[715]. Разнообразные экономические, полицейские и религиозные функции, свойственные «тайным союзам», в их компетенцию, по-видимому, не входили [716].
С другой стороны, главная функция дорийских сисситий - функция консолидации гражданского коллектива полиса путем искусственного выравнивания образа жизни всех его членов - совершенно чужда типичному «тайному союзу». Этот последний представляет собой весьма пластичную и подвижную систему, четко откликающуюся на все изменения племенной экономики. Этим объясняется отсутствие четкой организации и случайный состав многих объединений этого рода[717]. Дорийский мужской союз, напротив, с самого начала сознательно поставлен в противовес экономическому развитию, как своеобразный амортизатор между хозяйственным базисом и политической надстройкой общества. Эта особенность спартано-критской формы мужских союзов, резко отличающая ее от всех других разновидностей этого института, вытекает из того, что мужской союз в данном случае, как было сказано, является лишь одним из структурных элементов рабовладельческого полиса.
Афины и Спарта как два противостоящих друг-другу типа полиса в классической Греции
В Греции V-IV вв. до н. э. мы находим противостоящими друг другу два различных типа полиса. Один из них наиболее рельефно воплощен в афинской демократии, другой в спартанском государстве. Различие между этими двумя полисами не сводится только к противоположности между демократией и олигархией. Не менее важны различия в характере экономики и, прежде всего, в формах эксплуатации рабов, свойственных каждому из этих государств. Именно эти различия в значительной мере определяют своеобразие полисной организации как Афин, так и Спарты.
Экономическую основу афинского государства составлял труд покупных рабов в ремесле и сельском хозяйстве. Развитие рабства протекало здесь, как постепенный, стихийный и практически ничем не ограниченный процесс. Свободное развитие рабовладения, равно как и других видов частной собственности, имело своим следствием крайнюю пестроту и неоднородность социального состава гражданского коллектива. Победа демократии, отмена ценза и других ограничений права гражданства, по сути дела, политически закрепила эту внутреннюю неоднородность афинского полиса. Вместе с тем, политическое уравнение беднейших слоев свободного населения Афин с его верхушкой требовало в качестве дальнейшего шага подтягивания первых до уровня последней также и в экономическом отношении. Широкие возможности в этом направлении открывала эксплуатация городов-членов Афинского морского союза. На протяжении почти полувека союзнический форос входил в качестве важного компонента в доходы многих тысяч афинян. Распределение фороса шло в централизованном порядке по нескольким каналам одновременно. Безусловно, главным из этих каналов была оплата государственных должностей, нигде не достигавшая такого развития, как в Афинах [718]. После разгрома Афин в Пелопоннесской войне тяжесть основных расходов в кормлении демоса была переложена на плечи зажиточных граждан, которые вынуждены были теперь уступать демократическому государству значительную часть своих доходов от труда рабов, а также разного рода финансовых и торговых операций. Однако принципы организации государственного хозяйства при этом, в сущности, не изменились. Ведущую роль продолжало играть централизованное распределение доходов полиса с помощью системы раздач, платы должностным лицам и литургий.
Развитие спартанской экономики уже с конца VI в. до н. э. идет по другому пути [719]. Илотия - основной определяющий фактор всей спартанской истории - возникла в результате завоевания. Поскольку завоевание было осуществлено силами всей общины спартиатов, общинная собственность на землю и на рабов в конечном счете стала здесь господствующей, оттеснив частную собственность на задний план. В свою очередь, это имело своим следствием превращение всех граждан государства в равной мере во владельцев земли и рабов. Закрепление общинного землевладения в Спарте диктовалось необходимостью поддерживать определенное равновесие между численностью свободных и порабощенных. Именно эту цель и преследовало создание системы землепользования, основанной на неделимых и неотчуждаемых «древних» наделах, каждый из которых должен был содержать одного или, может быть, нескольких воинов-спартиатов и их семьи. По наиболее вероятному предположению, эта реформа могла быть проведена в период, следующий непосредственно за ΙΙ-й Мессенской войной, в результате которой в распоряжении спартанского государства оказались большие массивы пахотной земли и многочисленные рабы-илоты, работавшие на этой земле. Одновременно с аграрной реформой и, очевидно, в тесной связи с ней, как уже говорилось выше, подверглась коренным изменениям организация мужских союзов и связанный с нею обычай сисситий - коллективных обедов граждан.
