пути все чаще попадаются окна воды, требуется большое знание болот, чтобы вовремя определить опасные места, выбрать правильный путь, подать четкую команду. Вот Нестеров, балансируя, идет по доске, другую держит в руке, потом кладет ее продолжением первой. И, повернувшись лицом к Николаеву, поднимает первую доску, чтобы продолжить дальше путь по этому своеобразному подвижному мостику. Доска набухла, и поднять ее трудно. Но солдат упорствует, тянет на себя отяжелевшее дерево и вдруг соскальзывает с подмостка, по пояс врезается в холодное брюхо топи. Ему на помощь спешит Николаев. Слышится голос Нестерова:
— Забирай, забирай правее! Здесь опасно!
Тяжелая птица, хлопая крыльями, проносится над головой Колесова и с шумом опускается где-то впереди. Раздается всплеск воды. Капитан на минуту останавливается и еле слышно шепчет:
— Вот это чутье! Молодец Нестеров, точно определил опасное место.
А по цепи уже летит шепоток:
— Держаться правее!..
— Держаться правее!..
И снова — ни звука. Колесов всматривается в темноту. Теперь уже левее ухают взрыв-пакеты мухинцев, совершенно не подозревающих, что вот-вот, точно из-под земли, вырастут у них в тылу наступающие и ночная мгла наполнится шумом атаки.
— Так должно быть, — заключает Колесов. — В таких случаях только смелые, дерзкие действия наступающих, их проникновение в тыл «противника» обеспечивают успех преследования.
Тяжелые вьюки с пулеметами, боеприпасами качаются на спинах солдат. Под их тяжестью трудно работать с досками. Это соскользнул с опоры Николаев. Колесов видит, как идущий за ним солдат бросает ему доску и говорит:
— Держись за землю. Становись на опору.
Николаев, барахтаясь в липком месиве, сердито ворчит:
— Чертово болото! Так и тянет в свою брюховину. Погоди со своей доской, я уже на опоре, — и, продолжая путь, добавляет: — Все равно пройдем. Не такое видали.
— Пройдем!
Капитан с силой рванул доску, пробежал по лежащей тесовине и, чуть пригнувшись, положил доску на качающийся грунт. Потом снова проделал эту операцию, и снова, и снова… Метр за метром — вперед.
Капитану невольно вспомнились бои у Пятихатки. Тогда вот так же было тяжело, даже труднее приходилось, но люди шли вперед и побеждали. Колесову хотелось, чтобы его солдаты были во всем похожи на героев тех битв.
— Николаев, почему остановились? — спросил он.
— Берег, товарищ капитан. Земля.
— Берег? Значит, прошли, — вслух подумал Колесов.
— Похоже так, — отозвался Нестеров. — Как на войне прошли, товарищ капитан.
На берегу было светлее. Подошли остальные воины, отстающих не было. Сложили доски в штабель. Колесов велел командиру второго взвода дать сигнал для группы, оставшейся на той стороне для атаки с фронта. Над головой лейтенанта замигал карманный фонарик.
— Вперед! — скомандовал Колесов и сразу почувствовал какое-то облегчение: легко стало на душе, расправились плечи, губы застыли в улыбке, будто и не было этого действительно трудного и опасного болота, которое осталось позади и которое теперь уже не будет называться непроходимым…
Когда закончились учения, к Колесову подошел майор Никулин. Он пожал ему руку и спросил:
— Сам догадался или кто подсказал?
— Генерал-опыт подсказал, товарищ майор, — улыбнулся Колесов.
Майор засмеялся.
— Хорошо сказано: «генерал-опыт»! Боевой опыт — прекрасный советчик. Пойдемте к командиру дивизии, он желает вас видеть.
БАСОВ И ЕГО СОСЕД
Раннее утро. На берегу реки стоит капитан Максимов. Он пришел сюда, чтобы наметить место для предстоящего занятия по плаванию. Медленно очищается река от тумана. Серые облачка, чуть дрожа, тянутся кверху, обволакивают верхушки верб. За спиной офицера слышится то глухой топот ног, то дробные хлопки множества рук. И по тому, как слабеет этот шум, Максимов догадывается — физическая зарядка в роте подходит к концу. Пора бы прибыть с докладом Орлову…
Орлов, солдат-первогодок, сегодня в свободной смене внутреннего наряда. Уходя на реку, капитан приказал ему сообщить об окончании физзарядки. Максимов мог бы и не требовать этого, но хотелось проверить исполнительность подчиненного. Максимов принял роту недавно, до этого работал секретарем комсомольского бюро части. И теперь старается использовать каждую возможность для знакомства с людьми, которыми придется командовать не один год.
Опоздание Орлова заставляет капитана отвлечься от реки. Максимов поднимает голову и видит неподалеку от себя командира восьмой роты майора Басова, стоящего у крутого обрыва.
— Ты чего здесь торчишь? Иди сюда, новость сообщу, — зовет его тот, уперев руки в бока. Они закончили одно военное училище. Вместе прибыли в полк. Но служба у них сложилась по-разному: Максимова избрали секретарем комсомольского бюро части, Басов же стал командиром роты. Он обычно подшучивал над работой Максимова, но, когда узнал, что тот принимает роту, да еще девятую (на то она и девятая, говорили в полку, чтобы первой не быть), был немало удивлен. «Алешка, комсорг ты мой правильный, ты с ума сошел! Зарежет тебя девятая», — заявил он в первый же день заступления Максимова на новую должность.
Алексей подходит к Басову. Тот, словно забыв, зачем позвал, по-медвежьи поворачивается к стоящему рядом солдату:
— Раздевайся, Рыжов, не тяни волынку.
— Глубоко тут, товарищ майор, — передергивает плечами Рыжов. — Могу утонуть, я ведь степняк…
Басов молча сбрасывает с себя обмундирование и, ни слова не говоря, прыгает в воду. Вынырнув, кричит:
— Прыгай, тебе говорят! Не утонешь, командир рядом!
— Вот напасть-то, — жмется солдат, глядя на Максимова.
Алексей знает Рыжова, ему не раз, будучи секретарем, приходилось разговаривать с солдатом. Робкий, с ним, вероятно, надо быть поаккуратней. Максимов быстро раздевается и берет Рыжова за руку:
— Вместе пошли, не робей… Вот так…
Басов округляет глаза, что-то хочет сказать капитану, но сдерживается и только крутит головой.
— Портить людей и я могу, — говорит Басов Максимову, когда они выходят на берег, и, повернувшись к Рыжову, повышает голос: — Плавать вы будете, а сейчас — марш в отделение… Степняк!
— Эх, Алешка, ты что думаешь, рота — детский сад? — оставшись с Максимовым наедине, продолжает сокрушаться Басов. — Нет, брат, если ты с каждым, как с малым дитяткой, будешь цацкаться, ты не командир. Командир — это… — Он выразительно смотрит на капитана и, не найдя подходящего слова для сравнения, надолго умолкает.
Идут с реки рядом, нога в ногу, не спеша. Роща, палатки, лес уже залиты солнцем.
— Может быть, ты и прав, — тихо отзывается Максимов. Подумав о чем-то, он начинает доказывать, что к Рыжову, безусловно, нужен подход.
— Учи рыбу плавать! — прерывает Басов и, заметив идущего навстречу солдата, замедляет шаги: — Твое чадо — Орлов спешит. Посмотрю, с какой ты стороны к нему подойдешь, — уже свернув с тропинки, бросает он Максимову. Удаляется Басов напрямик, через саженцы, раздвигая своими широкими плечами деревца, которые, выпрямляясь, с укором покачивают ему вслед кудрявыми головками.
Басов нравится Алексею, чем именно — он и сам до конца не понимает. Может быть, вот этой уверенностью, с которой тот так легко и прямо решает любое дело, решает с убежденностью, что по-другому нельзя, а только так, как он думает. «Прыгай, тебе говорят!» И баста! Вот так бы и ему, Алексею, поступить с Орловым: рубануть без оглядки, ведь на пять минут опаздывает с докладом. «И накажу, — решает капитан, искоса поглядывая на подошедшего солдата. — Что же тут рассуждать?»
Орлов стоит перед ним, вытянувшись в струнку, под гимнастеркой угадываются крепкие мускулы, и весь он тугой, плотный. Только лицо не по фигуре — суховатое, чуть вытянутое, с мягким, доверчивым взглядом серых глаз. Максимов мало знает солдата, слышал лишь от командира взвода, что рядовой Игорь Орлов хорошо крутит на перекладине «солнце».
— Сколько сейчас времени?
— На пять минут задержался. Умывальник приводил в порядок, сальник заменил: пять дней течет.
«Ну и рубани, рубани, опоздал же, — назойливо стучит в голове Максимова. — Что же стоишь, накажи…»
— Разберусь, — наконец произносит капитан и медленно шагает к своей роте. Орлов идет за ним тихо, словно его и нет тут. А когда командир скрывается в палатке, солдат спохватывается:
— Мне-то как?
— Входите сюда… Читайте вот это место, — подает Алексей Орлову раскрытую книгу.
— Вслух читать?
— Читайте про себя, вслух не надо, я это уже читал, — говорит Максимов и вдруг вспоминает, что Басов так и не сообщил ему новость, о которой намеревался рассказать. «Вероятно, учения», — с робостью думает он и весь отдается этой мысли: ему не хочется, чтобы учения состоялись в ближайшие дни, рано…
А тем временем Орлов читает:
«Вася, что же это такое?.. Разве не мог на одну минуту раньше?.. Ты же знал: один я, один я остался тут. Патроны кончились, камнями начал швырять. Где там! Подползли на бросок гранаты… И вот как изувечили, гады. И пулемет изуродовали. Ты же солдат, Вася, как мог опоздать?
Василий смотрел на искалеченные ноги Ивана Рыжова сначала тупо, как в тумане, потом с ясным, четким сознанием. И чем больше эта ясность овладевала им, тем глубже он понимал: никогда и ничем не сможет оправдать свою вину перед этим человеком. Он виноват!»
Орлова заинтересовала книга, ему хочется читать дальше, узнать о судьбе Ивана и Василия, но командир, видимо, ждет, что скажет он, Орлов, по поводу прочитанных строк, — ведь не без цели же дал капитан книгу.
— Иван, видать, был хорошим бойцом, — робко подает голос солдат.
— Какой Иван?
— Я вот о книге, товарищ капитан.
— Иван! — повторяет Максимов. — Да, хорошим… — Он медленно поднимается и выходит из палатки. Солдат спешит за ним.
— Вы свободны, — говорит ему Максимов, направляясь к умывальнику. Орлов долго смотрит вслед капитану.