Слова двадцать первого века
В словах – сила. «Пытку» можно переименовать в «допрос с пристрастием», убийства детей – в «незапланированные потери», тем самым переиначивая смыслы, лишая нас возможности видеть, чувствовать, сопереживать. Но этот процесс работает в обе стороны. Силой слов можно замаскировать смысл – или извлечь его на поверхность. Если у вас нет названия для какого-то явления, чувства, ситуации – вы не сможете говорить о них, а значит, не сможете вместе с другими попытаться решить проблему и тем более не сможете что-то изменить. На помощь нам приходят жаргонные выражения – «уловка-22», «тактика гаечного ключа», «кибербуллинг», «99 %», «1 %». С их помощью можно не только описать те или иные явления, но и изменить мир. И применительно к феминизму это, возможно, особенно верно. Ведь цель этого движения – дать голос тем, кто его лишен, дать силу тем, у кого ее отобрали.
Выражение «культура изнасилования» – одна из мощнейших новых фраз нашего времени. Широкую популярность оно получило в конце 2012 года, когда первые полосы новостных изданий захватили истории о нападениях насильников в индийском Нью-Дели и американском Стьюбенвилле. Вот как звучит особенно хлесткое определение этого явления:
Культура изнасилования – это культура, где насилие преобладает, а сексуальное насилие над женщинами признано нормальным явлением и не вызывает осуждения в прессе и популярной культуре. Культура изнасилования поощряется использованием мизогинных выражений, объективацией женских тел и романтизацией сексуального насилия: в результате общество перестает придавать ценность правам и безопасности женщин. Культура изнасилования касается каждой женщины. Большинство женщин и девочек вынуждены в чем-то себя ограничивать из-за опасности насилия. Большинство женщин и девочек живут в страхе насилия. Мужчины чаще всего – нет. Так изнасилование становится мощным инструментом подчинения всего женского населения – населению мужскому, несмотря на то, что многие мужчины никого не насилуют, а многие женщины за всю жизнь насилию не подвергаются.
Иногда я слышала слова «культура изнасилования» в смысле «lad culture» (примерно соответствует понятию «гопничество»), то есть издевательский, агрессивный стиль поведения, присущий некоторым молодым парням. Кроме того, порой этими словами обозначают мейнстримный характер развлечений, пронизанный духом мизогинии, неравенство в повседневной жизни, обилие юридических «лазеек», позволяющих избегать ответственности. Благодаря этому термину мы перестали притворяться, будто изнасилование – это что-то из ряда вон выходящее, не имеющее отношения к общественной культуре в целом и даже противоположное ее ценностям. Будь это так, каждая пятая американка (и каждый семьдесят первый американец) не стали бы жертвами насилия; будь это так, 19 процентам студенток колледжа не приходилось бы переживать сексуальные посягательства; будь это так, не было бы эпидемии насилия в армии. Выражение «культура изнасилования» позволяет нам начать борьбу с этим явлением в культуре в целом.
Термин же «право на секс» появился в 2012 году, когда на изнасилованиях попались члены хоккейной команды Бостонского университета. Хотя, если поискать, можно найти и более ранние его упоминания. Мне он впервые попался в 2013 году в отчете ВВС по проекту исследования изнасилований в Азии. Там говорилось, что во многих случаях мотивом для насилия была идея о том, будто мужчина имеет право заняться с женщиной сексом независимо от ее желания. Иначе говоря, его права ценнее ее прав, если они вообще у нее есть. И это чувство, будто мужчинам должны секс, присутствует везде. Многим женщинам, как и мне в юности, говорят: то, что мы сделали, сказали, во что мы были одеты, как выглядели – или сам тот факт, что мы женщины, способен вызывать желания, которые мы обязаны удовлетворять. Мы им должны. А у них есть право. На нас.
Злость на неудовлетворенные эмоциональные и сексуальные потребности встречается у мужчин слишком часто, равно как и убеждение, что можно насиловать или наказывать одну женщину за то, что сделали или не сделали другие. Весной 2014 была зарезана девочка-подросток, отказавшаяся пойти с мальчиком на выпускной; 14 мая этого же года убили 45-летнюю женщину, мать двоих детей, попытавшуюся «отдалиться» от мужчины, с которым она встречалась; в тот же вечер, когда стреляли в Айла-Виста, мужчина из Калифорнии открыл пальбу по женщинам, отказавшим ему в сексе.
После убийств в Айла-Висте термин «право на секс» обрел невиданную распространенность: на эту тему начали появляться хлесткие, сердитые посты в блогах, комментарии, беседы. Думаю, что именно в мае 2014 года этот оборот вошел в повседневную речь. С его помощью люди могут определить это явление выразить протест. Так мы сможем что-то изменить. Слова – это важно.
