Ее мальчик улетел. Пришло время действовать. Первым делом она наняла частного детектива. Просто выбрала первое попавшееся в газете объявление и позвонила по одному из указанных телефонов. Важно узнать, с кем эта негодяйка изменяет ее мальчику.
На сбор информации ушла неделя. Теперь она знала. Теперь она больше не верила ни в любовь, ни в дружбу…
Любимая жена Егора изменяла ему с его лучшим другом.
Как низко! Как мерзко!
Эти двое заслуживали наказания…
Ее план был хлипким и в некотором смысле даже опасным. Если бы было больше времени, она придумала бы что-нибудь более надежное, но времени не оставалось. Насколько позволяли сроки, она изучила маршрут жертвы, его привычки. Теперь она думала о нем не как о человеке, а именно как о жертве.
Она выбрала этот участок дороги не случайно: узкий, большой скорости не разовьешь, рядом лес, кустарник, место тихое, безлюдное. Идеальное место.
Она провела в засаде целый день. Знакомый по отчетам частного детектива джип появился к вечеру. Она была готова. Юбка до пят, допотопная синтетическая кофта, на голове ситцевый платочек, в руках корзинка с грибами. Бабушка — божий одуванчик. Что с такой взять? Зачем такую бояться?..
Перекрестившись, она бросилась под колеса джипа…
Было очень больно. Кажется, она даже потеряла сознание, потому что, когда очнулась, оказалась уже внутри пахнущего кожей и одеколоном салона.
…Он был еще молодым, даже моложе, чем на фотографиях. Растерянное лицо, испуганный взгляд.
— Бабушка, вы как?
Она молчала, всматривалась в его лицо — ничего порочного, мальчишка как мальчишка… Как такого убить?..
— Бабушка, что же вы по сторонам не смотрите? Я же вас чуть не задавил! В самый последний момент притормозил. Что у вас болит? Может, вас в больницу отвезти?
Было так легко попасть под его обаяние. Ни к чему ей это…
Она со стоном села, ощупала кости — кажется, все цело. Сильно болели бок и голова, но это не беда. Она сделает то, что должна, и все сразу пройдет.
— Бабушка, вы только не молчите. Если что надо, говорите сразу. Как вы себя чувствуете?
— Хорошо.
— Ну, слава богу! А то я чуть инфаркт не получил от страха, пока вы без сознания были. А я же еще молодой, мне инфаркт… — Он ойкнул и замолчал, перевел удивленный взгляд с нее на нож с наборной ручкой.
На лезвии ножа была кровь…
— Бабушка…
— Да, внучек?
— Что это вы…
Больше он ничего не сказал…
Она ничего не чувствовала: ни горечи, ни радости. Сняла с головы платок, протерла все, до чего могла дотронуться в этой пахнущей кожей и одеколоном машине. Завернула в платок нож, выбралась на дорогу, подобрала на обочине корзинку и нырнула в кусты. В лесу, километрах в двух от места, выбросила окровавленный платок, присыпала его листвой и ветками, Скоро пойдут дожди, и тряпица сгниет… От ножа избавляться не стала — хорошая вещь, полезная, — положила его на дно корзинки, прикрыла грибами. Пока шла к электричке, собрала еще грибов. Вечером можно нажарить их с картошкой. Славный будет ужин.
О том, что Стриж погиб, Лика узнала от Серебряного. Заскочила в офис на минутку, чтобы по поручению мужа передать какие-то документы…
…Она сидела на диване в кабинете Серебряного и тупо смотрела, как он мечется из угла в угол, отдает по телефону какие-то распоряжения, беспрестанно курит. А потом его голос стал глуше, запах дыма гуще, кабинет поплыл…
— …Ну что же вы, Иван Матвеевич? — услышала она женский голос. — Девочка беременна, а вы дымите как паровоз.
— Господи, Анна! Откуда мне знать, что она беременна?! — Голосу Серебряного был виноватый и сердитый одновременно. — Мне Егор ничего не говорил.
— Так это ж невооруженным взглядом видно, дайте воды.
Она открыла глаза. Может, ей все примерещилось? Может, со Стрижом все в порядке? Господи, ну сделай так, чтобы все это оказалось лишь страшным сном!
А потом она увидела лицо Серебряного, и надежда растаяла.
— Лика, ты прости меня, болвана. Я сейчас ни о чем не могу думать, — он вымученно улыбнулся.
Она знала, что Серебряный тоже страдает. Стриж был ему почти братом.
— Кто его убил, Иван?
— Не знаю, — он со свистом втянул в себя воздух — но я узнаю…
— Как это случилось? Как он… погиб?
— Его ударили ножом. Лика, я скажу Степану, чтобы он отвез тебя домой. — Серебряный помог ей встать на ноги.
— Анжелика Станиславовна, а зачем вы приезжали? — спросила Аннушка, секретарша Серебряного.
— Что? — В голове был туман. Она напрочь забыла, зачем приезжала в офис. Кажется, нужно что-то передать Серебряному… вот эту папку…
— Тут документы, Егор сказал, что…
— Хорошо. — Он не дал ей договорить, забрал папку, положил на стол. — Аннушка, позвони Степану.
— А можно мне, — она никак не могла решиться, — можно мне его увидеть?
