В этот вечер они действительно ограничились чашечкой кофе. И одним поцелуем при прощании. Норт ни на чем не настаивал, Лана ничего не предлагала. Так оно и продолжалось. Норт видел, что Лана не влюблена и рассматривает их брак скорее как некое семейное предприятие двух партнеров, а не как союз любящих сердец, и ему это нравилось. Они бесконечно обговаривали все нюансы будущего совместного существования, и, наконец, Норт решился заговорить о сексе. Он признался, что воспринимает это занятие лишь как способ зачать ребенка. Лану такой подход к делу вполне устраивал, так что они решили подождать до свадьбы. А пока оба сдавали многочисленные анализы и проверялись на предмет генетического здоровья и возможности зачатия. Но потом все же решили попробовать. Норт признал справедливость опасений Ланы: а вдруг они не подходят друг другу физически?
Эвальд немного нервничал, потому что его сексуальный опыт ограничивался только Кристиной, которая сама проявляла инициативу, и неумелой Алисой, а попытка близости с Верой закончилась конфузом. Вера отнеслась к его фиаско с сочувствием, но Норт не мог не думать, что это и было главной причиной, по которой Вера так легко от него отказалась. Потом он открыл для себя девушек по вызову и секс по телефону. Но с Ланой все получилось на удивление хорошо. Она не была навязчивой, но откликалась на его действия, а в один щекотливый момент даже деликатно помогла, так что Норт окончательно убедился в правильности сделанного выбора. Потом Лана решила познакомить Норта со своей лучшей подругой. Тут-то все и рухнуло. А ведь он даже не вздрогнул, когда Лана сказала:
– Знаешь, она полная моя противоположность.
– Что, маленькая толстенькая брюнетка?
– Увидишь.
Лучшая подруга Ланы со странным именем Юка, действительно, оказалась маленькой брюнеткой, но вовсе не толстенькой, а очень даже стройной и сексапильной. Она была вызывающе одета, в ресторан приехала на совершенно неимоверном спортивном автомобиле цвета баклажана, а ее темные волосы были разбавлены такими же фиолетовыми прядями. Татуировки на руках и шее, рваные джинсы, раскованные манеры. Да, лучшая подруга действительно оказалась полной противоположностью Ланы.
К тому же она напомнила Эвальду Ингу: сходство было не в чертах лица или фигуры, нет! Уверенность в себе, непринужденность, решительность, независимость, живая насмешливость – все это вызвало в памяти Эвальда образ матери, с которой он не виделся вот уже пять лет. К тому же Юка была умна и проницательна. Встретившись с ней невзначай взглядом, Эвальд похолодел: ему показалось, что Юка видит его насквозь. И видит не только респектабельного и правильного Эвальда – Максвелл, благополучно спавший все это время, вздрогнул и потянул носом, принюхиваясь: «О, добыча!» Норт осторожно расспросил Лану о подруге, и услышанное его взволновало, а Максвелл возликовал: «Так это не добыча! Это противник!»
Эвальд пытался сопротивляться, но тщетно. Точно так же, как когда-то Нина, Юка превратилась в навязчивую идею. Он провел несколько мучительных недель, старательно пытаясь загнать Максвелла обратно: Норт был доволен своим нынешним положением и не хотел рисковать. Не хотел он и потерять Лану, к которой незаметно для себя привязался. Будущая семейная жизнь представлялась ему примерно такой, какая была у Вениамина Максимилиановича с Этель Леонардовной, только лучше, а ребенок (Эвальд был уверен, что получится мальчик) – кем-то вроде него самого. Норт заранее любил этого мальчика и надеялся устроить для него детство, гораздо более счастливое, чем его собственное: с плюшевыми медведями и зайцами, с веселыми книжками и яркими картинками на стенах, с теплыми объятиями и задушевными разговорами на диване. Никакой овсяной каши, никакого английского по пятницам – только если Людик сам захочет. Да, Людгард – так он решил назвать сына. Жадно рвущийся наружу демон грозил разрушить эти радужные мечты.
Но постепенно отрава проникала в кровь, и Норт стал ловить себя на мысли: а почему бы и нет? Если в прошлый раз все обошлось, почему не обойдется сейчас? Он отгонял эти мысли, но они упорно возвращались. И вот однажды утром Норт увидел Синюю Бегунью, как он ее называл. Эта худощавая черноволосая девушка в синем спортивном костюме по утрам обгоняла Эвальда всегда в одно и то же время, так что по ней можно было сверять часы, но только сегодня он заметил, как она похожа на Юку.
Девушка запоздала: Норт уже стоял на открытой платформе метро, а она только подбегала к автобусной остановке. Ни о чем не думая, Норт повернулся, спустился в подземный переход, свернул налево и вышел в парк. Утро было промозглое, и в парке не гуляли даже обычные собачники. Шел Норт быстро, и девушка догнала его только у перекрестка тропинок. Норт оглянулся: на станции как раз стоял поезд, значит, с платформы их не видно. И когда девушка поравнялась с Нортом, он сильно толкнул ее в сторону кустов. Девушка упала, Норт тут же ударил ее шокером, а потом задушил, стянув с головы ее же бандану. Все заняло от силы две минуты.
