— Настоящий?
— Настоящий… Выдуманный номер я просто забыла.
— Ну, сочинила бы…
— Не догадалась. Но он так, смирный парень. Звонил уже сегодня.
— И что?
— Назначил свидание, но я не пойду. Знакомство в троллейбусе — опасное знакомство. Фи-и, пошло все.
— Тебе нужно на бале у Ростовых? — спрашивает Зина и вздыхает так, что в трубке раздается треск.
— Пря-моо! А сама?
— Что сама?
— Говорила же, что у приличных людей должны быть приличные знакомства.
— Между прочим, приличный интеллигентный человек не будет приставать в троллейбусе к девушкам.
— Почему?
— Неэтично.
— А если мы пока никуда не ходим?
— Ну и что! Вера звонила? — спрашивает Зина.
— Звонила.
— Она в театр ходила?
— Ходила и, между прочим, не одна. А еще она хвасталась, что достала кожаный пиджак. Такая проныра эта Верка! Год всего в городе прожила, а у нее тут уже знакомых больше, чем светофоров на улицах.
— Импортный?
— Монгольский и очень приличный.
— Конечно, теперь без знакомства… — Зина вздыхает.
— Ну так когда приедешь-то?
— Побегаю по магазинам.
— Да, чуть не забыла, — Эмма переходит на таинственный, восторженный шепот. — Я увидела у родственницы альбом с обалденными фотографиями. Чего они тут, в городе, вытворяют! Ты даже не представляешь, что это за жизнь! Можно просто свихнуться от такой жизни! Чего только люди не выдумывают, чтобы потешить себя! А какие у нее вещи! Приходи…
— Чао.
— Чао. Жду…
Зине нужно побыстрее Забыть дом, маленький пыльный городок. Она теперь начинает новую жизнь, но еще боится этого огромного города, не понимает его, чувствует себя чужой в нем. Ей так хочется быть его частью, его законной дочерью, ей хочется быть в этом городе независимой. И если город даст ей эту независимость, она искренне и преданно будет любить его.
Зина попадает в людской поток, который, как в мельницу, втягивается в узкие двери универмага. Вот перед девушкой качается рыхлое, стянутое шелком женское тело, потом мужская спина с синими точками волосинок под капроновой майкой, потом Зину прижимают к стройной крепкой девушке в джинсах.
За прилавком продавщицы в синих атласных халатах с белыми воротниками, потные, уставшие от ругани, субботней сутолоки, похожие на вымокших, разъяренных орлиц. В обувном отделе дают женские сапожки, очередь давится и бранится. Зина протискивается к прилавку, рассматривает через голову сапожки, находит их не совсем модными и, удовлетворив любопытство, покидает обувной отдел.
В отделе верхней одежды Зина примеряет пальто. Оно серого цвета, приталенное, с пояском и Высоким воротником. Вообще Зина любит ходить по магазинам и примерять вещи. Разумеется, денег у нее нет: она всего-навсего ученица на фабрике. Пальто ей впору, и какая-то пожилая женщина, которая тоже выбирала одежду, поджав по-хозяйски губы, посоветовала:
— Бери, дочка. Хорошо сидит на тебе, да и недорого стоит.
Зина мечтает купить пальто модное — с широкими рукавами, балахоном.
Усталая и потная, Зина выходит из универмага, сворачивает в небольшой скверик, садится на скамейку рядом с двумя старушками. Старушки говорят об Агафьях, Авдотьях, Авенирах, Казимирах, которых, наверное, давно нет в живых, но которые все еще любили и страдали в воспоминаниях этих двух женщин. Она слушает старушек, и на душе у нее становится спокойно и благостно, как в миг засыпания.
Потом старухи говорят о своих болезнях, и перечень этих болезней длиннее очереди в универмаге.
Зина проходит сквер, цокая по асфальту деревянными подошвами босоножек, и опять ее подхватывает пестрая людская река, зажатая домами, рассекаемая потоками машин. Все сильнее и сильнее розовеет солнце и как-то неожиданно скатывается к горизонту. Дома тонут в алом свете уходящего знойного дня.
Зина заходит в коктейль-бар. Она здесь впервые, и ей все ужасно нравится. В зале прохладно, непривычно мало людей. Мягкий синеватый свет льется из бра, похожих на свечи.
Девушка заказывает коктейль «Шампань», садится в уголок, откуда ей виден весь синеватый квадрат зала. Три парня, сидящие перед стойкой, поглядывают на Зину. Коктейль сначала холодит внутри, а потом легко туманит сознание.
Парни у стойки о чем-то шушукаются, громко смеются и начинают пускать кольцами дым. Теперь на Зину смотрит только один — худой, с рыжеватой бородкой, голубоглазый, с длинными шелковистыми поблёскивающими волосами. Взгляд его оценивающе спокоен, несколько даже самонадеян.
Зина касается влажными губами соломки, чувствует на себе взгляд парня, краснеет и боится смотреть в сторону стойки.
В бар входят две девушки, пухленькие, белотелые, неимоверно похожие друг на друга лицом, станом, одеждой. Девушки вертят русыми кудрявыми головами, доверчиво, по-овечьи пугливо, смотрят на сидящих, что-то заказывают, затем садятся за соседний с Зиной столик и начинают щебетать.
