ва раза выше Эдуардо. (На нескольких фотографиях у Эдуардо перед бирючиной был довольно испуганный вид.) И конечно, были здесь несколько недавних фотографий Рут с Ханной.
Рут шла босиком по Ковровой дорожке лестницы, когда услышала плеск в бассейне, расположенном за домом. С лестницы бассейн был не виден, как не виден он был ни из одной из спален второго этажа. Все они выходили на юг — их планировали так, чтобы они смотрели в сторону океана.
Рут не заметила второй машины в подъезде (она видела только «вольво» отца цвета морской волны), но решила, что нынешний партнер ее отца по сквошу живет достаточно близко и приехал на велосипеде, а велосипед она вполне могла не заметить.
Искушение, которое она испытала в присутствии Скотта Сондерса, было сильным настолько, что привело Рут в состояние знакомой ей неуверенности. Сегодня она больше не хотела видеть никаких мужчин, хотя и сильно сомневалась, что какой-нибудь другой партнер ее отца по сквошу мог бы привлечь ее с такой силой, как рыжеватый блондин.
Вернувшись в прихожую, она ухватила оставшийся чемодан — тот, большой — и направилась с ним наверх, намеренно избегая смотреть в сторону бассейна, который был виден из столовой. Звук плещущейся воды слышен был ей только до половины лестницы. Когда она распакуется, этот тип, кто бы он ни был, уже уйдет. Но Рут была бывалой путешественницей — распаковалась она очень быстро. Закончив, она надела купальник, потому что решила искупаться после ухода отцовского партнера по сквошу. Она всегда с удовольствием купалась после города. Потом она займется обедом. Она приготовит папочке хороший обед. Потом они поговорят.
Она прошлепала по коридору наверху, как и прежде, босиком, прошла мимо приоткрытой двери в спальню отца, но тут потянуло сквозняком, и дверь захлопнулась. Рассчитывая найти что-нибудь — туфлю или книгу, чтобы подпереть дверь, Рут вошла в спальню. Первым, что бросилось ей в глаза, была женская туфля великолепного розоватого цвета на высоком каблуке. Рут подняла ее. Туфля была из Милана, превосходной кожи. Рут увидела, что кровать не застелена — поверх спутанных простыней лежит маленький бюстгальтер.
Значит… ее отец плескается в бассейне не с одним из своих партнеров по сквошу. Рут повнимательнее, более критическим взглядом присмотрелась к бюстгальтеру. Это был дорогой бюстгальтер с пенистыми подушечками. Рут такой бюстгальтер был ни к чему, а женщина, плававшая с ее отцом в бассейне, полагала, что ей такой нужен. У женщины были маленькие груди — 32В.
И тут Рут узнала открытый чемодан на полу отцовской спальни. Это был видавший виды чемодан коричневой кожи, выделяющийся своими потертыми боками, удобными отделениями и полезными, надежными ремнями. Сколько лет Рут знала Ханну, столько у Ханны и был этот чемодан. («С ним Ханна была похожа на журналистку еще до того, как стала журналисткой», — написала Рут в своем дневнике сто лет назад.)
Рут замерла в спальне, ошеломленная не меньше, чем если бы застала Ханну и отца голых в кровати. Ветерок с океана снова потянул через окно и захлопнул за ней дверь. У Рут было такое чувство, будто ее заперли в стенном шкафу. Если бы к ней прикоснулось что-нибудь — платье или вешалка, — она упала бы в обморок или закричала.
Она из всех сил пыталась взять себя в руки, войти в то состояние спокойствия, в котором она писала свои романы. Рут представляла себе роман как большой неприбранный дом, хаотичный особняк; ее задача состояла в том, чтобы сделать это место пригодным для жилья, придать ему хотя бы подобие порядка. Она не боялась, только когда писала.
А когда Рут боялась, ей становилось трудно дышать. Страх парализовывал ее; увидев в детстве вблизи себя паука, она замирала как загипнотизированная. Как-то раз из-за закрытой двери на нее залаяла невидимая собака, и Рут не смогла оторвать пальцев от дверной ручки.
Теперь при мысли о Ханне и отце у нее перехватило дыхание. Рут пришлось предпринять огромное усилие, чтобы заставить себя шевельнуться. Поначалу она двигалась очень медленно. Она сложила маленький черный бюстгальтер и сунула его в открытый чемодан Ханны. Она нашла вторую туфлю Ханны — туфля лежала под кроватью — и поставила розовую пару рядом с чемоданом, где не заметить ее было невозможно. Рут знала, что в спешке Ханна может забыть какую-нибудь из своих сексуальных штучек, а Рут этого очень не хотелось бы.
Прежде чем выйти из спальни, она посмотрела на фотографию своих погибших братьев в дверях главного здания академии. Она подумала, что хорошая память, которую продемонстрировала Ханна, когда они разговаривали по телефону, имела донельзя простое объяснение.
«Значит… Ханна тогда разбудила меня, потому что перед этим трахалась с моим отцом», — подумала Рут.
Она вышла в коридор второго этажа, снимая с себя на ходу купальник, заглянула в две меньшие гостевые спальни — обе кровати были застелены, но на одной из них виднелся отпечаток миниатюрного тела, а подушки были подтянуты к спинке изголовья. Телефон, обычно находившийся на ночном столике, стоял на кровати. Именно из этой спальни и звонила ей Ханна, разговаривая шепотом, чтобы не разбудить Теда, который уснул, натрахавшись с ней.
