Но Лика почему-то не испугалась, заулыбалась еще лучезарнее. Против воли он тоже улыбнулся.
— О чем ты хотел со мной поговорить? — спросила она.
— Теперь это уже не имеет значения.
Лика кивнула, точно поняла про него что-то очень важное.
— Как ее ребенок? — проговорил Серебряный, не глядя на собеседницу.
— Ванюшке уже намного лучше.
— Его зовут Иваном.
— Да, Машиного сына зовут Иваном. Как тебя.
Цветы принесли ближе к обеду — огромный букет белых роз. Маша повертела его и так и этак, но сопроводительной карточки не нашла.
— Это точно мне? — на всякий случай спросила она у медсестры.
— Точно вам.
— А от кого?
— Ну, вам виднее, — медсестра улыбнулась.
— Ничего мне не виднее. — Маша пристроила розы в литровую банку.
На следующий день ей принесли новый букет. На сей раз не розы, а орхидеи. Завтра придет черед лилий…
Ее босс… ее бывший босс не оригинален. Маша очень хорошо знала этот порядок: розы, орхидеи, лилии. Именно в такой последовательности доставляли цветы в офис. Она сама ежедневно за них расписывалась. Наверное, это те самые «офисные» цветы…
На душе творилось бог весть что. С одной стороны — ежедневные букеты могли означать раскаяние. Это отрадно. Но с другой стороны — «офисные» цветы… Есть в этом что-то унизительное. Впрочем, кто она такая, чтобы ей вообще дарить цветы? Секретарша?! Да еще бывшая, да еще не самая хорошая…
На третий день в «цветочном графике» произошел сбой. Маша ждала лилии, а доставили ирисы, красивые, темно-лиловые… В офисе, в вазе богемского стекла, никогда не стояли ирисы. Наверное, это слишком простой букет для такой непростой конторы.
— Хороший у вас кавалер. — Медсестра, принесшая букет, многозначительно улыбнулась.
— Это не кавалер. — Маша осторожно понюхала ирисы.
— Да бог с вами! Кто же, как не поклонник, станет дарить женщине такую красоту?
— Понятия не имею. — Маша поймала ползающего с машинкой по полу Ваньку, усадила на кровать.
— Тогда откуда вам знать, что это не поклонник? — резонно спросила медсестра.
— Нет у меня никакого поклонника. — Она тщетно пыталась удержать рвущегося обратно на пол Ваньку.
Мальчик оживал на глазах. Днем он был уже почти прежним. Только по ночам вскрикивал во сне, цеплялся за Машину руку. Они так и спали — взявшись за руки…
— Ладно, есть — нет, не мое дело, — усмехнулась медсестра. — Только знаете что, цветы лучше домой передайте, хотя бы половину. А то ваша палата скоро превратится в оранжерею.
— Может, вы себе возьмете? — предложила Маша.
— Давайте на посту поставлю. Не выбрасывать же такую красоту. Какие забирать?
— Все, кроме ирисов.
— Все-таки это поклонник, — сказала медсестра, унося цветы из палаты.
Они провели в больнице две недели, за это время как-то незаметно подкрались праздники. Отделение украсили гирляндами и надувными шарами. В холле поставили живую елку, и теперь санитарка каждый день ворчала, выгребая иголки. Зато дети были счастливы. Они чувствовали приближение Нового года. Для них Новый год еще оставался сказочным праздником. Дед Мороз, Снегурочка, утренники, подарки…
Для Маши Новый год ничего не значил. Еще одна ночь в одиночестве, вот и все. Баба Тоня собралась в гости к родственникам, Лика встречает праздник с мужем в Альпах, Ванька уснет в половине десятого…
Впрочем, Маше не привыкать. Она уже давно отучила себя ждать от Нового года чуда. Если не ждать ничего особенного, новогоднюю ночь можно пережить…
Их выписали двадцать шестого декабря. За ними заехала Лика.
— Ну, как вы, мои хорошие? — спросила она, усаживая Ваньку на заднее сиденье своей яркой, как райская птичка, машинки.
— Мы уже в порядке, — Маша села рядом с сыном. — А ты как?
— А что я? — Лика включила зажигание. — У меня все хорошо. Завтра улетаем с Егором в Швейцарию. Ему захотелось встретить Новый год в горах, а я горы ненавижу. Я море люблю, — она мечтательно улыбнулась.
— А я на море вообще ни разу не была, — сказала Маша, рассматривая проплывающий за окнами, преобразившийся к празднику город.
— Я до восемнадцати лет тоже не была. Пока замуж не вышла, отдыхала исключительно в деревне у бабушки. Маш, — подруга встрепенулась, — я ж вас в этом году уже не увижу. Давай, я подарки сегодня подарю? Ничего, что раньше срока?
— Да не нужно никаких подарков. Нам и отдариваться нечем.
— Ну, ясное дело — нечем. Вам не до подарков было, вы болели. А я женщина свободная, делами и заботами не обремененная. У меня только и забот, что друзьям подарки выбирать. Обожаю! Обожаю покупать подарки! Кстати, Маш, какие у тебя планы на Новый год?
— А какие у меня могут быть планы? — Маша пожала плечами. — Приготовлю праздничный ужин, настрогаю тазик оливье, испеку тортик, открою шампанское и напьюсь.
— Одна?
— Ну, почему же одна? В компании с телевизором.
— А баба Тоня?
— К родне собралась.
