культурный контекст очень важен для понимания мужского сексуального поведения , поскольку в некотором смысле оно выражает то, что присутствует в социальной среде. В настоящее время наша психика сильно заражена идеями доминирования, состязательности и власти.
Когда Кейси пришел на следующий сеанс, я сразу поняла — что-то случилось. Он начал рассказывать еще до того, как мы дошли до кабинета, и его манера речи на этот раз в корне отличалась от манеры контролирующего себя, разумного, склонного к самоосуждению мужчины, с которым я была знакома.
Как будто открылась какая-то заслонка, как будто Кейси решил нажать на кнопку «да и черт с ним» и освободиться, сбросить мертвую кожу стеснительности и обнажить жизнерадостный, яркий дух.
— Я все понял, — сказал он возбужденно. Голос Кейси был тверд, глаза широко раскрыты, походка уверенна. — Я этим утром шел по Вашингтон-сквер и увидел женщину. Я обратил внимание на ее тело — так же как заметил бы любую привлекательную женщину, проходящую мимо. Но я развернулся и последовал за ней. Это был импульсивный поступок, я вообще-то никогда так не делаю. Но я пошел за ней и не мог отвести глаз от формы ее зада, пока она шла передо мной.
— Что вы чувствовали?
— Жар внутри. Я чувствовал себя как зверь в охоте, мне хотелось просто прыгнуть на нее и трахнуть… — И тут внезапно снова появился знакомый мне Кейси: — Это звучит оскорбительно?
— Я ценю вашу честность. Вы становитесь настоящим, это уже шаг вперед! — Я говорила под воздействием его страсти, которая гуляла по комнате как электрический ток; я даже сама немного возбудилась.
— Я просто хотел позволить себе чувствовать так, как если бы не подвергал свои чувства цензуре.
— И что же вы поняли?
— У меня было такое ощущение, будто я мог бы сожрать эту женщину. Я хотел быть насильником, проникнуть в нее. Я мог бы прижать ее к дереву и вгрызться прямо в ее плоть. Думаю, это не злоба — просто такое первобытное чувство. Я чувствовал себя немного виноватым, но я так устал от этой мягкой и медленной рутины! Я голоден. Я хочу трахаться! — объявил он, и голос его был похож на низкий рык.
Меня чуть встревожила сила его чувств. Я поерзала на стуле, сдерживая себя, села прямее, облокотившись на подлокотник, и внезапно осознала изгибы собственного тела, поймав взгляд Кейси, скользнувший по моему боку, когда я прогнулась в талии. Позже я задумалась о том, не демонстрировала ли я себя бессознательно, реагируя на Кейси где-то в глубине своей собственной первобытной природы.
— Виноватым? В чем? — спросила я, заново сосредоточивая нас обоих.
— Я думал, что весь смысл нашей работы в том, чтобы я отыскал свою более мягкую сторону, чтобы лучше сочетаться с Эми. По-моему, вы этого хотели.
— Нет. Я хотела, чтобы вы нашли истинного себя. Агрессивные импульсы не плохи, Кейси. Они отражают вашу страсть.
— Я чувствовал так: вот чего я хочу, вот кто я такой!
— Давайте порадуемся человечности этого импульса. Вот что такое витальность! Но возникает следующий вопрос: «Можете ли вы направить ее на Эми?»
— В нормальных обстоятельствах — нет. Но… думаю, я готов попробовать.
Хотя изначально Кейси соблазнился именно романтизмом Эми, ему наскучило то, что он воспринимал ее ограниченность в занятиях любовью. Да и занятия любовью ему наскучили. Кейси хотелось трахаться .
Он помнил, как прежде трахал женщин, и ему хотелось еще. В нем бурлило глубокое желание силой присваивать женскую плоть, энергично проникать в нее, но его блокировала претенциозность Эми и страх разодрать эту претенциозность в клочья.
Но сегодня Кейси выразил здоровую агрессию, отличную от агрессии порнографии — этой ядовитой ярости, смешанной с ненавистью, садизмом и извращением. Чувства Кейси по поводу страсти, воспламененной плотским магнетизмом, были положительными, и он готов был признать их своими .
Кейси на пару недель уехал из города, а в следующий раз, собираясь на нашу встречу, позвонил и спросил, можно ли ему привести с собой свою возлюбленную Эми. Разумеется, меня снедало любопытство.
Когда они пришли, я сразу поняла, чем она его так пленила. Присутствие Эми производило сильное впечатление. Она двигалась с грациозной непринужденностью балерины, плечи гордо развернуты, подбородок высоко поднят. Этот эффект выгодно оттенял все округлости ее гибкой фигуры.
Я даже немного оторопела, когда, войдя в приемную, обнаружила, что у нее нет ни крыльев, ни нимба, ни длинного струящегося прозрачного одеяния. Вместо этого на Эми был костюмчик по последней моде, дорогой и искусный, но не слишком ей льстивший. Она явно выбирала себе вещи в таком стиле, который больше привлекал внимание женщин, чем мужчин. Также у нее были столь педантичные прическа и маникюр, что она казалась чуждой любому понятию о голой чувственности.
