– Отдохни-ка от трудов праведных, – потребовал Забелин.
– То есть?
– В угол, говорю, отойди! Иль против меня тоже собираешься старым опером постоять?
Подлесный затих, будто колеблясь, должен ли подчиниться. Затем в глазах его мелькнуло некое просветление.
– Говорил, говорил я Вам, Алексей Павлович! – Он брезгливо колупнул ногтем бурое пятно на правом рукаве безупречной своей рубахи. – Нельзя было падали этой доверяться. Хороший вы мужик, но в людях ни бельмеса не смыслите. Отодвинули меня, вот – пожинаем. А у него на морде было написано, что сдаст при первом случае. Такое дело загубил! Ох, напрасно в свое время наши его не доработали. Дерьмо, оно во все времена при первом тепле воняет.
С видимой неохотой Подлесный отошел в сторону.
Забелин же придвинулся к обмякшему Жуковичу.
– Так что, Олег? Сдал-таки? – припомнил он ту, прежнюю угрозу.
– Меня, здорового мужика, и… как ошметка. – Плечи Жуковича задрожали, из-под пальцев, которыми пытался прикрыть он побитое лицо, потекли грязные слезы.
– Стало быть, и впрямь тогда не шутил? – жалости к этому страдающему от унижения человеку Забелин больше не испытывал. – Говорить станешь?
– А пусть тебе Малюта твой рассказывает. Обложились. У каждой падлы по своему Скуратову. Хрен вам теперь чего выгорит! Института им захотелось. Перебьетесь! – перекосив рот, проорал Жукович. Забелин, за минуту до того сам возмущенный происходящим избиением, не контролируя больше себя, взметнул сжатую в кулак руку.
– Не-ет! – закричали сзади. Вошедшая тихонько Юля с ужасом смотрела на охваченного яростью Алексея. – Он же живой!
– Пока живой. – Насмешка на лице Подлесного плохо, впрочем, скрывала овладевшее им смущение. – Предатель это нашего общего дела, Юлечка.
При звуках Юлиного голоса Забелин отчасти опомнился, вместо удара схватил Жуковича за ворот, выдернул из кресла, намереваясь дотащить до двери, но не удержал, и тот тяжело рухнул на пол. Вид его вызывал отвращение.
– Пошел вон, – процедил Забелин.
– Премного вами благодарен, барин. – Жукович, скосившись на Юлю, поднялся, скривил избитое лицо в ухмылке и медленно, на подминающихся ногах, двинулся к двери. С опаской поглядывая в сторону приблизившегося Подлесного, добрался до спасительно выхода. Заметил сгрудившихся в приемной Яну, Клыню, прибежавшего на крики Дерясина. В потухших глазах вспыхнула показная удаль. – Н-на вам! – отчаянно, срывающимся голосом выкрикнул он, ударив себя ребром ладони по сгибу другой руки. И, дернув ручку, выбросился в приемную.
Подлесный шагнул следом, но дорогу перегородила хрупкая фигурка. Юля глядела на нависшего над ней мужчину с необычной неприязнью.
– Извини, Юль, что при тебе получилось. Но это мужские разборки, – Подлесный неохотно отступился. То ли от женщины, то ли от сожительницы шефа.
– Вы человека! Как грязь, растоптали. Недоброе вы сотворили.
– Ты бы лучше нас всех пожалела. – Забелин, совершенно обессиленный, опустился на ближайший стул. – Столько трудов, денег. А люди, о коих печешься. В одном институте шестьсот человек. И один гнус… взял да все и подпалил. Да что теперь говорить? Доброта-то, она тоже должна быть… умной.
– Предательство это, Юля, – попытался смягчить слова шефа Подлесный. – И тут уж не до, стал быть, антимоний.
– Страшный вы, Подлесный, – не приняла примирительного тона Юля. С горечью помолчала. – А ты, Алеша. Ты… тоже не по-божески.
– Зато ты вся из себя божеская! – Забелин видел скрещенные на себе взгляды сотрудников. Но удержаться не смог. – Аж исползалась перед ним на карачках. Только что-то не больно Господь твой тебе помогает. И вообще, я этими поповскими проповедями дома закормлен! Так хоть здесь дай отдохнуть!
Он прервался, пугаясь вырвавшихся слов. Вскрикнувшей Юли в кабинете уже не было.
– Зря так-то, – буркнул Дерясин. – Может, догоню? – Нечего. Сами дома разберемся. Зайди лучше в кабинет. Обсудим что имеем, – раздражение Забелина искало повода для нового выброса. Возбужденно-радостное лицо Яны попалось ему на глаза. – А тебе что здесь надо? Цирк шапито нашла? Или – работы нет? – Будете орать, могу уволиться, – личико Яны пошло пятнами.
– Бог навстречу, – Забелин захлопнул дверь. В кабинете остались Подлесный и насупившийся Дерясин.
– Не стоило бы так. Молоденькая еще. Не обвыклась, – осторожно упрекнул Подлесный.
– На себя посмотри, миротворец хренов! Кистеня только не хватает да дыбы. Пыточную он в кабинете вице-президента устроил.
– Просил ведь подвал.
– Пошути еще.
Мысли об обиженной в сердцах Юле непрестанно вращались в голове Забелина и мешали вернуться к делу. Он сделал жест рассаживаться. По пути, молчаливо извиняясь, потрепал за рукав Дерясина.
– Ладно, вернемся к нашим баранам. Рассказывай, как Жуковича вычислил.
– Так я его сегодня с утра пас, – объявил Подлесный. – Хоть вы и приказали, но… я так подумал, что для дела. И ведь как чувствовал.
– Дальше.
