– Как добрался? – Забелин постарался показать, что он не один. Но, как обычно, это не подействовало.
– Старый, не поверишь! В час ночи приполз. Провожал Наташку. Какой же она осталась чистой. Мы с тобой просто-таки жизнью искрошены. А она – удивительная. Будто и не было всего этого.
– Макс, я не один. – Он остановил сделавшего движение к двери Дерясина.
– Слушай, мы с ней на тротуаре, на заблеванном тротуаре «сухаря» на двоих раздавили.
– Максик!
– Погоди! Только представь! Ты поразишься, но она все еще верит в добро. Жить здесь – и верить! Фантастика! Но не хочет простить. Может, ты порадеешь? Да, поздравь, я теперь зам Мельгунова и начальник управления ценных бумаг института. Дослужился до степеней известных. Думаю, управление в департамент переименовать. Солидней. Теперь насчет вашей стычки…
– Макс! Заткнись же, наконец! Мне как раз надо с тобой увидеться. В теннис еще не разучился стучать?
– Мальчишка! Да я тебя одной левой! – Флоровский был левша.
– Тогда через два часа в теннисном клубе ЦСКА на Ленинградском. До встречи!.. – Забелин положил трубку. – Что, Андрюш?
– Вы что, Янку берете?
– Не выгонять же.
– Воля Ваша. Просто Клыня теперь просится. Вы ж знаете, втюрился он в эту кошку.
– И что думаешь?
– Он-то в теме. Обузой не станет.
– Тогда скажи – пусть подключается к Жуковичу.
Дерясин пожал костистым плечом, как делал всегда, когда что-то оставалось для него не до конца понятым. В последнее время был он мрачноват.
– Что, непривычно без дружка? – догадался Забелин. – А ты женись наконец. И времени хандрить не останется.
– И вы туда же, – пробурчал Андрей.
– С Рублевым на днях виделся на фуршете. Спросил о вас с дочкой. Говорит, сам жду не дождусь. Кстати, неудобно всё его спросить. Почему Инна носит материнскую фамилию?
– Так они с Иван Васильичем разбежались, еще когда Инка не родилась. Ну, та как бы со злости Инку на свою фамилию и записала. Вы, кстати, Алексей Павлович, не проговоритесь в банке. Она, дуреха, ото всех скрывает. Хочет, чтоб вроде как без отца добиться.
– Ладно, ладно. Не самый большой болтун. Так до свадьбы-то доживу?
– Куда ж деваться… Да, там у вас в предбаннике какая-то плохушка дожидается, – припомнил Дерясин, выходя.
Подзабывший о Юле Забелин, хмыкнув, поднялся. Пора было выезжать.
В приемной над Яниным столиком навис и что-то интригующе шептал в ушко Жукович. Шептал явно непристойности, потому что на раскрасневшемся Янином лице установилось выражение веселой сконфуженности.
При виде шефа Яна поспешно поднялась и выжидательно застыла.
– До понедельника, – коротко попрощался Забелин, пропуская вперед заждавшуюся Лагацкую.
– Так вот насчет Екатерины Второй… – Жукович замолчал, внимательно посмотрел на помертвевшую Яну и, понимающе скривившись, удалился.
В баре теннисного клуба ЦСКА было прохладно, звучала неспешная мелодия, потягивали соки остывающие после горячего душа игроки. Внезапно тихая эта гармония была нарушена – из коридора донеслись быстрые шаги, и в сопровождении растерянного администратора в бар прямо в мокром пальто ввалился взъерошенный Флоровский.
– Ну и паскудная у вас, доложу, погодка. – Он неодобрительно оглядел посетителей бара, не обеспечивших надлежащий климат, разглядел поднявшего в углу руку Забелина, нашел глазами барменшу: – Соточку «Камю», лапуся.
– Не круто ли перед игрой? – удивился Забелин.
– А ничего, чуток адреналина впрысну. Заодно и шансы уравняем. Ты хоть ракетку-то за эти годы держать научился, мальчишка?
Стало, увы, ясно, что адреналиновая подпитка началась задолго до того.
– Что в институте?
– В институте как раз хай-класс! Старперов наших повидал. Постарели без нас, это что-то. Но не изменились – лопочут о науке, о социальной справедливости, черт знает про что. И что поразительно – продолжают работать, черти! Для них это теперь, я так понял, вроде наркоты. Успел, к слову, темки просмотреть. Ты не поверишь, Стар, но не соврал Мельгунов. Таких парочка разработок на подходе – просто, я тебе доложу, прорыв. Правда, с год как застыли. Мельгунов, бедолага, извелся. Может, оттого и на тебя полкана спустил. Финансово-то – полная жопа… Ах ты, солнышко, – растекся обаянием Макс при виде подошедшей с бокалом барменши. – Просто умаслила. Может, присядешь?
– Не положено. – Барменша быстро отошла.
– Максик, здесь приличное место. И заигрывать с персоналом не принято. – Забелин успокоительно кивнул сидевшему невдалеке главному администратору. – К тому ж ты, как я слышал, Натальей полон.
– А, Наташка! Послала она меня без затей.
– Так вроде говорил – «вся из себя воздушная», «сухаря» на двоих?..
– Вчера «сухаря». А сегодня по зрелом размышлении послала. Подкатился я к ней насчет ресторации. Не прошло. Хватит, говорит, отгулялись. Да и права! За эти годы и сына одна вырастила. – Одна?
