Я вспомнил, как лихо всех женщин Виктор Семёнович поделил на кобыл и обезьян — очень интеллигентно вышло... Я взялся за веник. Баня чудное место! Здесь люди без одежд, и вроде как душу открыть товарищу проще.
С институтской прорехой в учёбе сына определилось: подлатаем. Но главное сейчас — проветрить мозги Толику. Стоп! Есть ход! Отправлю-ка я его в коммуну к Тимофею Ивановичу, вроде как в стройотряд; там и люди добрые, и работы полно. Ещё к Толику в шефы вчерашнюю знакомую, землячку Дашу Баранову надо бы подключить.
Даша оказалась легка на помине: вскоре позвонила, спросила, когда приехать на генеральную уборку?
— Сейчас и приезжай!
Я вернулся домой. Толик уже не спал. Он тупо смотрел по телевизору старую советскую комедию. Почему тупо? Потому что на его лице было написано другое, что-то совсем не комедийное.
— Извиняться перед Лощинской я не буду, — заупрямился Толик, узнав о моём разговоре с проректором. — Я слышал, она на следующий год собирается в Москву в докторантуру. Пускай валит, я у неё учиться не хочу.
— Нравоучительных лекций я тебе читать не буду. Но ты сам себе задавай вопрос: отчего у тебя проблемы?
— У меня проблем нет! — усмехнулся Толик. — Это у вас есть проблемы из-за меня. Мать вся тряслась, чтоб меня не забрили в армию. Ты трясешься, чтобы меня не выгнали из института. А мне это сейчас надо? Кто меня спросил?
— Ты мой сын. И я всегда, при любых обстоятельствах, буду заботиться о тебе. В выборе профессии, жены и друзей ты абсолютно свободен. Только вот незадача: угон машины и таблеточки требуют экстренного решения. Ты сможешь всё это решить без меня?
Толик вздохнул: слов не потребовалось.
— Пап, отвези меня домой. Мне у тебя непривычно. Да и мама меня дожидается. А ещё верни таблетки, — попросил Толик. — Я хочу их отдать и предупредить Макса. Мне на остальных наплевать, это не наши. С Азии, чурки. А Макс мой друг.
Меня опять ставили перед выбором. Я не лез в щекотливую ситуацию сам, а меня загоняли в неё, загонял сын, — у меня было опять то же тревожное чувство, как тогда, когда надо было (вернее, не надо было!) делать Толику укол от армии. Отдавать таблетки я не хотел, но и подставлять сына и его друга — тоже не перспектива.
— С твоим другом Максом я поговорю завтра.
— Макс не захочет с тобой встречаться.
— Тогда звони ты! Сейчас! — настаивал я. — Скажи ему, что придёшь на встречу тайно. Что ты на крючке у ментов. Шьют угон, а от таблеток хочешь поскорее отделаться. Говори коротко, назначай встречу... Место — на краю города, за мостом. У оврага. Если спросит, почему там? — скажешь: там людей поменьше. С ним мы встретимся, он не отвертится. А ты пока заляг на дно... Скоро поедешь в коммуну.
— В какую ещё коммуну? — вяло спросил Толик.
Объяснить я не успел: забулькал звонок в прихожей. Нагрянула Даша Баранова. Она привезла сумку, в которой халат, перчатки, какие-то тряпки, порошки.
— Всё, что можно вымыть, вымой. Окна, двери. Всё, что можно вычистить, вычисти. Если что-то постираешь, не буду против. Стиральная машина включается просто.
— Я разберусь, — лёгкая на слово, ответила Даша.
— Там вон ещё гора неглаженого белья.
— Э-э, мне это на несколько дней тогда.
— У меня есть гостевая комната. — намекнул я. — А это мой сын, познакомься. Он, правда, с тяжёлой процедуры.
Толик смутился. Ещё бы, пол-лица приопухло, губы разбиты.
— Даша у нас профессиональная горничная. Студентка, колледж заканчивает, — представил я.
Она тоже смутилась, шепнула:
— Привет-привет. Я окна сперва вымою. В комнатах.
Мы остались на кухне вдвоём. Я хотел предложить Толику поехать домой «к маме», но почувствовал, что он уже не хочет «к маме»; похоже, Даша его чем-то заинтересовала, и он хотел бы познакомиться с ней поближе. Что ж, дадим время.
— Я сейчас ещё отъеду на часок. Прораб просил на объект заскочить. — сказал я. К прорабу на объект действительно нужно было заехать, хотя срочность не обязывала. Я позвонил на объект, где моя контора выступала субподрядчиком, предупредил: скоро буду.
— А ты помоги девушке. Может, что-то передвинуть надо. Ведро воды принести... — наказал я сыну.
— Она что, правда, у тебя в гостевой комнате ночевать будет? — спросил Толик.
Я только усмехнулся на это. Сын меня к Даше, кажется, ревнует. Значит, она тронула его сердце с первого взгляда. Это хорошо, это очень хорошо! Женщина способна, хотя бы на время, отнять мозги у мужчины. Учёные утверждают, что мужчина думает о женщинах каждые пятнадцать минут. Толику такое общение — только в плюс. К тому же о коммуне мне подсказала сама Даша. Она и его просветит. Правда, Толик кисловато выглядит. Впрочем, с синяком на морде перед женщиной не будешь смотреться как Бельмондо.
Тут я забросил крючок, понизив голос:
— Понравилась она тебе?
— Нормальная, — уклончиво ответил Толик.
