше имя… вот только вручить не решился… жду повода, как последний дурак.
Я села на стул и закрыла лицо. Хотелось заплакать.
— Марина… милая… — Сергей сел за стол напротив. — Разве вы не понимаете, что уже давно… что мы уже давно семья… Я не мог бы платить зарплату матери моего сына, это же смешно… Вы понимаете?…
Меня пробило.
— Сергей, — я посмотрела на него, — вы ведь знаете, что я… что я вас…
В гостиную на всех парах влетел Егор. Иногда это бывает очень кстати, подумала я чуть позже.
— Марина!.. Пойдёмте!.. — И тут же увидел лежащий на чёрном дереве стола перламутрово-синий шедевр. — Ух ты! Вот это штука!..
Сергей, замерший было напротив меня и ждавший продолжения моего сбивчивого монолога, поднялся и отошёл к бару. Он поставил бокал для коньяка на место, взял стакан и налил в него виски. Мне показал бутылку с белым вином и сделал вопросительную мину. Я кивнула машинально.
Парень с восхищением водил пальцами по шуршащим клавишам.
— Можно? — Он посмотрел на отца и коснулся включающей кнопки.
— Спрашивай у хозяйки, — улыбнулся тот.
— Это вам?… Вот это да!
Я приходила понемногу в себя.
Егор исследовал содержимое ноутбука.
— Игрушки солидные… Класс! — Он глянул на меня, словно ожидая ответного восторга по этому поводу.
Я улыбнулась:
— Ты же знаешь, я не играю в игрушки.
— Ну вы же возьмёте его с собой, я буду играть! Ну, иногда… когда вы разрешите…
— Куда это я его возьму? — Я не поняла.
— Ну, на дачу!
Да, конечно! Теперь у меня будет возможность писать не только за письменным столом в собственной комнате. И правда — здорово!
— А мой компьютер можно отдать в школу, — сказала я.
— Хорошая идея. Андрюша поможет очистить его и перегрузить в новый весь ваш багаж.
— А знаешь, что Марине ещё бы подошло? — Глаза Егора горели. — Есть такая машинка, вот такого же цвета… синяя, перламутровая… «жук» называется. У Арсеньки Концедайлова мама на таком же ездит! Па, нуты видел!
Сергей захохотал:
— Классная идея, малыш! Просто классная! Марина, после Нового года отправляем вас на курсы вождения! А я делаю заказ на жука! Вам нравится этот цвет?…