Преступления – малые и большие
Двадцатидвухлетний парень, который 23 мая 2014 убил шесть своих соучеников и пытался убить еще многих, прежде чем покончил с собой, считал, что причина его несчастий – не в нем самом, а в других. Поэтому он решил наказать девушек, которые, по его мнению, его отвергли. Собственно, это он проделывал и до того, уже не раз, осуществляя мелкие акты насилия. В печальном пространном описании своей биографии он вспоминает: «Шла первая неделя учебы в колледже, и вот я увидел на остановке автобуса двух классных блондинок. На мне была красивая рубашка, так что я им улыбнулся. А они на меня глянули и даже не соизволили улыбнуться в ответ. Просто отвернулись, будто я дурак какой-то. Тут я разозлился, вернулся на остановку и вылил на них целый стакан латте из Старбакса. И ощутил злорадное удовольствие, глядя на их заляпанные джинсы. Как они посмели так меня унизить! Как посмели так меня оскорбить! В ярости я повторял себе снова и снова: они заслужили наказание. Жаль, что латте у меня уже остыл и не слишком их обжег. Я бы их в кипяток макнул за то, что они отказали мне во внимании и восхищении, которого я всецело заслуживаю!»
Домашнее насилие, менсплейнинг, культура изнасилования, право на секс: вот некоторые из языковых средств, заново формулирующих условия, с которыми многие женщины сталкиваются каждый день, и позволяющих двигаться к переменам.
Геолог и геодезист XIX века Кларенс Кинг и биологи ХХ века использовали термин «прерывистое равновесие», описывая процесс изменений, характеризующийся долгими периодами относительного затишья, которые сменяются эпизодами бурных волнений. История феминизма развивается как раз в духе прерывистого равновесия: время от времени наши разговоры о природе мира начинают под действием непредвиденных обстоятельств мчаться, словно горная река. Именно в это время мы меняем историю.
Думаю, сейчас мы переживаем кризис возможностей. Ведь в центре нашего внимания не один несчастный, злобный парень, но весь конструкт, внутри которого мы живем. События той пятницы в Айла-Виста нарушили равновесие, и подобно тому, как напряжение между тектоническими плитами заканчивается землетрясением, пределы гендерных условностей чуть сдвинулись. Произошло это не из-за убийства как такового, но потому, что миллионы людей начали обсуждать это, делиться опытом, переосмысливать понятия и определения, приходить к новым смыслам. По всей Калифорнии прошли памятные мероприятия, куда приходили люди со свечами; и вместе с огнём они несли свои идеи, слова, истории, которые так же светились во тьме. Быть может, этим изменениям уготовано расти и расти, продлиться долго, остаться в истории, – и стать подлинным памятником жертвам убийства.
Много лет назад, когда я написала эссе «Мужчины учат меня жить», меня удивило вот что: начала я со смехотворного эпизода, когда мужчина обращался со мной свысока, а закончила разговорами об изнасилованиях и убийствах. Мы пытаемся классифицировать насилие и злоупотребления властью по неким готовым категориям: домогательства, запугивания, угрозы, рукоприкладство, изнасилования, убийства. Но постепенно мне стало ясно, что проблема – в порочной системе. И бороться нужно с системой как таковой, а не рассматривать виды мизогинии по отдельности. Тем самым мы лишь дробим общую картину на фрагменты, в результате видя части, но не целое.
Мужчины действуют исходя из предположения, что у нас нет права говорить и определять происходящее. Выражаться это может в том, что вас «задвигают» за обеденным столом или на конференции. Вам велят заткнуться, вам угрожают, если откроете рот, бьют за то, что заговорили, убивают, чтобы вы замолчали навсегда. Насильник может быть вашим мужем, отцом, начальником, редактором, а может быть и незнакомцем на мероприятии или в поезде, или парнем, которого вы и не видели никогда, но он разозлился на кого-то еще и решил, что «женщины» – это столь узкая категория, что вместо «нее» вполне сгодитесь вы. Он хочет сказать вам, что никаких прав у вас нет.
За угрозами нередко следуют действия. Именно поэтому женщины, получающие в Интернете угрозы изнасилования и убийства, относятся к ним серьезно, в отличие от администраций сайтов и правоохранительных органов. Нередко женщину убивают после расставания с парнем или мужем, который считал ее своей собственностью и отказывал в праве на самоопределение.
Несмотря на все эти горестные обстоятельства, я очень впечатлена достижениями феминизма за последнее время. Видеть, как в выходные после убийства проявили себя Аманда Хесс, Джессика Валенти, Сорайя Кемали, Лори Пенни, Аманда Маркотт, Дженнифер Познер и другие молодые феминистки, было потрясающе. Наблюдать внезапное лавинообразное распространение твитов под тегом #YesAllWomen – фантастически приятно. Радостно было слышать голоса многих мужчин, высказавшихся в поддержку этого течения. Вместо того, чтобы просто повторять за сторонниками принципа «Not All Men», все больше и больше мужчин занимают активную позицию.
Когда-то радикальные идеи теперь уверенно звучат в СМИ. Наши аргументы, наши революционные способы видеть мир приобретают новых сторонников. Может быть, все мы просто невыносимо устали от того, как настырно отстаивают право свободно носить оружие: учитывая, что со времен стрельбы в начальной школе Сэнди-Хук в декабре 2012 года аналогичных эпизодов было уже более сорока. Мы устали от мачистских фантазий о контроле и мести, у