Быть рядом с Эми — все равно что находиться в одном из идеально чистых, почти постановочных домов, в которых любуешься общей эстетикой, но присесть вроде как-то неловко.
Я разулыбалась ей с почти заискивающей теплотой, приглашая в кабинет, однако она приветствовала меня небрежно. Это вызвало у меня чувство разочарования, поскольку я уже была готова поддаться на ее шарм, столь расхваливаемый Кейси.
Кейси и Эми не выглядели такой уж влюбленной парочкой, когда они вошли в мой кабинет. Они устроились в противоположных концах дивана, язык его тела говорил о сокрушенности, а ее — о напряжении и закрытости. Оба избегали визуального контакта между собой и обращались только ко мне.
Первой задачей, которую поставила перед собой Эми, было дать мне знать, как «взвинчен» мой пациент, словно она жаловалась на него или попрекала меня — это было не очень понятно. Речь ее была натужной, а тон — прокурорским, и миловидность ее рассеивалась по мере того, как росла взволнованность.
— В нем что-то изменилось, — заявила она уничижительно. — Он совершенно «двинулся» на сексе, постоянно предлагает пробовать какие-то новые позы, новые места, бондаж и так далее. Я понимаю, что он хочет добавить в это дело «перчика», но, если честно, такое впечатление, что он только о сексе и думает. Он поэтому с вами встречается? Этому вы его учите?
Вместо того чтобы отвечать, я задала встречный вопрос:
— А как вы к этому относитесь?
Эми, в свою очередь, пропустила мой вопрос мимо ушей:
— И, хуже того, он предложил мне смотреть вместе с ним порно!
Неудивительно, что Кейси выглядел так мрачно.
— Я чувствую себя преданной, — продолжала Эми. — Как? Меня ему уже недостаточно? — Она задала этот вопрос мне, но предназначался он Кейси. Тот отвернулся.
— Похоже, вы сейчас не ощущаете себя любимой Кейси.
— В этом нет никакой любви! Я чувствую себя так, будто меня используют.
— А может быть, он хочет «приправить» ваш секс именно потому, что любит вас?
— Что? Так-то он демонстрирует любовь?! — саркастически воскликнула она.
— Если не брать в расчет его недавнее сексуальное поведение, есть ли у вас какие-то доказательства того, что Кейси вас не любит?
— Никаких. Вот потому-то это меня так и смущает.
— И вы боитесь, что это означает… что именно?
— Что он меня разлюбил или вот-вот разлюбит. Что я для него больше ничего не значу. Думаю, он просто хочет использовать меня для разрядки.
— Сильный вывод!
Эми в ярости уставилась на меня.
— А не может ли быть так, что Кейси просит вас разделить с ним его эротическую сторону потому, что это — акт близости?
Кейси угрюмо молчал, ссутулившись под грузом стыда. Гнев Эми возбудил в нем чувство вины и блокировал его поиски аутентичности, над которыми он так долго работал. Мне хотелось бы, чтобы он помог мне, подав голос в свою защиту, но он струсил перед лицом ее разочарования.
— А вы обсуждали эти перемены в своей сексуальной жизни?
— Мы не разговариваем о своей сексуальной жизни, — отрезала Эми.
— Почему же?
— Если мы любим друг друга, то все складывается хорошо само собой.
Я прикусила язык и позволила ее заявлению повиснуть в воздухе.
— Это — опасный миф, Эми, — выждав, заговорила я. — Секс не всегда бывает хорош, даже если два человека глубоко любят друг друга.
Они оба уставились на меня так, будто никогда в жизни не слышали более смехотворной чуши — или по крайней мере никогда в нее не верили.
— Если между вами нет коммуникации , — продолжала я, — вы подвергаете себя риску непонимания и неверных трактовок. Кейси, вы стали навязывать Эми свои новые идеи, не спросив ее мнения об этом. Она понятия не имеет, что все это для вас значит. А вы, Эми, делаете автоматический вывод, что эти перемены означают, будто Кейси вас не любит, и полагаете, что он вас предает.
Эми медленно кивнула в знак согласия. Кейси остался сидеть как сидел.
Сексуальные требования мужчин могут вызывать у женщин довольно сильные реакции. Мы не всегда понимаем, откуда берутся эти требования. Мы очень чувствительны к тому, что нас «используют», превращают в объект. Это сущий кошмар для таких женщин, как Эми, да даже для меня самой — для женщин, которые росли в любви и рассматривают романтику и обожание как подтверждение своей уникальности. Это в высшей степени личностное взаимодействие, форма обратной объективации , которая далеко не в первую очередь имеет сексуальную основу. Мужчина становится «объектом любви».
Эми свела секс к своему представлению о том, что это такое — «заниматься любовью», как это выглядит и ощущается. Любые другие формы сексуального выражения воспринимались ею как угроза и означали, что ее не любят.
Не могу ее винить, учитывая то, как мужчины веками использовали секс, чтобы вредить женщинам, лишать их власти, унижать, наказывать, принижать и т. д. Сексуальные действия применялись как силовой инструмент против женщин множеством способов в истории самых разных культур. На свете немало книг, освещающих эту тему, так что я не буду распространяться.