Лика промолчала, но Маша успела поймать в зеркальце заднего вида ее настороженный взгляд.
— Ванюшка, а что мне для тебя у Санты попросить? — спросила Лика после долгого молчания.
Ванюшка понятия не имел, кто такой Санта, но сориентировался быстро:
— Машинку!
— Ванька, у тебя полно машинок! — улыбнулась Маша.
— Может, паровозик? — спросила Лика. — А, Ванюшка? Давай я попрошу у Санты паровозик и железную дорогу.
— Паявозик? — Ванька задумался. — А паявозик — это машинка?
— Машинка, — кивнула Лика.
— Только у нее много колесиков, — поддержала подругу Маша.
— Ну, так как?
— Паявозик! — согласился Ванька.
— А сейчас знаешь что у меня для тебя есть! — сказала Лика тоном доброй волшебницы.
— Что? — Ванька в нетерпении заерзал на месте.
— Вот приедем домой — покажу.
— Машинка?
— О господи, — Маша покачала головой.
— Лучше, Ванюшка. Лучше! — сказала Лика.
— Много машинков?
Они переглянулись, рассмеялись.
— Да, Ванюшка, логика у тебя железная, — отсмеявшись, сказала Лика. — Только это не много машинков, это сюрприз…
Когда дело касалось подарков для любимого крестника, Лика не мелочилась. Обещанный ею сюрприз оказался смесью игрушечного домика и палатки. В собранном виде домик занимал половину гостиной. У него были дверь и окошки со шторками. Внутри имелись надувной стульчик и даже кроватка.
— Домик! — визжал ошалевший от радости Ванька.
— Все, теперь он на несколько дней нейтрализован, — усмехнулась Маша, наблюдая, как сын затаскивает в домик Тайсона. — Думаю, он теперь даже спать в нем будет.
— Ну скажи — классно?! — Лика встала на четвереньки, заползла вслед за Ванькой в домик. Из-за оранжевых парусиновых стен донесся довольный детский смех, из окошка высунулась счастливая Ванькина мордашка.
— Мама! — позвал он.
Маша послушно заползла в домик. Внутри четверым было уже тесно, но одному мальчику места хватало с лихвой.
— Класс! — сказала она, осторожно потрогав надувную кроватку.
— Умеют буржуи, — согласилась подруга.
— Дорого?
— Пустяки.
— Лика, не надо нам таких дорогих подарков.
— А это не тебе, это Ваньке. Ну, выползаем? Для тебя Санта тоже кое-что приготовил.
— Паявозик? — оживился Ванька, услышав знакомое слово «Санта».
— Нет, маме что-то другое. Знаю, что не оригинальна, — Лика протянула Маше завернутую в яркую бумагу коробку.
— Что это?
— Посмотри.
В коробке оказался комплект шелкового белья и роскошный пеньюар.
— Как думаешь, с размером-то хоть угадала? Может, примеришь?
Маша покорно примерила подарок, мельком глянула на свое отражение в зеркале. Красиво. Жаль только, не для кого эту красоту надевать.
— Отпад! — сказала Лика. — Ему ни за что не устоять!
— Кому?
— Тому, кто увидит тебя в этом неглиже.
— Вряд ли меня в нем кто-нибудь увидит, — усмехнулась Маша. — Жалко, что на работу нельзя в пеньюаре…
Сказала и осеклась, нет у нее больше работы…
— От Серебряного никаких вестей? — спросила Лика, словно прочтя ее мысли.
Маша отрицательно покачала головой.
— А цветы?
— С чего ты взяла, что цветы от него?
— Ну, не знаю. А от кого еще?
— В больнице все считали, что от поклонника.
— А ты сама как думаешь?
— А я вообще стараюсь не думать. — Маша погладила себя по обтянутой черным шелком талии, отвернулась от зеркала. — Спасибо, Лика, все очень красиво.
— И ты красивая! — убежденно сказала Лика.
— И я красивая, — покорно повторила Маша.
Серебряный валялся на диване перед телевизором с бутылкой коньяка в одной руке и зажженной сигаретой — в другой. За последние десять лет это был первый Новый год, который он встречал в одиночестве, сидя в домашних тапках перед теликом. Егор и Лика звали его с собой в Альпы, но он отказался. Серебряный не любил зиму, а альпийскую зиму, с ее заснеженными вершинами, аккуратными, вылизанными склонами и восторженными туристами, он просто ненавидел.
Раньше они со Стрижом сматывались на Новый год в жаркие страны, Стриж тоже не любил зиму. Но Стрижа больше нет, а лететь в жаркие страны без Стрижа не было смысла.
Серебряный подумывал предложить Людмиле встретить Новый год вместе, но оказалось, что она сейчас на каком-то супермодном SPA-курорте, ведет жестокий бой с возрастом, отвоевывает у природы еще несколько лет молодости. Последнее время она просто помешалась на своей внешности. Иногда Серебряному казалось, что в молодости Людмила была намного мудрее, чем сейчас. Ему был непонятен ее панический страх перед старостью. Нет, он, как всякий нормальный человек, тоже боялся старости. Боялся стать дряхлым и беспомощным. А дополнительные морщины — это такая мелочь. Или это чисто мужской взгляд на вещи? Может, для женщин дело обстоит совершенно иначе?
Серебряный потянулся, отхлебнул из бутылки. Можно было принять одно из нескольких десятков предложений от многочисленных знакомых. Например, поехать со Щирым на охоту. Щирый любил и знал толк в зимней охоте. Или