Сынок тем временем не выражал никакого беспокойства: он сидел в кресле и играл на планшете, наверное, в бесконечные игры, которые обожают четырнадцатилетние оболтусы...
— Вы уверены, что это правильный ход?
— Да-а... Они вас оформят. Вы поселитесь. Главное — поселиться. А потом я со всеми договорюсь. Главное, чтоб дали номер и поставили на питание. Я готова им приплатить... Все люди. Все всё понимают. К тому же я не задаром.
— А спать нам вместе придётся? Если по паспорту я ваш муж... — коварно пошутил я, чтоб узнать реакцию новой знакомой.
Тут она рассмеялась, задорно, весело. Смеялась она красиво, глаза сужались, губы и подбородок чуть вздрагивали, на щеках играл румянец; она как будто молодела, становилась девушкой, кокетливой и ветреной...
— Всё же давайте сделаем по-другому. Сходим к директору. Он, говорят, человек доброжелательный. К тому же администратор меня уже оформляла и вряд ли забыла... — предложил я.
Лиля предупредила сына об отлучке. Кирюша только головой мотнул и даже не оторвался от игры на планшете.
Директор санатория, молодой элегантный армянин, был прост и вменяем. Лиля ему, очевидно, приглянулась, он ей улыбался, говорил простенькие комплименты; возможно, он в ней чуял свою, возможно, она была из их племени, южных кавказских кровей. Лиля и он больше улыбались друг другу, а говорил в основном я, уже с некоторой ревностью:
— Понимаете, Ашот Арменович, я друг её мужа. Он неожиданно заболел и очень просил меня оказать содействие семье. Жене и сыну. Как-никак, чернобылец...
— Уважаемый, нам всё равно, кого соцслужбы отправляют на лечение: Васю или Дашу. Пусть они дадут нам бумагу, письмо. — Он говорил с приятным южным акцентом.
— Если они пришлют письмо факсом, это вас устроит? — по-деловому спросил я.
— Разумеется, устроит, — сказал директор.
Однако из кабинета директора Лиля вышла растерянная.
— Где мы достанем такое письмо?
— Неужели в вашем городе нет ни одного знакомого, кто отправил бы нам факс?
— Но письмо мы где возьмём? У этих соцслужб пока допросишься.
— Письмо мы сами сделаем. И отправим по электронной почте. А на санаторий из вашего города отправят факс.
— А печать? На письме должна быть печать!
Я улыбнулся. Мягко взял из руки Лили её путёвку, на которой отлично читалась печать организации, выдавшей этот документ.
Через пару часов из её родного города прилетел факс в санаторий с нужным текстом и печатью внизу. Подделать такое письмо мне труда не составило. В ближайшем компьютерном центре я сканировал печать, разработал фирменный бланк письма, ну, а дальше... Как в моём любимом кино «Бриллиантовая рука»: «Ну, а дальше — дело техники...»
На столе администраторши лежал факс, в котором говорилось, что администрация передаёт путёвку жене, члену семьи чернобыльца. Всё чинно, комар носу не подточит. А когда Лиля с Кирюшей заселились, я поблагодарил судьбу, что она подкинула мне в санаторий премилую женщину, пусть и замужнюю, пусть и с отроком.
Лиля смотрела на меня благодарными глазами.
— Как всё вы здорово придумали! Так всё быстро решилось... Надо купить бутылку коньяку, отблагодарить директора...
— А меня отблагодарить?
— Ну, это не обсуждается, — рассмеялась Лиля и даже легонько прижалась ко мне в знак благодарности. — Отметим вечером.
Весь остаток дня до назначенного свидания меня не покидало чувство лёгкости и веселья. Я словно бы помолодел; всё прожитое, пережитое сдвинулось куда-то далеко, будто мне оно и не принадлежало, и вообще казалось, что не было никакого прошлого: всё только начинается с чистого листа. Я оглядывался по сторонам, непроизвольно что-нибудь рассматривал, куда-то шёл, не думая, куда; мне легко дышалось. Вот бы остаться здесь навсегда! Дышать этим воздухом, купаться в море, жить среди этой красоты, покоя, испытывать душевное равновесие, глядеть на пальмы и рододендроны... Чувства мои были настолько светлыми и всеохватывающими, что становилось радостно даже не от предчувствия будущего свидания, а от общей полноты жизни, словом, как в детстве, когда, проснувшись, испытываешь каждой клеткой тела и души свет и радость светлого и радостного мира.
Лиля пришла ко мне в номер принаряженная, подкрашенная, в синем длинном платье из тонкой материи. С первых же минут свидания мне хотелось Лилю потрогать, обнять. Я даже начинал её ревновать к тем мужчинам, которые у неё были... Пожалуй, это было впервые: странное, новое чувство ревности, ведь у меня с ней ещё ничего не произошло. Но мы с ней уже перешли на «ты».
Осторожненько, без нажима и спешки я решил попытать Лилю насчёт мужа. Как и что? Проблема верности... Лиля была открыта, искренна, по крайней мере, мне так казалось. Не сразу, не целым ведром информации, но постепенно она рассказала, как стала женой чернобыльца и кто этот самый чернобылец.
— Когда взрыв грянул, Сергей ещё был молодой, пожарным работал. Дурость в голове. Не понимал, что такое радиация и прочее... Набирали добровольцев, он мог отказаться. Но не отказался. Сам напросился в Чернобыль. Героем хотелось быть... Вернулся, всё вроде нормально. Но потом сказалось. Стал часто болеть...
