льше выращивать рис и кормить голодных, – и это моих рук дело».
Словам Клинтона вторил в 2008 году и бывший глава Федерального резерва Алан Гринспан, признавший, что условия его экономической политики были нерациональны. Эти условия, а также действия МВФ, Всемирного банка и приверженцев свободной торговли привели к бедности, страданиям, голоду и смертям.
Мы – большинство из нас – извлекли из этого урок, и мир значительно изменился с тех пор, когда противников свободной торговли клеймили «мракобесами, протекционистами, застрявшими в 60-х яппи» – недоброй памяти цитата из Томаса Фридмана.
После разрушительного землетрясения на Гаити в прошлом году случилось кое-что важное. МВФ под руководством Стросс-Кана планировал воспользоваться уязвимым положением страны, чтобы навязать ей новые ссуды на обычных условиях. Активисты немедленно среагировали на план, который гарантированно увеличил бы долг страны, и без того истерзанной якобы неолиберальной политикой, за которую запоздало извинялся Клинтон. МВФ смутился, отступил и согласился аннулировать существующий долг Гаити. Важная победа для просвещенного активизма.
Сила бесправных
Похоже, что гостиничная горничная способна положить конец карьере одного из самых могущественных мужчин мира, – или, если точнее, он сам губит себя, пренебрегая правами и личностью этой работницы. Примерно то же случилось и с Мег Уитмен, миллиардершей и бывшей владелицей еВау, которая в 2010 баллотировалась в губернаторы Калифорнии. Она решила разыгрывать консервативную карту, ополчившись на нелегальных иммигрантов, – пока не выяснилось, что у нее самой долго служила домработницей такая иммигрантка по имени Никки Диас.
Когда через девять лет держать на работе Диас стало невыгодно для имиджа, Уитмен грубо уволила ее, заявив, что понятия не имела, что та – нелегалка, и отказалась выплатить выходное пособие. Иначе говоря, Уитмен готова была потратить 178 миллионов долларов на свою избирательную кампанию, а подвели ее (в том числе) 6210 долларов невыплаченной зарплаты.
«Я чувствовала, что меня выкидывают, как мусор», – говорила Диас. И вот «мусор» заговорил, уволенную женщину поддержал Союз медицинских сестер Калифорнии, и в итоге штат не попал под власть миллиардерши, готовой и дальше терроризировать бедных и разорять средний класс.
Борьба нелегальной мигрантки-домработницы и приезжей-горничной за справедливость – часть великой, всемирной войны нашего времени. Если случай Никки Диас и споры вокруг ссуд МВФ в пользу Гаити что-то доказывают – это то, что результат неясен. Иногда мы можем выиграть одну битву, но глобальная война продолжается. Еще много чего предстоит узнать о том, что произошло в дорогом номере манхэттенского отеля, но наверняка мы уже знаем одно: идет самая настоящая открытая классовая война, а так называемый социалист принял неверную сторону.
Его имя было – Привилегии, а ее – Возможности. Его история стара как мир, ей же принадлежит новая идея, как изменить еще не дописанную историю обо всех нас, невероятно важную. Мы следим за ней – но мы же и будем творить ее в грядущие недели, месяцы, годы и десятилетия.
Заключение
Это эссе было написано как реакция на первые сообщения о произошедшем в номере Доминика Стросс-Кана в манхэттенском отеле. В итоге он хорошенько заплатил множеству сильных адвокатов и добился того, чтобы нью-йоркские прокуроры отказались от уголовного иска, а заодно использовал добытую адвокатами информацию для того, чтобы очернить жертву. Подобно многим очень бедным людям и выходцам из стран с нестабильной ситуацией, Нафиссату Диалло находилась в той позиции, из которой говорить правду власть имущим не всегда разумно и не всегда безопасно. Поэтому ее изображали лгуньей. В интервью Newsweek она рассказала, что сомневается, выдвигать ли обвинения в изнасиловании, так как опасалась последствий. Ведь ей пришлось бы выйти из тени и заговорить во весь голос.
Так происходит со многими женщинами и девушками, подвергшимися насилию, особенно если их истории угрожают сложившемуся порядку вещей. Таблоид New York Post, принадлежащий Руперту Мердоку, утверждал на первых полосах, что Диалло проститутка, хотя, казалось бы, зачем проститутке работать полный день горничной в отеле за 25 долларов в час? (Когда Диалло подала иск о клевете, изданию пришлось принести извинения.)
Некоторые журналисты сочиняли целые истории, чтобы выгородить насильника: в том числе Эдвард Джей Эпстейн в журнале New York Review of Books. А неясностей было предостаточно. Почему, вопрошали журналисты, женщина, которая, по словам свидетелей, была сильно подавлена, все же рассказала об изнасиловании? Почему предполагаемый нападавший в явной панике попытался покинуть страну? Почему его сперму обнаружили на ее одежде и в других местах, что подтверждало состоявшийся сексуальный контакт? При этом половой акт мог состояться по согласию или без него.
Самое простое и логичное объяснение дала сама Диалло. Стросс-Кан же, как пишет Кристофер Дикки в Daily Beast, «утверждал, что сексуальный контакт с этой совершенно не знакомой ему женщиной длился меньше семи минут и произошел по взаимному согласию. Будь это правдой, пришлось бы поверить, будто стоило Диалло кинуть один взгляд на голого пузатого мужчину за 60, только что из душа – и она тут же воспылала к нему страстью».