— Лика, езжай домой, — мягко сказал Серебряный.
Как же она ненавидела его в тот момент! За то, что из-за собственной боли он не замечает ничего вокруг, за то, что лишает ее последней возможности побыть со Стрижом наедине. Она ненавидела и себя. За свою извечную трусость, за неспособность принимать решения…
…Серебряный не сводил взгляда с зажигалки. Если броситься на Егора прямо сейчас, успеет тот высечь искру? По всему выходило, что успеет. Пока он преодолеет разделяющее их расстояние, на Маше загорится одежда. Пока он будет разбираться с Егором… Он боялся подумать, что может случиться за это время. Он не знал, что делать, как остановить этот кошмар. Собственное бессилие было хуже страха.
Надо как-то отвлечь Егора, заставить хоть на мгновение забыть про эту чертову зажигалку…
— Лика написала мне письмо, — тихо сказал он. — В нем — вся правда. Хочешь прочесть?
— Какое письмо? — Глаза Егора вспыхнули.
— Оно у меня в кармане. Я достану?
— Доставай! Только медленно, без глупостей. — Егор поднес зажигалку к Машиным волосам.
— Не волнуйся, никаких глупостей, — Серебряный очень медленно сунул руку в карман пиджака, нащупал конверт. — Только не волнуйся.
— А кто сказал, что я волнуюсь? Я уже не волнуюсь. Это ты волнуешься. Давай сюда письмо!
Серебряный достал конверт.
— Положи на журнальный столик, медленно. А теперь отойди к дальней стене. Давай, давай!
Это было совсем уж плохо. Теперь их разделяло метров пять, а это дополнительные мгновения. Когда придет время действовать, счет пойдет как раз на эти мгновения. И до входной двери далеко. Теперь между ним и дверью — Егор.
Серебряный еще не знал, зачем ему дверь, но интуитивно желал, чтобы путь к отступлению был свободен.
— Я сказал, отойди к стене! — повторил Егор.
Серебряный подчинился, у него не оставалось другого выхода.
— Что в письме?
— Прочти, и узнаешь.
Сейчас его единственными союзниками были время и фактор внезапности. Больше рассчитывать не на кого.
Прошло полгода, а убийцу Стрижа так и не нашли. Все эти месяцы Лика провела в страхе. Она так и не рассказала мужу про свою измену. Трусиха, предательница…
Кому нужна правда? Стрижа нет, а ей с ребенком нужно как-то жить.
Страшные догадки появились позже, спустя месяц после похорон. Егор изменился, замкнулся в себе. Сначала она думала, что это из-за смерти Стрижа. Думала — переживает, так же, как Серебряный, оплакивает потерю. А потом поняла — дело не в Стриже, дело в ее беременности. Егор больше не говорил о ребенке. Точно и не было никакой беременности. Отчего вдруг такое равнодушие?
Он знает?
Знает и молчит, ничего не предпринимает?
Это так на него не похоже. Егор ни за что не оставил бы измену безнаказанной…
А может, он и не оставил? Может, наказал главного виновника?..
Лике даже думать об этом было страшно, но она заставляла себя думать, В день совершения убийства Егор был в Германии. Она это знала точно, этому была масса подтверждений, Значит, он не причастен? Или все-таки причастен? Не обязательно все делать своими руками, достаточно нанять исполнителя…
Нет, Егор не такой. Он не стал бы посвящать в свои личные дела посторонних. Он привык решать проблемы самостоятельно. Или она ошибается?
Господи, пусть бы она ошибалась! Потому что в противном случае их со Стрижом ребенку угрожает опасность. Егор не станет терпеть рядом с собой ублюдка, доказательство неверности жены.
Лика так и не решила до конца, причастен муж к убийству Стрижа или нет. Но теперь каждый день она ложилась спать и просыпалась с чувством выматывающего, лишающего последних сил страха. Паника и ужас росли вместе с ребенком в ее животе. Это было похоже на паранойю, требовалось что-то делать. Если бы только знать, что…
Несколько раз она пыталась рассказать все Серебряному, переложить этот непосильный груз на его плечи, но останавливалась в самый последний момент.
Никому нельзя доверять. Пора взрослеть. Пора учиться принимать самостоятельные решения.
Вторую половину беременности она чувствовала себя очень плохо, поэтому, когда гинеколог сказал, что есть угроза преждевременных родов, почти не испугалась, внутренне уже готовилась к чему-то подобному. Испугался Егор. Она посчитала это добрым знаком, а потом поняла, что волнуется он исключительно за нее. О ребенке ее муж даже не вспомнил.
— Сейчас мы поедем в одну частную клинику. Там очень хорошие врачи и соответствующий уход, я узнавал.
— Нет. — Она не хотела иметь ничего общего с частной клиникой и врачами, услуги которых будет оплачивать ее муж. Лучше уж обычный роддом.
— Отказываешься? — Егор казался удивленным. — Ты в своем уме, Лика?!
— Не хочу, — упрямо повторила она. — Не хочу в частную клинику.
— А куда ты хочешь?
— В обычный роддом.
— Но почему, черт возьми?!
— Хочу, и все. Считай это моей блажью.
Впервые в жизни она настояла на своем.