– Одна, – жестко отрубил Максим. – Это поверь мне. Старик Макс в таких делах не ошибается. Есть еще, как выясняется, женщины в русских селеньях. Но, увы, – богатыри – не мы! Э, правду глаголят, что нет у человека злейшего врага, чем он сам. Так что удел мой теперь сиротский. Предлагаю по этому скорбному случаю бабцами какими-никакими аварийными на двоих утешиться.
– Ты с чем приехал, Макс?
– Тебя ободрать.
– Я не о том. Для чего в институт пошел? Ведь не собирался.
– Пожалуй, и не собирался. А теперь хочу попытать, нельзя ли вытянуть? Говорил же, обрыдло под себя тянуть. Дело-то и впрямь святое.
– Куда как святое. Благодетелем погарцевать. Опять же перед Наташенькой хвоста распустить, – Забелин добился того, чего хотел, – задел его за живое. – Фейерверки устраивать – это твое авторское право. Но ты хоть представляешь на минуточку, что это такое – вытащить оборонный институт из финансовой ямы? Это не бумажки на бирже фиксировать. У тебя есть программа, план хотя бы?
– Мы люди стихийные. Но мощных стихий!
– Окстись, не перед Мельгуновым выступаешь. Знаешь, какие деньги нужны, чтоб институт поднять?
– Ну…
– И что, впрямь столько под себя подгреб, что готов лишними десятком миллионов рискнуть?
– Десятком?
– Это как карта ляжет. А то и двумя. Выйдем-ка в холл. – Забелин поднялся. Да и кстати – похоже, Макс как раз собрался повторить. – Вот что, Максим, – Забелин убедился, что рядом никого нет, – люди мы свои, так что темнить не буду. Намерен я институт наш для «Возрождения» прикупить. Финансирование банк обеспечивает. Приглашаю в команду.
– Выходит, не зря Игнатьич на тебя взъелся. Почуял волчару, – Макс уличающе скривился. – Лихи, как погляжу, вы, нынешние. Об институте, как о дыне, купил – продал.
– Не дыня. Но товар. Ты что, болезный, и впрямь полагаешь, что будет он себе и дальше стоять посреди Москвы, весь в масле и фольгой оптико-волоконной упакованный и для всего прочего мира недоступный? Не мы, так другие скупят. А не скупят, так обанкротят. И еще дешевле заберут. Я потому на это пошел, что банк наш как раз к поддержке информационных технологий обратился. И институту мощная рука ой как нужна. Все срослось, понимаешь? Деньги от аренды на финансирование научных тем пустим. А уж как «доведем» технологии, тогда потихоньку к главному – начнем торговать ими. Тут уж тебе карты в руки. Ну, и на поглощении, само собой, заработаем – на скупку контрольного пакета выделено восемь миллионов. Что сэкономим – ты в доле.
– Так ведь Юрий Игнатьевич!
– Юрий Игнатьевич твой!.. Наш. Великого гения ученый. Штучный человек. Но не безразмерный. Рыночник, например, из него никакой. Такого за эти годы наработал – хорошо еще, если мой план реализовать удастся. А альтернатива – прилетит какой-нибудь АИСТ, – слушал о такой хищной птице? – склюет все лакомое, да и повыкидывает стариков наших со всеми их прожектами.
– Ты что ж, предлагаешь против Мельгунова выступить?
– Да ни боже мой. Просто на сегодня мы с тобой мельгуновскую выгоду лучше его самого понимаем. Главное, придумать комбинацию, чтоб никто в институте, кроме нас с тобой, не знал, что за скупкой этой банк наш стоит. Для этого выпятим тебя, как ты и любишь, спасителем и благодетелем. Банковские деньги выведем сначала на Запад, а оттуда запустим в институт как твои. Запутаем источник. Хочет Юрий Игнатьевич иметь западные деньги – пусть имеет. А за тобой контроль за их целевым использованием, ну, и за институтом в целом. А уж когда завершим поглощение, тогда вместе к Юрию Игнатьевичу в ноги бухнемся. Не дурак же он – поймет расклад. Главное – договориться, что бежим вместе. А о технике не беспокойся.
– Сказала сова мышам.
– То есть?
– Анекдотец такой есть. Мыши пришли к сове за советом, как навсегда спастись от кошек.
«Превратитесь в собак», – посоветовала сова. – А как это? – Ну, чего вы пустяками отвлекаете? Как, как. Главное – направление задано. – Максим помолчал, ожидая реакции более острой, чем чахлый смешок приятеля.
– Имей в виду, Алёха. Если что плохое задумал, старика я при всех вариантах не сдам.
– И за кого ж вы меня все держите-то? – обозлился Забелин.
– М-да, интересные штучки играет буржуазия. – Максим сделался задумчивым. – Как это мы сможем скупить мельгуновский институт в интересах Мельгунова, против воли его, да еще так, чтоб сам он и не догадался? Шарада! Пойду-ка я еще сотняшкой «Камю» подзаправлюсь. – Он отвел удерживающую руку. – Потому что поразмыслить требуется.
– Алексей Павлович! – послышался от двери голос администратора. – Ваш зал освободился.
– Ну что ж, к барьеру. Подождет твоя сотняшка.
– Давненько не брал я в руки шашек. – Максим, весь еще во власти состоявшегося разговора, деланно бодро потер руки.
Но видно, сыграть сегодня была не судьба. Едва начали они переодеваться, как в зал вбежал растерянный директор комплекса в сопровождении двух громил.
– Алексей Палыч, родной, пощадите! – еще в движении запричитал он. – Придется уступить зал. Онлиевский внезапно приехал. Ну прямо хоть плачь. И резервных нет.