— Та, которая хотела найти работу. Но не забывай, что я носила и вот это, — говорю я, прикладывая к себе узкое ярко-красное платье.
— Трое мужчин… — говорит Стефи, качая головой, как будто не может себе такого представить. Она снова щупает шелк. — Кто-нибудь еще остался в списке?
Я задумываюсь и покусываю ноготь. Кто-нибудь еще?
— Нет, — говорю я. — Больше никого.
Когда все уходят, мы с Беллини принимаемся упаковывать вещи, которые решено отдать на благотворительность. Прежде чем я успеваю закрыть коробку, Беллини решает засунуть туда же оранжевый блейзер, заявив, что где-нибудь на свете есть восемнадцатилетняя девушка, которая нуждается в нем больше, чем она.
Дело сделано, я завариваю чай, и мы садимся на кушетку.
— Итак, — говорит Беллини, прихлебывая, — теперь, когда здесь только мы, я могу это сказать. Ты ведь не была полностью искренна, когда ответила, что в твоем списке больше никого нет?
— С чего ты взяла?
— Я тебя знаю, милая. Ты выдаешь себя, когда грызешь ногти.
— Это безопаснее, чем ножницы. Если порезать кутикулу, можно занести инфекцию.
— Благодарю за совет.
На тот случай, если этого оказалось недостаточно, чтобы отвлечь внимание Беллини, я оглядываю поднос и замечаю, что принесла лимон, но забыла молоко.
— Боже, какая же я плохая хозяйка. Пойду принесу сливочник, — говорю я и делаю шаг в сторону кухни.
Беллини ловит меня за руку.
— Я не люблю сливки. Не люблю молоко. Терпеть не могу коров. Сядь.
Я подчиняюсь.
— Почему ты не любишь коров? Индусы, например, им поклоняются. У меня есть соевое молоко, если тебе так больше нравится.
— Гадость. И прекрати уходить от ответа.
Я вздыхаю.
— Беллини, я готова все тебе рассказать. Но мне будет слишком больно.
— Нужно пережить эту боль еще раз, чтобы можно было двигаться дальше, — говорит она. Такое ощущение, что она прочла слишком много книг по самоанализу.
— Это устаревшая метода. Современные психологи стоят за отрицание.
— Когда они успели? — спрашивает Беллини.
— Наверное, когда страховые компании отказались оплачивать клиентам те месяцы, которые они провели в кабинете психолога.
— Так отрицание тебе помогает? — интересуется она.
— Не очень. — Я пожимаю плечами.
— Кто это был? Ты его действительно любила?
— Не то слово… — Я замолкаю и мысленно возвращаюсь к тем трем головокружительным месяцам. Дик. Его ум, обаяние и нежность буквально свели меня с ума, не говоря уже о его роскошном особняке в Нэшвилле и шикарных вечеринках. Мы чувствовали себя такими взрослыми, сидя на веранде и попивая джулеп. Он сделал мне предложение через неделю после того, как мы познакомились.
— Его звали Дик. Я думала, мы поженимся, — говорю я.
Беллини кивает:
— Я понимаю, что ты имеешь в виду. У меня было девять или десять мужчин, за которых я собиралась замуж.
— Да, но в твоем случае дело не продвинулось дальше первого свидания.
Беллини делает гримасу.
— Ты так бесстрашно себя вела, когда Билл ушел. Так почему бы тебе не разыскать и этого, последнего?
Я смотрю в окно, в холодные серые сумерки.
— Он связан с Эмми.
— Твоей младшей сестрой, которая?..
— Да.
— Может быть, если ты с ним увидишься, тебе станет легче?
— Не знаю. Не уверена. Иногда, когда теряешь любовь, ты страдаешь. Но пока земля не треснет у тебя под ногами, ты даже представить себе не можешь, какой глубокой может быть чаша страдания.
Глава 18
Кошмар начинается снова. Спустя столько лет после нашего разрыва Дик снова возникает в моих снах, и я просыпаюсь с криком. Как будто, произнеся его имя вслух при Беллини, я выпустила демона на волю. Ночь за ночью Дик преследует меня, принимая обличье то Дон Жуана, то Сатаны; его зловещая тень гонится за мной. Однажды утром я пробуждаюсь, с трудом понимая, где я, вся в поту, иду к столу и достаю статью, вырезанную из «Таймс». Дик участвует в выборах в конгресс от штата Теннесси.
Дик борется за официальный пост? Ему должно быть стыдно вообще показываться на людях, не говоря уж об участии в предвыборной гонке. Я снова перечитываю эти несколько фраз. Конкуренция жесткая, но Дик Бенедикт догоняет своих противников. Если бы в этом мире существовала справедливость, Дик был бы уже на том свете. Я понимаю, почему никто и никогда не называл его Ричардом. Уменьшительное имя подходило ему куда больше; Хитрый Дик, Вредный Дик, Дик-Ловкач. Мне следовало бы заняться написанием лозунгов для его предвыборной кампании. Пусть избиратели знают, каков он на самом деле.
Я собираюсь лететь в Теннесси. Практически машинально сажусь в самолет, выхожу из аэропорта и еду в полузнакомую часть города. Через пару минут я стою в маленьком офисе, оклеенном полутораметровыми плакатами с изображением человека, которого я стараюсь изгнать из своей памяти. Зачем я сюда приехала? Руки у меня мокрые, сердце колотится.
Энергичная молодая женщина, принимающая посетителей в штаб-квартире Дика Бенедикта, при виде меня вскакивает.
