Согласен, согласен.
В.: Тем не менее остаются вещи, вроде стен или окружающих людей. И мы знаем о них то, что видим.
Ю.: Но это не то, чем является этот человек. Вы на самом деле ничего не знаете об этом человеке или этом предмете, кроме того, что вы проецируете на этот объект или человека. Знание, которое у вас есть, — вот ваше «восприятие». Оно продолжается и продолжается. Вот и всё. У вас нет возможности знать, что это такое на самом деле.
В.: Это я понимаю. Когда мы говорим о реальности, мы можем говорить только о нашем знании о ней и называем это знание реальностью.
Ю.: Для чего? Ведь тогда это превращается в академическую дискуссию или в спор во время общественных дебатов, когда каждый пытается показать, что знает гораздо больше остальных. Что вам это даёт? Каждый пытается доказать, что знает больше, чем вы, убедить вас в своей точке зрения.
В.: Мой вопрос в следующем: есть ли шанс – я понимаю, что метода не существует , — но есть ли шанс вырваться из этого знания о реальности в [подлинную] реальность?
Ю.: Если вам повезёт (это только везение) выбраться из ловушки знания, то вопроса о реальности у вас больше не возникнет. Вопрос возникает из знания, которое по-прежнему заинтересовано в выявлении реальности вещей и в непосредственном переживании того, в чём заключается реальность. Когда знания нет, то вопроса тоже нет. Тогда нет потребности в нахождении какого-то ответа. Этот вопрос, который вы задаёте себе и заодно мне, рождён из допущения, что существует реальность, а это допущение появилось из имеющегося у вас знания о реальности… Знание — это тот ответ, который у вас уже есть. Поэтому вы задаёте вопрос. Вопрос возникает автоматически.
Необходимо не найти ответ на вопрос, а понять, что вопрос, который вы задаёте, ставите перед собой и перед кем-то ещё, рождён из ответа, который у вас уже есть, — из знания. И тогда формат вопроса и ответа, если мы растянем это удовольствие, превращается в бессмысленный ритуал… Если вы действительно заинтересованы в нахождении реальности, вы должны понять, что сам ваш механизм вопросов порождён ответами, которые у вас уже есть. В противном случае не может быть никаких вопросов.
Прежде всего вы допускаете, что существует реальность и что вы можете сделать что-то, чтобы испытать её. Без знания о реальности у вас нет переживания реальности, это факт. «Если этого знания нет, есть ли другой способ испытать реальность?». Вы задаёте вопрос. Вопрос сопутствует ответу. Поэтому нет надобности задавать вопросы и нет надобности в ответах. Я не пытаюсь умничать. Я просто высвечиваю всё, что касается всей этой игры в вопросы и ответы. По правде говоря, я не отвечаю ни на какие ваши вопросы. Я просто указываю на то, что у вас не может быть вопросов, если у вас нет ответов.
В.: Я понимаю. Но даже тогда мне бы хотелось продолжить игру.
Ю.: Замечательно. Возможно, она хорошо вам удаётся. Мне нет. В любом случае посмотрим, что мы можем сделать.
В.: Даже зная нашу озабоченность знанием, вы говорите с нами о реальности и о приятии реальности.
Ю.: Как она есть.
В.: Как она есть?
Ю.: Как она навязана нам нашей культурой в целях разумного и здравого функционирования в этом мире и понимая, однако, что у неё нет другой ценности, кроме как функциональной. Без неё мы окажемся в беде. Если вместо того чтобы называть это «микрофоном», вы решите называть его «обезьяной», нам всем придётся переучиваться, и всякий раз, глядя на него, мы должны будем называть его красной или чёрной обезьяной вместо «микрофона». Мышление или язык необходимы для элементарной коммуникации.
В.: Интересно, что было бы, если бы мы на самом деле начали называть стул лампой, и этот стол — шляпой, ведь многие наши философские системы и идеи тоже связаны с этим.
Ю.: Построение философской системы — это интересно. Поэтому у нас так много философов и философий в этом мире.
В.: Насколько я понимаю, существует только одно, за что стоит бороться: приятие.
Ю.: Разве вы не видите противоречие в том, что вы говорите? Если есть приятие, откуда может появиться потребность в борьбе? Она заканчивается. Если вы принимаете что-то, то не может быть и речи о борьбе. Вы принимаете это, вы верите. Вы верите во что-то, вы принимаете это в качестве акта веры, и на этом всё заканчивается. Если вы ставите её под вопрос, это значит, что вы не приняли этого. Вы не уверены в этом.
В.: Мне пришлось смириться со своей работой юриста, прежде чем я овладел знанием, которое было необходимо для получения работы.