Позже о посягательствах со стороны Стросс-Кана начали рассказывать и другие женщины, в том числе молодая французская журналистка, которую, по ее словам, он попытался изнасиловать. Он был замешан в организации секс-вечеринок с участием проституток, что нарушало французские законы: в числе прочего ему предъявлено обвинение в сутенерстве при отягчающих обстоятельствах, хотя обвинения в изнасиловании со стороны секс-работницы были сняты.
В конечном итоге важно то, что нищая иммигрантка разрушила карьеру одного из самых могущественных мужчин мира. Вернее, заявила о его поведении, которое могло бы давным-давно привести к тому же самому. Итог – у французских женщин открылись глаза на мизогинность их общества. А Нафиссату Диалло выиграла суд против бывшего главы МВФ, хотя промолчи она – могла бы получить хорошие деньги. И тут мы возвращаемся к тому, с чего начали.
2011
Глава 4Похвала угрозе
Что это на самом деле такое – равные браки?
Долгое время поборники однополых браков говорили, что такие союзы ничем не опасны для общества, тогда как консерваторы возражали и видели в них угрозу традиционному браку. Быть может, консерваторы были правы – и нам следует не отрицать такую угрозу, а гордиться ею. Напрямую союз двух мужчин или двух женщин на чей-либо традиционный брак не влияет. Но метафизически – возможно, и да.
Чтобы понять, как именно он это делает, вспомним, что представляет собой традиционный брак. И обратим внимание на то, что в этом споре обе стороны несколько лукавят. Сторонники однополых браков отрицают любую угрозу или, скорее, не замечают ее, а консерваторы – недоговаривают насчет того, чему именно угрожают их противники.
В последнее время многие американцы отказались от неуклюжей формулировки «однополый брак» («same-sex marriage») в пользу термина «равные браки» («marriage equality»). Обычно термин означает, что однополые пары будут иметь те же права, что и «обычные». Но есть и другой оттенок смысла: что это брак между равными людьми. И в этом его отличие от традиционного брака. На протяжении многих лет в западной традиции считалось, что муж – хозяин, а жена – собственность. Или, скажем, муж – господин, а жена – служанка или рабыня.
В 1765 году британский судья Уильям Блэкстон писал в своем известном комментарии к англосаксонскому, а позднее и к американскому праву: «В браке муж и жена для закона становятся одним лицом, то есть само существование или юридический статус женщины на время брака аннулируются или во всяком случае объединяются со статусом мужа». По таким правилам жизнь женщины оказывалась зависимой от воли супруга, и пусть мужья бывали добрыми (а бывали и нет), права – это как-то надежнее, чем доброе расположение человека, имеющего над тобой абсолютную власть. Но до обретения прав было еще очень далеко.
Пока в Британии не приняли законы об имуществе замужних женщин – в 1870 и 1882 годах, – все считалось принадлежащим мужу. Жена сама по себе оставалась неимущей, независимо от ее наследства или заработков. Примерно в то же время и в Англии, и в США были приняты законы, запрещающие бить жен, однако вплоть до 70-х годов ХХ века их редко применяли. И тот факт, что сегодня домашнее насилие – иногда! – преследуется по закону, совершенно не отменяет того, что в любой стране оно носит характер эпидемии.
Романистка Эдна О'Брайен недавно выпустила мемуары, где описывает собственный опыт, казалось бы, предельно традиционного брака. Читаешь – и кровь леденеет в жилах. Ее первый муж завидовал ее литературному успеху и заставлял переоформлять все гонорары на его имя. Когда она отказалась поступить так с чеком на крупную сумму – за права на фильм, – он начал ее душить, однако полиция этим делом особо не заинтересовалась. Насилие приводит меня в ужас, но не менее ужасна убежденность в том, что абьюзер имеет право контролировать и наказывать свою жертву, применяя при этом силу.
В 2013 году в Кливленде вынесли обвинительный приговор Ариэлю Кастро, который похитил и целых десять лет пытал и насиловал трёх молодых женщин. Это крайний случай, но не настолько нереальный, каким его изображают. Отметим, что Кастро, как утверждают, открыто применял жестокое насилие и к своей ныне покойной гражданской жене. Вероятно, причиной его действий было стремление к абсолютной власти и абсолютному безвластию женщин. Порочная версия традиционного расклада.
Именно против подобных традиций протестовал и протестует феминизм – имея в виду не только из ряда вон выходящие случаи, но и повседневные ситуации. Феминистки XIX века подавали голос лишь время от времени; за 70-е и 80-е годы выступлений стало гораздо больше, и они пошли на пользу абсолютно каждой американке и англичанке. Именно феминизм сделал возможными однополые браки, ведь благодаря ему иерархические отношения смогли превратиться в отношения равных. Ведь брак между двумя людьми одного пола очевидно будет равным – возможно, кто-то из партнеров будет обладать большей властью в силу разных причин, но по сути это все равно взаимоотношения людей с одинаковым статусом, имеющих право самостоятельно определять свои роли.