Сохранение и развитие института сисситий в рамках полиса было важнейшим средством укрепления дисциплины внутри коллектива рабовладельцев в таком государстве, как Спарта, где, как известно, была нарушена основная заповедь рабовладельческой экономики: избегать скопления больших масс рабов, говорящих на одном языке (см. Plat. Leg., 777 С; Arist. Polit., VII, 1330а 26). В отличие от разноплеменных, разрозненных рабов большинства греческих государств, илоты составляли сплоченную однородную массу, всегда готовую к восстанию. В этой обстановке дисциплина, максимальная сплоченность и организованность были вопросом жизни или смерти для всех спартиатов. В условиях отсталой полунатуральной экономики Спарты наиболее рациональной формой консолидации господствующего класса оказалось товарищество сотрапезников - фидитий. Для большей части граждан Спарты - вчерашних крестьян, сисситии - обеды в складчину, были привычной традицией [720]. Сисситии и стали основой той системы повседневного контроля над жизнью граждан, над их потреблением, которая является наиболее характерной чертой «ликургова космоса»[721]. Сохранение обычая сисситий было выгодно прежде всего спартанской олигархии. Разбитый на небольшие, организованные на «патриархальный» лад группы, ежедневно собирающийся на обязательные обеды, скудный рацион которых разнообразили лишь щедроты богатых сотрапезников, спартанский демос был гораздо менее опасен для правящей знати, чем, скажем, буйная городская толпа в Афинах. Таким образом, будучи, с одной стороны, орудием господства свободного меньшинства над порабощенным и неполноправным большинством, фидитии, с другой стороны, использовались как своеобразный инструмент народоправства внутри того же меньшинства[722].
Сравнительная характеристика Спарты и критских полисов
Историческая ситуация, сложившаяся на Крите к концу архаического периода, как бы в миниатюре повторяет ту картину социально-политических отношений, которую мы уже наблюдали в Спарте в ее, так сказать, крупном плане. Ни одному из критских полисов не удалось полностью подчинить своей гегемонии соседние города и создать такое мощное государственное образование, как Лакедемон. Внутренняя обстановка на острове, по-видимому, не была столь напряженной, как в Спарте.
Аристотель (Polit., II, 1269а 39 слл.; 1272b 18) противопоставляет критских периеков илотам, утверждая, что первые, в отличие от последних, никогда не восстают против своих господ. По его мнению, это объясняется почти полной изоляцией Крита от внешнего мира (илотов натравливают на спартанцев их соседи)[723]. На Крите не было и столь резкого численного перевеса рабов над свободными, как в Спарте, так как территория и население отдельных полисов были весьма незначительны.
Все это накладывает отпечаток известного своеобразия на местную форму мужских союзов, делая невозможным ее отождествление со спартанскими фидитиями. Казарменная спартанская дисциплина не привилась в городах Крита. Принцип беспрекословного подчинения части целому, личности государству, осуществленный в Спарте на практике, здесь оставался, скорее, недосягаемым идеалом. Организация гетерий была поэтому гораздо менее четкой, чем организация фидитиев. Такие черты системы союзов, как унификация и централизация на Крите были выражены довольно слабо. Частная инициатива, напротив, играла весьма значительную роль (например, в вербовке агел). Это свидетельствует о том, что гетерии в отличие от фидитиев еще сохраняли многие характерные черты родовых мужских союзов периода дорийского завоевания. «Более демократичная», по выражению Аристотеля (Polit., II, 1271а 28 слл.), организация критских сисситий также может расцениваться как наследие той исторической эпохи, когда господствующей была нераздельная родо-племенная собственность на землю и другие средства производства [724].
Результаты предпринятого нами исследования вкратце сводятся к следующему. Мужские союзы, существовавшие в дорийских городах-государствах (Спарте и городах Крита) в V—III вв. до н. э. в их двух основных разновидностях (фидитии и гетерии), представляют собой особую форму организации класса рабовладельцев в рамках античного полиса. В этом аспекте дорийские мужские союзы существенно отличаются от всех других типов и разновидностей этого института, известных нам по этнографическим описаниям и по другим источникам. Исторически фидитии и гетерии являются результатом искусственной перестройки более ранней первобытной формы мужского союза. Эта последняя форма, правда, уже на стадии разложения зафиксирована в гомеровских поэмах. Можно предположить, что первоначально мужские союзы дорийцев Спарты и Крита были тесно связаны с родо-племенной организацией. На Крите эта связь продолжала сохраняться еще в сравнительно поздний период. Разложение родового строя в Спарте и городах Крита не повлекло за собой ликвидации мужских союзов как формы общественно-политической жизни. Напротив, претерпев существенные изменения как в своей организации, так и в функциях, мужские союзы сыграли немаловажную роль в становлении рабовладельческого государства в этих двух районах, став одним из важнейших элементов дорийского полиса.