– Ну, он, правда, верещал поначалу, чтобы не лез. Но потом я его слегка образумил.
– По печени? – подковырнул Дерясин.
– Да нет, зачем? Это уже здесь, по факту. Значит, после того как Клыня привез ваш конверт, я его лично принял, хоть Жукович вновь верещать пустился. Но зато убедился ответственно – все было в целости: не надорван, и росписи ваши соответствуют. Не вскрывался, короче. За это отвечаю. Жукович при мне всё в новый конверт опечатал. Выходил, правда, пару раз. Вот тут я в сомнении.
– Не сбивайся.
– Без пятнадцати пять приехали на аукцион. Сдали все документы. Из «ФДН» народишко уже крутился. Потом узнал, что они один свой конверт тоже в последний день подменили, но за полтора часа до нас. То есть получается – до того как вы цифру проставили. А после никто не менял. За это поручусь. Ни на шаг не отходил.
Короче, в семнадцать тридцать объявляют, что участвуют четыре компании (две ихние, две от нас), все документы действительны. Начали вскрывать.
Вскрывают ихний первый конверт – сто двадцать тысяч рублев. То есть на халяву пытались. Наш первый – два сто. Вскрывают второй наш – ё твое – шесть миллионов и при них пять тысяч. Я еще подумал – ну, дает шеф, швыряет деньги за не фиг делать. И тут вскрывают ихний последний – шесть миллионов десять тысяч не хочешь? Не два, что нам Жукович по максимуму пророчествовал, а точнехонько шесть. Да еще на нашу пятерочку десяточку аккуратненько положили. В дамки, стал быть, с сортиром. Просто-таки снайперски точно наварили.
– Как Жукович себя вел?
– Выступать начал. Мол, никакой протокол подписывать не стану. Де, фальсификация всё. Да только пылил он. Подпись его никому и так не нужна, подписывает только победитель. А по форме не придерешься. Ну, я потерпел, пока не закончится. Пока назад ехали. Выслушал, как он по дороге повозбуждался. За пацана, должно, держал. Но старый опер всяких видал. А уж в кабинете – тут от души. – Дальше.
– Так всё, – удивился Подлесный.
– Как всё? – Забелин переглянулся с Дерясиным. – Так на чем конкретно поймал? Мордовал-то за что?
– Колол! Не знаю, правда, как он это провернул. Тут еще разобраться требуется. Но ведь и каталы на твоих глазах передергивают. А то, что он, – так это к бабке не ходи. Некому больше! Конверт-то ваш он получил опечатанным. Если бы вы раньше времени не объявились, я бы из него всю компру вынул.
Забелин недобро засмеялся.
– Вы чего это? – под изучающим взглядом шефа Подлесный быстро пробежал взглядом по своему костюму.
– Я думаю, Подлесный, что из ФСБ тебя по недоразумению поперли. Просто не доехали, какой в тебе палачуга сидит. Выходит, и здесь Юля права оказалась.
– И вы туда же. Ну, она-то девочка. Но вы – высший менеджер. Не одно поглощение оформили. Дело-то грязное, в общем, делаем – у людей ихнее отнимаем.
– Не отнимаем, а покупаем.
– Покупали бы, я и впрямь лишним был. А так… одна грязь. Только роли разные. Да и игра немалая – на миллионы долларов. А я, между прочим, еще и экономлю – разведку и контрразведку в одном лице совмещаю.
– Еще и палач-любитель по совместительству.
Подлесный поднялся. Голос его впервые за все время обиженно клокотнул: – Небось, когда нужно было акции из Петракова вытрясти, так не погнушались меня послать? И не виню, потому что в тот момент не до умствований было – дело зависло. А когда ментам платите, чтоб должников ваших трясли, в каталажки кидали, так оно ничего? Вы же про то, как из них деньги ваши выбивают, знать не желаете. Вам результат подай. И опять же – верно! Нормальное распределение труда. Больше того! За каждым переговорщиком при фраке должна быть сзади тень человека с топором. Такая вроде бестелесная. Ан аргумент! Подлесный постоял, выжидая реакции. Но ее не последовало: Забелин и Дерясин, положив руки на стол, с отрешенным видом молчали. – Вижу – выгнать хотите. И не обижаюсь. Потому что прокол на кого-то списать надобно. Подлесный приосанился, подтянул узел галстука и, коротко, по-армейски, кивнув, вышел из кабинета.
– Что скажешь? – больше, чтоб заполнить пустоту, произнес Забелин.
– А что тут скажешь? – Дерясин выпятил нижнюю губу. – Засада, она и есть засада. Не думал, что Олег таким говнюком окажется.
– Я тоже! – признал Забелин. Перевел дыхание. – Ладно, пока проехали. Давай лучше помаракуем, что делать станем? Ситуация переменилась. «Балчугу» теперь одиннадцать процентов легче подобрать, чем нам сорок. Мы-то рассчитывали, что они, потеряв девять процентов, дальше не пойдут. Нет, мол, перспективы. А они пошли. Да еще и на большие деньги. Даже угрозы, что мошенничество с векселями наружу выйдет, не испугались. – Как это не испугались? – удивился Дерясин. – Очень даже… Вам что, не доложили? Еще накануне от аукциона отказались. Подлесный там своего агента завел. Так что информация свежая.
– Похоже, я здесь вообще обо всем узнаю последним, – буркнул Забелин. Но оживился. – Погоди! Но тогда вообще не ясно: заказчик отказался, а ФДН, тем не менее, не только не снялось с аукциона, но и заявило крупную сумму. Чего добиваются? Не станут же они сами затевать скупку в институте! Просто блефуют?