Ю.: Вам пришлось бороться и приложить много усилий, чтобы овладеть необходимыми юридическими знаниями ради получения работы. Это понятно. Это единственный путь. Другого пути нет. Вы используете ту же технику для достижения ваших так называемых духовных целей. Это та разница, на которую я указываю. Как юрист вы знаете, что происходит в судах. Вам приходится исходить из прецедентов и предыдущих решений суда. Обе стороны ссылаются на предыдущие решения суда и приходят к договорённости. Судья принимает либо ваши доводы, либо доводы вашего «коллеги по цеху» и выносит решение либо в пользу вашего клиента, либо в пользу другого. В некоторых случаях вы обращаетесь в вышестоящий суд. Там происходит то же самое. В конце концов вы обращаетесь в Верховный Суд, где судья выносит окончательное решение. Вы можете не соглашаться с решением суда, подзащитный может делать всё возможное, чтобы опротестовать его, и отказаться смиряться, но решение будет осуществлено принудительно согласно закону. Если речь идёт о гражданском деле, вы потеряете то, на что претендуете. Если случай криминальный, вы окончите тюрьмой. В конце концов таким образом решается, кто лжёт, а кто говорит правду. И в конечном счёте всё это условно. Поэтому для вас крайне важно быть хорошо знакомым со всей структурой закона. Вам важно получить юридические знания, необходимые для вашей работы. Чем более вы квалифицированны, тем выше ваши шансы. Чем вы умнее, тем радужнее ваши перспективы. Это понятно.
Так что вам нужно бороться и прикладывать усилия, использовать волю, чтобы достичь успеха.
Предела возможным достижениям никогда не будет. Но для достижения своих духовных целей вы используете тот же самый инструмент. Это всё, на что я указываю.
Вы не представляете себе возможности постижения чего-либо, кроме как в [понятиях] времени. Всему требуется время. Вам потребовалось так много лет, чтобы быть там, где вы сейчас есть, и вы по-прежнему прикладываете усилия и боретесь, чтобы достичь более высокого уровня — всё более, более и более. Этот инструмент — ум, — который вы используете, не может представить себе возможности постижения чего-либо без усилия, без борьбы, без получения результатов. Но проблемы, с которыми вам приходится иметь дело в жизни, являются проблемами жизни, того, как жить. Этот ум не помог нам решить наши проблемы. Вы можете найти какое-то временное решение, но это создаст новую проблему, и так будет продолжаться до бесконечности. Всё это проблемы жизни. Проблемы существования. Инструмент, который мы используем (мышление), — мёртвый инструмент и не может быть использован для понимания чего-то живого. Вы не можете не думать в понятиях борьбы, усилия, времени — о том, что однажды вы достигнете духовной цели, точно так же, как вам это удалось с [материальными] целями.
В.: Вы имеете в виду, что существует некое знание, которое разрешает подлинные проблемы жизни?
Ю.: Нет. Вовсе нет. Это знание не может помочь вам понять или решить проблемы существования. Потому что в этом смысле не существует никаких проблем. У нас есть только решения. Вас интересуют только решения, и эти решения не решают наши проблемы. Поэтому вы пытаетесь найти другие решения. Но ситуация останется в точности прежней. Так или иначе остаётся надежда, что, может быть, вы найдёте решение своих проблем. Так что ваша проблема — это не сама проблема, а решение. Если решения нет, то нет и проблемы. Если есть решение, то проблемы не должно больше быть. Если ответы, данные другими («мудрецами»), это и впрямь ответы, тогда вопросов не должно остаться. Поэтому очевидно, что они отнюдь не ответы.
Если бы они были ответами, то не было бы вопросов. Так почему бы вам не поставить под вопрос сами ответы? Если вы поставите под вопрос ответы, вам придётся поставить под вопрос тех, кто их дал. Но вы принимаете как должное, что все они — мудрецы, что духовно они превосходят всех нас и что они знают то, о чём говорят. Да они ни черта не знают!
«Почему вы задаёте эти вопросы?» — могу я задать вам встречный вопрос. Откуда появляются эти вопросы, прежде всего? Откуда они берутся у вас? Я хочу, чтобы вы отчётливо увидели абсурдность этих вопросов. Необходимо задавать вопросы, касающиеся технического знания об определённых вещах. Если сломается телевизор, кто-нибудь сумеет вам помочь с помощью технического знания. Это понятно. Я говорю совершенно о другом. Вопросы, которые вы задаёте, другого рода.
Где, по вашему мнению, рождаются эти вопросы? Как они получают словесное выражение внутри вас? Всё это механические вопросы. Я всё время пытаюсь подчеркнуть, что вам жизненно необходимо понять, насколько всё это механистично.
Нет никого, кто задаёт вопросы. Нет вопрошающего, задающего вопросы. Это иллюзия, что существует вопрошающий, формулирующий эти вопросы, бросающий их кому-то и ожидающий, что кто-то на них ответит.
На самом деле ответы, которые вы получаете, — это вовсе не ответы, потому что вопросы сохраняются вопреки ответам, которые, как вам кажется, вам даёт другой парень. Вопрос по-прежнему здесь. То, что вы принимаете за ответ (удовлетворяющий или нет), на самом деле вовсе не ответ. У вас уже есть ответ, и все эти вопросы не заинтересованы в получении какого-либо ответа. Ответ на тот вопрос, если таковой вообще имеется, должен уничтожить ответ, который у вас уже есть. Здесь нет места вопрошающему. Если ответ исчезает вместе с вопросом, вопрошающий — несуществующий вопрошающий — тоже должен исчезнуть. Не знаю, ясно ли я выражаюсь.