Я хотел было сказать сыну: «Вот и добейся её! Стань её парнем... Хоть интерес в жизни появится. Женись на ней, заведи детей. Помоги ей на ноги подняться. Заработай ей денег на платье, на букет цветов, чтоб она не ишачила уборщицей. Она ведь тоже студентка.» Но это было бы слишком. Я только мимоходом сообщил сыну:
— Кстати, она тоже всё лето проведёт в коммуне.
А Даша тут как тут.
— У вас на втором этаже — комнаты жилые или так? — спросила она меня.
— Можешь не прибирать, я туда почти не поднимаюсь.
— А вы про меня здесь говорили?
— Откуда ты знаешь?
— Щёки горят, как будто меня кто-то ругает, — как-то по-свойски призналась Даша.
— Нет, мы тебя, наоборот, нахваливаем. Какая умница! С родителей денег не тянет, сама зарабатывает.
Уходя, уже из прихожей, я крикнул и Даше, и сыну:
— Толик тебя чаем напоит! С пирожными!
Сын мой заметно повеселел, к маме под крыло не торопился, а Даша мне всё больше была нужна. Всё нормально! Всё по плану! Как велит жизнь. Вперёд!
На другой день ко мне снова приехала Даша: приборки ещё хватало, а я тем часом отправился на встречу с Максом. Поехал не на своей машине, а на разбитых жёлтых «жигулях». Полиция даже забирать их не стала. Шаров сказал: на кой они, если даже заявления нет от владельца, пусть сам ищет и забирает свою рухлядь... А мне этот «жигулёнок» нужен был, чтобы передать его вместе с таблетками Максу и отделаться от всего разом.
Едучи на «жигулёнке», я удивлялся: ведь когда-то такая машина была мечтой! Она была комфортна (сам на такую нарадоваться не мог, когда купил), хотя отличалась от моего нынешнего БМВ, как паровоз от космического корабля... «В чём же провал русских? — думал я. — Нет технологичности, нет расторопности, вечное отставание в темпах развития от цивилизованного мира. Но есть же Менделеев, Лобачевский, братья Черепановы, Попов, даже телевидение изобрёл русского ума человек — Зворыкин. А ещё оружейники, космос. Куда ни кинь — всюду приложился русский ум, изобретательность. Или всё кроется не в техническом смысле, а в русской философии?
Во всём, в каждой клетке русского мира, в каждой клетке русской земли, русского воздуха есть некая философия бытия, смысла жизни. И эта философия противостоит прогрессу, вернее, прогресс для неё не есть погоня за комфортом бытия. Да и что есть прогресс? Сто новых функций в новом смартфоне, который нужно менять каждый год? Нет, речь, конечно, не идёт об элементарной сытости и жизненном уюте, речь идёт именно о ста новых функциях в новом смартфоне. Речь идёт об излишествах, о мишуре... Одинаково можно утолить жажду из хрустального бокала и из гранёного стакана. Погоня за прогрессом лишь изнашивает нацию, отнимает у неё что-то очень важное, может быть, самое важное... Ведь высшая мудрость в созерцании, покое и гармонии.»
Я вздохнул, поймал себя на мысли: «Точно — старею, раньше такие мысли ко мне не закрадывались. А нынче стал размышлять о созерцании, а не о действии...» Глубоко вздохнул. «Нет-нет! Мы ещё повоюем! Ещё всё впереди: и встречи, и любовь, и, возможно, дети. Надо перед отпуском шмоток себе подкупить, приодеться. Если мужчина не думает о новых сорочках и галстуках, значит, не думает о женщинах, значит, теряет либидо... А ведь весна, однако, за окном. Весна!»
Я припарковал машину у самого склона, на обочине с небольшим покатом. Это была окраина города, где находился строительный рынок. Я уже придумал план, как избавиться от наркотиков, которые лежали сейчас в бардачке. Сделать это надо при свидетелях, то есть при Максе.
Макс приехал на стареньком «Мерседесе», за рулём был не он, его подвезли. Машина остановилась чуть поодаль, и Макс — я вспомнил, что видел этого парня как-то раз в компании с Толиком — пошагал к «жигулёнку», где сидел я. Он подошёл к машине, подозрительно заглянул в салон, увидел, что Толика там нет.
— Садись, поговорим, — сказал я Максу в открытое окно. — Толик не смог приехать. Я за него.
Макс огляделся по сторонам и, похоже, кому-то кивнул в машине, в «Мерседесе».
— А вы кто такой? — ершисто спросил Макс.
Я смерил его взглядом: самоуверенный наглец, серьга в ухе, значит, ещё и рассчитывает на некую экстравагантность, наверняка считает себя умнее других. Ничего... Это поправимо.
— Я отец Толика.
— Он бы ещё мамку послал, — съязвил Макс.
— Я думаю, ты тоже скоро о мамке вспомнишь. Толик посидел в КПЗ. Теперь твоя очередь.
— Вы меня не пугайте! Не о чем нам говорить...
Я выскочил из машины, схватил Макса за руку, выпалил ему прямо в лицо, грубо и властно:
— Ты, щенок, сейчас мне всё расскажешь! Или сядешь лет на пять за наркоту! Я позабочусь!
— Отвали! — резко вырвался Макс.
Я не держал его, даже оттолкнул от себя, когда он вырывался.
— Ах, так? Ну, и ты вали! Уже к вечеру тебя объявят в розыск... И начнёшь ты славное путешествие по России — в бегах... За наркоту сроки большие. Вали, голубчик!
Он не уходил.
— Чего вам нужно от Толика? — резко выкрикнул я.