Норт вернулся на тропинку, огляделся – никого, подобрал портфель, который бросил на дорожке, и быстрым шагом направился вперед. Он сделал круг и выбрался на 17-ю Парковую, потом прошел вдоль линии метро к Измайловской, сел в поезд и поехал на работу. Он немного опоздал, но этого никто не заметил. Свидетельством происшедшего были только грязные ботинки и слегка намокшие от влажных кустов брюки, которые, впрочем, скоро высохли. А ботинки Норт почистил в туалете – у него всегда были с собой специальная тряпочка и губка, пропитанная кремом. День прошел, как обычно, вечер Эвальд провел дома, слушая записи Оскара Бентона – на него всегда хорошо действовал сильный и страстный голос певца. Потом немного почитал и заснул сном младенца.
Проснулся он в четыре утра с ясным осознанием сделанного, и его охватил такой ледяной ужас, что даже долгое пребывание под горячим душем не смогло согреть и избавить от озноба. Он понимал, что сорвался, и пути назад нет. Все было напрасно, все: и старательно налаженная карьера, и прекрасно устроенный дом, и мечты о маленьком Людике, и Лана. С ней было так приятно, так удобно. Она не лезла в душу, поддерживала его при необходимости, всегда была на его стороне. Норт ценил одиночество – вернее, любил уединение, но такое, из которого можно выйти в теплый уют кухни, где нежно звенят ложечки о тончайший фарфор чашек, где весело сияет серебряным блеском сахарница, а в хрустальной вазочке благоухает вишневое варенье, сваренное по особенному – королевскому! – рецепту. Где ласковые руки Ланы наливают ему крепко заваренный чай, а улыбающаяся мордочка его сына перемазана кремом от пирожного. Ничего этого теперь не будет. Никогда.
Что ж, значит, он должен пройти свой путь до конца. Рука об руку с Максвеллом. И, в конце концов, Синяя Бегунья сама виновата: не надо было опаздывать на пробежку и попадаться ему на глаза. А теперь придется завершить начатое. Теперь Норт видел окружающий мир смутно: где-то там, в сумраке, копошились люди, похожие на тени, а в свете прожектора были только он и Юка, лишь изредка взгляд Максвелла выхватывал из царства теней очередную миниатюрную брюнетку. Но лучшую подругу Ланы Максвелл решил пока не трогать. Гораздо веселей поиграть с ней, заставить понервничать, поломать голову. А потом будет видно. Норт воспользовался случаем и проник в квартиру Юки. О, это был кайф: свободно расхаживать по ее миру, трогать вещи, представлять ее реакцию на подброшенные чулки…
И как нарочно в этот же вечер ему встретилась копия Юки, только пряди в волосах были синими. Подцепить ее не составило никакого труда: Максвелл умел быть обаятельным. Красотка легко села к нему в машину и так же легко рассталась с жизнью. На этот раз никаких переживаний и страданий не последовало – Эвальд возвращался домой, напевая про себя: «Our honeymoon is over» любимого Оскара Бентона.
Третья девушка меньше всего напоминала Юку, но Максвеллу не терпелось. Он не знал, что Юка перекрасила волосы в почти такой же цвет, что у жертвы, поэтому и оставил на теле игрушку, указывающую на ее кошек, чтобы полиция понимала, с кем имеет дело.
Эвальд надеялся, что теперь Максвелл успокоится – в прошлый раз ему хватило трех жертв. Трех с половиной, если считать Нину. На некоторое время, действительно, наступило затишье, но Максвелл не спал, только затаился. Норт существовал на автомате и порой даже не вспоминал о Лане. А когда вспоминал, то морщился – она явно была лишней, мешала, отвлекала. Тянула обратно в реальность. В нормальность. Увидев ее случайно в офисе, Норт растерялся: Лана, улыбаясь, подходила к нему по длинному коридору, и свет, падающий из окон, окружал всю ее стройную фигурку сияющим ореолом, отделяя от Норта несокрушимой стеной. Согласившись на расставание, Эвальд испытал облегчение, смешанное с тоской, а Максвелл возликовал: «Ура, мы свободны!» На прощанье Лана поцеловала Эвальда в щеку и ушла дальше по коридору, а он смотрел вслед, пока ее образ окончательно не растворился в золотой пыли.
Норт понимал, что это конец. Теперь он совсем беззащитен перед Максвеллом. Но потом Эвальд вспомнил про вещи, оставшиеся в квартире Ланы. Он не стал додумывать эту мысль, стараясь скрыть от Максвелла свою сумасшедшую надежду: он приедет к Лане – и она его спасет! Как, каким образом – он не знал. Но понимал: это его последний шанс. Всю дорогу Эвальд настраивался на разговор с Ланой. На что он надеялся, чего ожидал? Но уж точно не того, что дверь ему откроет Юка. Норт так растерялся, что послушно прошел за ней в комнату и сел на диван. Юка внимательно на него смотрела, а Норт с изумлением разглядывал ее, потом спросил:
– Почему ты так одета?!
Юка хорошо подготовилась к этой встрече, надев короткую юбку, топ с низким вырезом и ажурные чулки со стразами, очень похожие на те, что она нашла в своем комоде. Волосы, вновь приобретшие черный цвет, она пышно начесала – в стиле 90-х годов. Юка хорошо изучила все фотографии Инги, которые им удалось раздобыть, и постаралась добиться наибольшего сходства с помощью макияжа.