Рут теперь осталась в чем мать родила — купальник она сбросила на пол, шествуя по коридору в свою комнату. Там она оделась более подобающим образом — джинсы, один из хороших бюстгальтеров, купленных ей Ханной, черная футболка. То, что она задумала, ей сподручней было делать в своей обычной «униформе».
Потом Рут спустилась по лестнице на кухню. Ханна хотя и ленилась готовить, но в умении ей нельзя было отказать — она собиралась поджарить какие-то овощи, нарезала красный и желтый перец и перемешала его в миске с дольками брокколи. Овощи выделили немного сока. Рут попробовала кусочек желтого перца. Ханна посыпала овощи солью и сахаром, чтобы сок выделялся сильнее. Рут вспомнила, как сама показывала этот способ Ханне во время одного из уик-эндов, что они провели вместе в вермонтском доме Рут, сетуя на плохих любовников.
Еще Ханна очистила корешок имбиря и растолкла его, приготовила она еще и котелок и бутыль с арахисовым маслом. Рут заглянула в холодильник и увидела маринующихся в миске креветок. Рут был знаком обед, который готовила Ханна, — точно такой же готовила много раз и сама Рут, для Ханны и для различных любовников. Ханна не подготовила только рис.
На стенке холодильника стояли две бутылки белого вина. Рут вытащила одну, откупорила ее и налила себе стакан. Она прошла в столовую, а оттуда через москитную дверь — на террасу. Услышав хлопок двери, Ханна и ее отец быстро поплыли в разные стороны, но в конечном счете оба оказались в глубокой части бассейна. До этого они плескались, присев, в мелкой части, точнее, сидел отец Рут, а Ханна плескалась, сидя у него на коленях.
Теперь они были в глубокой части, и головы их были совсем маленькими на посверкивающем синем поле. Волосы Ханны казались не такими светлыми, как обычно, — намокнув, они потемнели; волосы отца Рут тоже казались темными; вообще-то его густые, волнистые волосы приобрели стальной цвет, щедро сдобренный сединой. Но в темно-синей воде бассейна волосы Теда смотрелись почти черными.
Голова Ханны казалась такой же обтекаемой, как и ее тело.
«Она похожа на крысу», — подумала Рут.
Небольшие груди Ханны подпрыгивали в такт движениям ее рук, разгребавшим воду. В голову Рут пришел неожиданный образ: маленькие сиськи Ханны вполне могли быть мечущимися одноглазыми рыбами.
— Я сюда приехала пораньше, — начала Ханна, но Рут оборвала ее.
— Ты здесь ночевала. Ты мне звонила, потрахавшись с моим отцом. Я могла бы давно тебе сказать, что он храпит.
— Рути, не надо… — сказал ее отец.
— Это у тебя, детка, проблемы с траханьем, — сказала ей Ханна.
— Ханна, не надо… — сказал Тед.
— В большинстве цивилизованных стран есть законы, — сказала им Рут. — В большинстве обществ есть правила…
— Я это уже слышала! — крикнула ей Ханна.
Выражение на миниатюрном лице Ханны казалось менее уверенным, чем обычно. Но, может, это объяснялось тем, что пловчиха Ханна была никудышная — держаться на воде ей было трудновато.
— У большинства семей есть правила, папа, — сказала отцу Рут. — И у большинства друзей тоже, — сказала Рут Ханне.
— Ну, хорошо, хорошо, я — воплощение беззакония, — сказала подружке Ханна.
— Ты хоть когда-нибудь извиняешься, а? — спросила Рут.
— Ну, хорошо, мне жаль, — сказала Ханна. — Тебе от этого стало легче?
— Это произошло случайно — ничего такого не планировалось, — сказал Рут отец.
— Должно быть, для тебя это было в новинку, папа, — сказала Рут.
— Мы случайно встретились в городе, — начала Ханна. — Он стоял на углу Пятой и Пятьдесят девятой у «Шерри-Недерленд»[20] и ждал зеленого светофора.
— Подробности меня совершенно не интересуют.
— Ты всегда такая надменная! — закричала Ханна. Потом она закашлялась. — Нужно убираться из этого проклятого бассейна, пока я не утонула!
— Можешь заодно убраться и из моего дома, — сказала ей Рут. — Собирай вещички и убирайся.
В бассейне Теда Коула не было лестниц — лестницы претили его эстетическому чувству. Ханне пришлось доплыть до мелкой стороны и, поднявшись по ступенькам, пройти мимо Рут.
— С каких пор этот дом стал вдруг твоим? — спросила Ханна. — Я считала, что это дом твоего отца.
— Ханна, не надо… — снова сказал Тед.
— Я хочу, чтобы и ты убрался отсюда, папа, — сказала Рут отцу. — Я хочу побыть одна. Я приехала домой, чтобы побыть с тобой и моей лучшей подругой, — добавила она. — А теперь я хочу, чтобы вы ушли отсюда.
— Я все еще и есть твоя лучшая подруга, черт тебя подери, — сказала Ханна.
Она заворачивалась в полотенце.
«Костлявая маленькая крыса», — подумала Рут.
— А я все еще твой отец, Рути. Ничего не изменилось, — сказал Тед.
— Кроме того, что я не хочу вас видеть. Я не хочу спать в одном доме ни с тобой, ни с ней, — сказала Рут.