— Сейчас, наверное, жалеет о том, что поехал? — спросил я.
— Нет, говорит: у каждого своя судьба. Он такую выбрал... У меня сразу были сомнения: чернобылец — как дальше со здоровьем? Ведь радиация не шутки... Но я всё равно за него замуж пошла.
— Любила сильно? — без усмешки подсказал я.
Лиля без усмешки отвечала:
— Нет. Любви не было. Так только, взаимность. А любви не вышло... Просто так... Он, Сергей, из хорошей семьи. И мать, и отец — преподаватели, поэтому я надеялась, что он и мужем будет порядочным. Семью не разобьёт... Мы с ним сейчас уже порознь живём. Просто развод не оформляем, чтобы легче было и с лечением, и с льготами разными.
— А он любил тебя? — Я ещё никогда и никому не задавал таких вопросов «в лоб» через несколько часов знакомства, в первый день, но сейчас я даже не испытывал стеснения и скованности, казалось, я мог спросить её о чём угодно, даже о самом сокровенном.
— Он меня, думаю, любил, — простодушно отвечала Лиля. — В общем, как женщина я ему нравилась... А любовь — это что-то другое. Я думаю, что любовь чувство бешеное и недолгое. На один месяц...
Я слушал Лилю и старался понять, что она за человек: всё впрямую говорит, не скрывает, что вышла по расчёту замуж, что с мужем не живёт...
— Потом у Сергея проблемы на работе начались, он перестал на меня внимание обращать. Я друга себе завела. Сначала одного, потом другого. К нему совсем охладела. Только так, по обязанности... Он за городом живёт. Иногда к нам приезжает. Кирюшу очень любит. — Лиля рассказывала увлечённо и главное — доверительно. — Сергей всё время нашу жизнь ругает. Говорит, что сыну досталось время подлое. Всё свели к деньгам, и ничего больше. Кругом деньги, деньги... А ведь тушить Чернобыль ехали не из-за денег. Сейчас туда бы никого не загнали по доброй воле... Ну, а к женщинам он сейчас совсем охладел.
— А ты, Лиля, к мужчинам?
— А я нет. — Она рассмеялась и прижалась ко мне.
В этот вечер, в этот изумительный вечер у меня с ней ничего так и не случилось, когда после лёгкого вина, после милых застольных разговоров о горах, о море, о мацестинских ваннах и о разном прочем курортном я пригласил её потанцевать (о музыке я позаботился заблаговременно), почувствовал к ней удивительное влечение. Сперва я объяснил для себя это тем, что у меня уже давненько не было женщин и естество брало своё.
— Ты цыганка? — спросил я.
— Не-ет... Многие так думают. Может, где-нибудь в нашем селе и затесался в роду какой-нибудь цыган, но я русская. Просто род такой весь чернявый вышел... А прадедушка священником был с огромной чёрной бородой. Я на фотографии видела.
— Очаровываешь ты, как цыганка...
Лиля рассмеялась, а я поймал момент, обнял её сильнее, стал целовать в губы. Потом стал обнимать её так страстно, что намерения мои были очевидны. Лиля мягко отстранилась от меня, её глаза блестели, казалось, тоже от возбуждения и распалённости, но она тихо сказала:
— Валя, сегодня не надо. Перенесём на завтра. У нас еще уйма времени...
В эту ночь я долго не мог уснуть, хотя прежде засыпал легко. Приятные обнадёживающие мысли вились вокруг Лили. Я думал только о ней. Ни о чём другом думать не удавалось. Даже если я насильно заставлял себя вспоминать о бывших «жёнах», о поездке в Одессу, о Ладе, о дочке, о Толике, Лиля как будто стояла рядом и слушала мои мысли... В моей груди появлялось какое-то знобяще-тревожное, приятное чувство. Так приходит любовь.
На следующий день, вернее ночь, Лиля ночевала у меня. Я беспокоился о её сыне, но Лиля мне сказала:
— Он уже взрослый мужчина — один не боится. Сергей в нём воспитывает мужество... К тому же телефон под рукой, да и расстояние между корпусами (они жили в соседнем корпусе) — докричаться можно.
Лиля отдалась мне просто, естественно и полноценно, как будто много-много раз делала это уже со мной. Любила она не только умело, но даже как-то весело. Темпераментная, шаловливая, она быстро зажигала меня, да и сама увлекалась самозабвенно и неутомимо.
Ну, а дальше и вовсе началось некое любвеобильное сумасшествие. Две недели мы с Лилей проскочили по курортной жизни будто за один день и одну ночь. И всё это счастливо-полоумное время мы ни от кого не прятались. Правда, Лиля не каждую ночь оставалась у меня, зато каждый день оказывалась в моей постели. Теперь я даже не представлял, как мог жить без неё. Наверное, такое бывает с каждым мужчиной, у которого плавятся мозги...
Опять в груди появилось щемящее неизъяснимое волнение, сладкое, будто стоишь над пропастью и гордишься тем, что стоишь на огромной высоте. Я понимал, что поплыл... Но разве я не об этом мечтал, разве не об этом мечтает каждый свободный мужчина?! Да, отправляясь на юг, в Одессу, я мечтал возродить, обновить свои чувства к Ладе. Но Одесса мне этого не дала. А здесь сам воздух был пропитан весельем, свободой и любовью.