— Здравствуйте, вы хотите записаться? — взволнованно спрашивает она.
— Нет, — говорю я, украдкой вытирая потные ладони о край свитера. — Я приехала из Нью-Йорка, чтобы повидаться с мистером Бенедиктом.
— А, нью-йоркские деньги! Мы уже давно пытаемся найти спонсоров за пределами нашего штата. Вы знаете Дональда Трампа?
— Да, — уверенно отвечаю я, припомнив, что двоюродная сестра свекрови Аманды работает где-то там. Можно сказать, мы близкие друзья.
— А вы не могли бы замолвить за нас словечко перед мистером Трампом?
— Только если вы немедленно позвоните мистеру Бенедикту и скажете, что здесь Хэлли Лоуренс.
Женщина идет звонить и поворачивается ко мне спиной, но я отчетливо слышу, как она произносит: «Хорошо, я ей скажу».
Когда она снова оборачивается ко мне, ее улыбка уже не так гостеприимна.
— Мистер Бенедикт занят. Он извиняется и говорит, что вы можете оставить свой телефон.
— Я подожду, — заявляю я.
— Его долго не будет.
— У меня есть время.
— Очень долго. Может быть, до завтра.
— Хорошо, — отвечаю я и вынимаю из сумочки бутылку минералки, доказывая тем самым, что способна продержаться здесь сколько потребуется. Я беру шоколадное печенье, предназначенное для волонтеров, и усаживаюсь на складной стул.
— Вам лучше уйти. Пожалуйста, — просит женщина, нервно описывая вокруг меня круги.
— Дайте подумать. Чертов Дик Бенедикт сказал, что не хочет меня видеть?
— Он велел избавиться от вас любой ценой, — шепчет она.
— Скажите ему вот что, — говорю я. — Если Дик не захочет со мной встретиться, все репортеры в Теннесси узнают одну историю, которую он скрывал двадцать лет.
Видимо, она не знает, что делать.
— Скажите ему! — настаиваю я. — Этими же самыми словами. Историю, которую он скрывал двадцать лет.
Женщина в замешательстве. Эту недавнюю выпускницу колледжа явно не готовили к скандалам. Хотя, возможно, должны были. Но я в приливе сочувствия решаю помочь бедняжке. Я прохожу прямиком в кабинет ее шефа.
— Не… — начинает она, бросаясь следом, и мы обе обнаруживаем, что комната пуста. На столе лежит недоеденный сандвич, телевизор включен. Женщина озадаченно озирается, но я замечаю приоткрытую вторую дверь, выскакиваю на улицу и оказываюсь на парковке. Дик только что включил мотор своего «мерседеса», но я подбегаю к машине и упираюсь обеими руками в капот.
Сквозь ветровое стекло мне виден седовласый мужчина. Он избегает моего взгляда, оборачивается, словно собираясь дать задний ход, и поворачивает ключ в замке зажигания.
Я стучу кулаком по капоту и кричу вне себя:
— Давай, давай! Почему бы тебе не убить и меня?
Он высовывается из окна, лицо у него каменное.
— Пожалуйста, уйди. Не хотелось бы звонить в полицию.
— По тебе не скажешь, что ты нуждаешься в помощи! — рычу я.
— Пожалуйста, уйди с дороги! — Он пытается сохранять хладнокровие, но тон его становится резким.
— Один раз я это уже сделала. Второго раза не будет! — ору я.
Дик выключает мотор и выходит из машины, захлопнув за собой дверцу. Я с удивлением понимаю, что этот человек вовсе не похож на то ужасное чудовище, которое преследовало меня в моих кошмарах. Он среднего роста, заурядной внешности. Ни огненных глаз, ни вздувшихся на лбу вен. Вместо злобного блеска в его глазах всего лишь обыкновенная усталость немолодого мужчины.
— Если ты хочешь со мной поговорить, то избрала не лучший способ, — предупреждает он.
— А что бы ты предложил? Услышав, что я здесь, ты просто сбежал.
— Мне нужно было уехать по делу.
— Куда? К папочке в офис, чтобы он опять тебя защитил?
Дик долго молчит; я вижу, что он подавлен.
— Чего ты хочешь, Хэлли? Что ты здесь делаешь?
Я смотрю на него с презрением.
— Давненько я не была в Теннесси. И вот подумала, что стоит наведаться. Или послушать «Оле Опри»[11].
«Гранд Оле Опри». Я пытаюсь сохранять спокойствие, произнося это название, но неумолимо вспоминаю тот вечер, когда мы праздновали шестнадцатилетие Эмми. Она сидела справа от меня, а Дик — слева. Нам было так хорошо!
— Ты, наверное, с тех пор побывал не на одном концерте? — с горечью спрашиваю я.
— Хэлли, не надо, — говорит он с тоской.
В честь дня ее рождения я взяла Эмми в Нэшвилл, в гости к своему парню — Дику. Мне очень хотелось, чтобы Эмми с ним познакомилась. Дик приготовил сюрприз — билеты на концерт Ребы Макинтайр, Эмми просто бредила по ней. И без умолку твердила, что я самая лучшая сестра на белом свете. Родители Дика держали в кулаке половину штата, нам легко достались места в партере, прямо перед сценой. В середине концерта Реба запела «С днем рожденья» и сошла со сцены, чтобы обнять Эмми. Та восторженно взвизгнула, расцеловала меня и Дика и сказала, что мы подарили ей самый удивительный вечер в ее жизни.