Парень с бородкой берет стакан и вразвалочку, будто матрос по качающейся палубе, бредет от стойки к столу Зины. У парня узкие плечи, впалые щеки с глубокими ямочками, похожими на жирные запятые, проницательный взгляд.
— Я самый несчастный человек в мире, — роняет он грустно, обращаясь к Зине, как к давней знакомой. — Я заблудился в этой запутанной жизни, но помочь мне некому.
— Как это? — искренне не понимает девушка.
— Не узнаю улиц, знакомых, даже своих родственников и родителей, не узнаю, казалось бы, привычных вещей, разучился читать и писать. Я — это бедуин на Северном полюсе или эскимос в Сахаре. Весь этот мир как бы переродился и стал мне совершенно чужд, непонятен и даже страшен.
— Хмм… Вот еще!
— Как найти спасение от своей потерянности?
— Нужно было не терять себя.
— Я хожу с протянутой рукой и жду подачки — мудрого совета, как жить, но обозленный люд отворачивается от меня. Мы все разуверились и в себе и в других.
— Читайте газеты и популярную литературу — станет ясно, на что вы способны. — Зина улыбается, крупные карие глаза ее поблескивают, она наклоняет голову, и тугая волна густых каштановых волос сползает с плеча на грудь.
Его звали Аргентино. Зина просто обалдела от столь необычного имени.
— А вы знаете, на что способны?
— Нет, — чистосердечно признается девушка. — А зачем это?
— Вот именно. Мой папа долгое время работал сотрудником посольства в Аргентине, так вот он тоже не знал, ради чего мне дал чудаковатое имя.
Он поднимается из-за столика, подходит к стойке, что-то говорит парням, потом, улыбаясь, о чем-то просит барменшу, молодую девушку с рассудочной ленцой в движениях, с капроновым колпачком на голове, и возвращается с двумя высокими стаканами, наполненными зеленоватой жидкостью и льдом.
В бар вваливается шумная компания. Девушки виснут на ребятах, громко, не обращая внимания на сидящих За столами, смеются и разговаривают. На парнях и девушках модные джинсы, майки на спинах разрисованы, в руках сумки, напоминающие сплющенные гармошки. Компания сдвинула два стола, зачадила самозабвенно сигаретами. Барменша включила музыку погромче.
Аргентино рассказывает про дядю, который проработал на Крайнем Севере двадцать лет, и вот теперь, выйдя на пенсию, пишет книгу.
Зина не понимает, ради чего он все это ей рассказывает. Вообще в баре стало шумно, как-то неуютно и неприятно. Пить коктейль ей больше не хотелось. Когда Аргентино предложил поехать куда-нибудь потанцевать, Зина согласилась.
На улице они попытались остановить такси. Машины, пуча зеленый глаз, пробегали мимо. Город медленно съедали сумерки. В небе вот-вот появятся первые звезды. Дождевальные машины торопились смыть остатки дневного зноя. Воздух был густой и, как в тропиках, сырой.
Наконец Аргентино поймал машину. Он долго о чем-то договаривался с шофером.
— Нам нужно заехать к дяде, — говорит парень, открыв заднюю дверцу машины. — Он захворал, и я обещал…
Его продают глаза. Зина понимает, что ее обманывают, что ее принимают за что-то тупое и примитивное.
— Я не поеду, — решительно выдыхает она и пятится от машины.
— Я договорился с шофером, и он привезет нас сюда же.
— Нет, нет…
Парень видит, как глаза девушки, сузившись, наполняются раздражающей его недоверчивостью. Что бы он теперь ни говорил, она не поверит ему. Откуда это? Он, кажется, не давал повода.
Зина торопливо идет от машины.
— Подожди ты, — грубо кричит парень и хватает девушку за руку, — Ну давай не поедем…
— Нет, нет… Пока…
Зина почти бежит вдоль бровки тротуара. Парень не отстает.
— Ты приняла меня за подонка? Хочешь, я покажу тебе свои документы? Если ты не веришь, что я работаю в институте…
— Нет, нет… — перебивает парня Зина. — Мне пора домой.
— Мамочка и папочка ждут?
— Да, мамочка и папочка.
Зина, сгорая от стыда, напуганная, рвётся сквозь людской поток.
Наконец она ускользает от парня. Она переводит дыхание и идет медленнее. В розовых окнах кафе видны изгибающиеся фигуры танцующих. Танцующие похожи на оживших манекенов.
Зина садится в троллейбус, видит свое размытое отражение в стекле, и ей становится жалко себя, парня, которого, как ей теперь казалось, она обидела несправедливо.
В пустой комнате общежития, не зажигая огня, Зина падает на кровать и плачет.
В небе бесчисленное количество малых и больших звезд, и одна из них, наиболее яркая, освещает комнату тихим голубым светом. Зине чудится далекий перестук колес вагонов: она ли в мыслях уезжает из города, или это других, как она, куда-то мчит судьба.
Женитьба Мануилова
Когда Иван Мануилов, совсем еще молодой, приехал на Север и пригляделся что к чему, то понял: несподручно зарабатывать рубль, копая землю, строя дома, работая на тракторе. Конечно, за все это хорошо: платили, но надо было «пахать» изо всех сил. Длинный рубль можно, оказывается, и по-другому заработать.
Вот и пошел Мануилов устраиваться в сторожа. Начальник военизированной охраны, седой майор с желтоватым, болезненным лицом, посмотрел исподлобья на Мануилова и сказал: