О пользе запретов, или Нравственность без границ
Когда в 2017 году министерство культуры отозвало прокатное удостоверение у фильма «Смерть Сталина», в среде социально активных граждан снова пошли разговоры о том, что хорошо бы создать «министерство совести» или «комитет по нравственности». Получается, мы с вами для подобных «нравственных активистов» – как малые дети, которым нужен родительский присмотр, чтобы мы не наступили в кошачьи какашки во дворе или не потянули в рот грязную палку. Но мы-то вроде бы взрослые люди, у многих из нас уже у самих есть дети, а то и внуки. Почему нам отказали в возможности самим составить свое представление о фильме?
Создатели фильма, насколько я понял, так и не посмотрев его, издеваются над Сталиным и его окружением. Ладно. Мы понимаем, что Сталин – упырь и убийца. Те, кто был с ним рядом, – тоже далеко не ангелы. На что мы обижаемся? Что, фильм пошлый? Эка невидаль для российского кинематографа. Уважаемые общественники при Минкульте, видимо, пропустили тогда премьеру очередного отечественного шедевра «Зомбоящик», в котором Сталин предстал перед зрителем в образе Рэмбо: усатый «качок» с обнаженным торсом и пулеметом наперевес курил свою фирменную трубку с «Герцеговиной флор». Те, кто увидели в «Смерти Сталина» какую-то идеологическую диверсию против России и пугали граждан угрозой для нашей нравственности и даже безопасности (прозвучало и такое), видимо, просто мало знакомы с историей кино. Процент пошлости примерно одинаков во всем мировом кинематографе.
Кстати, тогда все позабыли одну вещь: изначально прокатное удостоверение «Смерти Сталина» Минкульт ведь выдал. То есть подтвердил, что фильм смотреть можно. О компетентности чиновников, которые выносили это решение, судить не берусь. Меня интересует другое: вот, когда более нравственно чуткие члены Общественного совета при Минкульте забили тревогу и фильм запретили к показу, – кто-нибудь подумал про возмещение убытков компании-прокатчика? Кинопрокат – одна из разновидностей бизнеса, который, как заявляют с самых высоких трибун, государство всячески поддерживает и поощряет. И что? Где ответственность «разрешателей»? Почему чиновники Минкульта не отвечают за все свои «переобувания в полете»? Врачи за свои профессиональные ошибки отвечают по полной программе – вплоть до реальных сроков; ошибки чиновников министерства культуры влекут за собой вполне ощутимые последствия в серьезных масштабах – пусть отвечают за это!
Отечественный Минкульт в очередной раз выступил в роли рекламного агентства. После истории с «Матильдой» это стало неизбежно. Но если раньше таким экзотическим способом подогревали интерес к отечественной картине, то в случае со «Смертью Сталина» российские чиновники решили поработать на прибыль зарубежных прокатчиков. С подачи уважаемых экспертов и членов Общественного совета при министерстве культуры на всех афишах этого фильма за границей аршинными буквами значилось: «Фильм запрещен в России!» То, что создатели фильма на этом прилично заработали, – ладно; главное – наш запрет мгновенно превратил трешевую комедию в серьезное кино, и иностранный зритель пошел в кинотеатры для того, чтобы вдумчиво искать в картине причины: за что запретили-то, что не понравилось русским? И вот ответы, которые он для себя нашел, – они-то как раз и могут нанести настоящий ущерб престижу страны.
Если чиновники от культуры действительно считают, что мы – малые дети по разуму, и они больше понимают и лучше разбираются в нравственных вопросах, все равно, незачем изобретать велосипед: в той же Америке с помощью прокатного рейтинга прекрасно раскладывают по полочкам любые фильмы, от эстетских шедевров, идущих огромным числом копий во всех кинотеатрах страны, до порнографии, спрятанной от посторонних глаз в специальных кинозалах. Но что-то мне подсказывает, что такое заимствование покажется нашим активистам-общественникам полумерой, да еще и слишком непатриотичной. Уж слишком серьезны намерения «запретителей». Тем более что предводитель этого «нравственного дворянства», глава Общественного совета при Минкульте, Юрий Поляков, в последнее время пребывает в каком-то особенном возбуждении – стоит только вспомнить его давешний демарш в отношении театра Вахтангова и его худрука Римаса Туминаса: тут и Евросоюз, и обвинения в непатриотизме – в общем, «Это все придумал Черчилль в восемнадцатом году».
В связи с этим я все больше склоняюсь к тому, чтобы поддержать планы самопровозглашенных радетелей о нашей нравственности: Бог с вами, учредите уже наконец в России Министерство совести! Соберитесь туда, все самые активные нраво-защитники, пусть вам дадут прямой эфир на телевидении – и спасайте нас, неразумных. Расскажите нам, как думать, оградите нас от коварных происков врагов, научите Родину любить. Пусть ваша нравственность распространится на сопредельные государства, на весь мир! Главное – пусть только вы будете на виду. Все лучше, чем если бы вы где-то в укромном месте втихую вынашивали свои планы спасения Отечества и выскакивали из полутьмы, бросаясь на простых граждан со своими идеями. Развернитесь во всю мощь. А мы уж как-нибудь придумаем, что нам со всем этим делать.
Вариант, конечно, рискованный, зато наглядный. Хотя, может, и делать-то ничего не придется. Сдается мне, что, если этих господ не стеснять, они в конце концов сами себя запретят: слишком силен инстинкт. И вот тогда наступит светлое будущее.
«Зеленая книга». Популярное кинопособие без автора
Первая мысль, которая возникла у меня во время просмотра этого фильма, – точнее, даже не мысль, а слово, выскочившее из памяти: политкорректность. Или толерантность, как хотите. Принципиальной разницы не вижу. Последние лет двадцать уже, наверное, Америка (прежде всего, конечно, Америка) живет под колпаком этой самой политкорректности. Которая влияет уже абсолютно на все: на бизнес-сообщество, критиков, прессу. Стало хорошим тоном на каждом шагу демонстрировать комплекс вины по поводу истории собственного государства. И всячески подчеркивать какое-то особое отношение к черному населению страны. При этом – кто бы спорил! – в истории Соединенных Штатов достаточно поводов, чтобы граждане этой страны испытывали если не вину, то хотя бы неудобство. А между тем фактическое отношение к афроамериканцам по-прежнему далеко не столь нарочито покаянное, как нам пытаются показать или доказать.
В общем, в этой системе координат «Зеленая книга» для меня – это абсолютно «зеленый» фильм. Зеленый в том смысле, что он показывает героев, их историю исключительно в том виде, в каком это сегодня нужно; так, как разрешено. Зеленый – потому что в нем нет ничего запрещенного, по ходу повествования у меня в голове как у зрителя не загорелась ни одна красная лампочка, ни в одном месте я не увидел ничего неожиданного или противоречивого. Персонаж Махершалы Али – это просто набор «триггеров», которые запускают у аудитории правильные эмоции в нужный момент. Он и чернокожий, он и гомосексуалист – кругом несчастен. Только что не инвалид.
Фильм оказался лишен какого-либо авторского переживания, авторской эмоции. По нему невозможно поставить автору «диагноз». Картина «читается» как плакат. Ну, или, не уничижая стараний съемочной группы, – он смотрится как развернутое кинопособие на тему «Пережитки расовой сегрегации в Соединенных Штатах Америки в послевоенный период». Больше – ничего.
Еще Калатозов говорил, что Америка будет только тиражировать; имелись в виду успешные с коммерческой точки зрения приемы, решения, идеи, собственные или чужие. Так вот, «Зеленая книга» – это растиражированная история прекрасного французского фильма «1+1». Но вспомните французский фильм: там нет этих рамок политкорректности, там есть живая, неровная, эмоциональная история. Потому она и вызывает эмоции у зрителя.
Здесь же все аккуратно разложено по правильным полочкам, последовательность соблюдена идеально, все сбалансировано и взвешено. Рядом, на ту же полочку можно поставить такой же сбалансированный «Оскар». Но вот что странно: эффекта нет. Эмоций никаких. Первые и последние свои эмоции вы испытываете в течение первых десяти минут фильма. И других можно не ждать, их не будет. Нет, они, конечно, могут возникнуть, если вы ничего не знали о притеснениях чернокожих, не слышали о проблеме гомосексуализма и т. д. – тогда, возможно, вас ждут какие-то откровения. В любом другом случае – вряд ли.
Что еще плохо: если сегодня молодой кинематографист посмотрит «Зеленую книгу», он скажет: «Да понятно же все!» – и примется делать то же самое. А я считаю, что «все понятно» – это то, что убивает кинематограф. Это то, что разрушает художественную реальность в зародыше, что лишает произведение нерва. Потому, наверное, и не находим мы в сегодняшнем кино того, что привлекает, например, театрального зрителя, – яркого высказывания. Или эти находки случаются слишком редко. И это проблема не только американская, мы болеем тем же самым: свидетельство тому – волны спортивных драм и военно-патриотических картин о героическом прошлом, которые накатывают одна за другой на отечественного зрителя.
Я – за эмоции. За «неправильную» последовательность событий, слов, взглядов, пауз, которые только и могут создать на экране атмосферу чего-то живого – пусть даже смотреть на это будет неприятно. С «Зеленой книгой» нет разницы – что смотреть два с лишним часа картину, что пять минут посмотреть на ладную, аккуратную золоченую статуэтку «Оскара». Вы получите примерно одни и те же эмоции. Гарантированно положительные. Но разве кино – об этом?
Основы безопасности жизни
Дорога. Отвечая Льву Толстому
Процесс перемещения человека из пункта А в пункт Б, видимо, как-то по-особому воздействует на людей. Недаром же он породил такое огромное количество литературных произведений – путевых заметок и дневников, повестей и романов. В кино родился целый жанр – роуд-муви. Смотреть фильмы про дорогу я иногда могу, но вообще процесс перемещения в пространстве для меня никогда не был источником вдохновения. То же самое – в кино и театре: есть режиссеры, которые любят сам процесс – репетиции, съемки; я люблю результат. А вот этот путь, от замысла до воплощения, у меня часто бывает мучительным.