– Спасибо, доктор, – сказала Кори сквозь слезы и добавила, указав пальцем на мужа: – А ты вообще забудь о серфинге, Кристиан.
– Кори, не надо так бурно реагировать.
Джози устало пригладила волосы, чувствуя почти детскую неловкость от встречи с его друзьями и сестрой. Ей вдруг пришло в голову, что действительно есть серьезные резоны, чтобы не вступать в близкие отношения с сотрудниками. Она не могла смотреть на все со стороны, не в силах была остановить поток мыслей. Как бы посмотрели на нее его друзья, если бы она заявила, что провела ночь с Хьюстоном? Точнее, почти ночь.
Пожалуй, они бы ей не поверили, подумала она уныла. Скорее всего она была не его типом женщины.
– Хьюстон сейчас спит и не готов для визитов. Мы собираемся назначить ему операцию, но я не знаю когда. Вам лучше сейчас уйти и отдохнуть до вечера. Оставьте номер дежурной сиделке, и мы позвоним вам, когда он проснется.
Ответив еще на несколько вопросов и пережив новый взрыв слез Кори, ничего не знавшей о необходимости операции, Джози наконец смогла вернуться в третью травматологию. Доктор Уильямс в джинсах и спортивной майке спускался в холл. Она остановила его:
– Доктор Уильямс. – Он кивнул:
– Доктор Эдкинс.
Он почесал подбородок и покрутил головой, весь его вид выдавал напряженность. Обычно доктор Уильямс был оживлен и разговорчив. Увидев его столь серьезным, она испытала некоторое замешательство и засомневалась, так ли уж было необходимо вызывать его из дома.
– Простите, что пришлось вытащить вас сюда в ваш выходной. – Похоже, что половина ее работы в качестве ординатора заключалась в том, чтобы правильно интерпретировать и угадывать настроение штатных докторов больницы.
Он пожал плечами:
– Неделька выдалась сумасшедшая. У детей ветрянка, а это значит, что последние шесть дней жена привязана к дому, что испортило ее настроение и сделало раздражительной. Наконец она выбралась в супермаркет, поскольку в доме не оставалось еды, кроме разве что кетчупа. И тут мне пришлось вызвать ее обратно, прежде чем она добралась до хлеба и молочных продуктов. – Он закатил глаза. – Она была не слишком довольна. Так что сам я рад, что сбежал от ее гнева.
Доктор Уильямс был образцовым семьянином и все свой выходные ревностно посвящал общению с детьми. Но в данном случае Джози лишь могла посочувствовать его жене. Сидеть днями напролет с детьми и не иметь молока, чтобы сварить им кашу, – да, пикником это не назовешь.
– Знаете, а вы могли бы заскочить на обратном пути в круглосуточный магазин и прикупить там хлеба и молока. Это наверняка помогло бы вам заслужить ее прощение.
– Блестящая мысль. Мне бы это ни за что не пришло в голову. Может, она будет столь благодарна, что даже постирает мне что-нибудь из белья. Она была так занята с детьми, а они у нас очень непоседливые, что я уже три дня подряд ношу одни носки.
Джози с трудом подавила желание взглянуть на его ноги. Тут доктор Уильямс остановился у палаты Хьюстона и произнес уже сугубо профессиональным тоном:
– Так что мы здесь имеем?
Сознавая, что их от Хьюстона отделяет лишь тонкая занавеска, она прошептала:
– Разрезан нерв.
Доктор Уильямс покачал головой с серьезным и озабоченным выражением лица, которое она никогда прежде не видела у него.
– Не это хотелось бы мне услышать. – Он указал пальцем в сторону занавески, – Он еще не знает?
– Нет. – Она прикусила губу, представив себе его реакцию на такую новость.
Он решительно отодвинул занавеску:
– Ладно, от того, что мы будем тянуть время, легче не станет. Мы ведь справимся с этим, верно?
Хьюстон услышал голоса шептавшихся за занавеской. Нога ужасно разболелась, а рука совсем онемела. Он потряс головой, чтобы чуть развеяться.
Он осмотрелся. Это травмопункт. Правильно. У него была схватка с акулой, целый раунд. И он проиграл. Столкновение, удар, укус, затем он кое-как добрался до берега. Это он помнил ясно.
Все, что было потом, вспоминалось как в тумане. Он лежал на спине, глядя на Джози, зеленые глаза которой внимательно осматривали его ногу.
А затем ничего. По-видимому, ему ввели болеутоляющее, которое обычно вызывало в нем ощущение, словно по нему проехал каток. Он был в высшей степени восприимчив к лекарствам и с трудом переносил даже обычный аспирин.
Майк Уильямс вошел в его закуток:
– Привет, Хейз. Я слышал, ты попал в передрягу, так что решил сам прийти посмотреть.
Хьюстон выдавил из себя улыбку:
– Хорошенькая передряга, когда на тебя из волны сваливается акула.
Майк хмыкнул и сдернул простыню с его ног. Джози склонилась над ним вместе с доктором. Хьюстон вдруг сообразил, что на нем не было ничего, кроме больничного халата, который задрался почти до пояса. Если они отдернут простыню еще чуть-чуть, он предстанет перед ними во всей красе.
У него и без того было сейчас достаточно проблем. Не хватало лишь добавить к их списку несвоевременно восставший член. Ему снилась Джози, когда он дремал или был почти в бессознательном состоянии под воздействием лекарств. Она была с ним в постели, а ее губы проделывали совершенно восхитительные штучки с его членом.
Хьюстона вовсе не радовало, что Джози могла возбудить его, не прилагая особых усилий, даже когда он был под наркозом и без сознания.
А еще он не любил лежать на спине. И как это пациенты выносят такое? У него было ощущение, словно он лежал на столе в морге.
– Хватит таращить глаза на меня, лучше помогите мне встать с этой кровати.
Он перевернулся на живот, стараясь, чтобы простыня совсем не сползла, и потянулся к кнопке, чтобы поднять спинку кровати. И тут, к величайшему удивлению, обнаружил, что рука у него прибинтована к шине. Она была также обложена льдом, который от его движения свалился ему на колени.
– Что за чертовшина! Убери же с меня этот лед!
Он имел в виду Майка. Не Джози. Но она рванулась первой, опередив его мысли, и вот уже ее руки оказались у него на талии, снимая пакет со льдом. Точнее, они оказались ниже пояса, у колен. От его голого тела ее пальцы отделяла лишь тонкая ткань халата.
Если это не было унизительно, то он не знал, как еще такое можно назвать. Джози выглядела холодной и отчужденной, типичный образцовый невозмутимый доктор. Он должен был испытывать благодарность, однако ее спокойствие перед его наготой вызвало у него раздражение. Ведь еще накануне Хьюстон ласкал ее между ног, а сейчас она смотрела на него с профессиональным равнодушием.
– Может, выдадите мне еще одно одеяло? – резко бросил он.
Майк и Джози обменялись взглядами.
– Что?
– А ведь верно говорят, – заметил Майк. – Доктора – худшие из больных. Ты можешь перестать ворчать хоть на минуту, чтобы я посмотрел твою ногу?
Джози накинула на него еще одно одеяло, укрыв до колен, мягко подоткнув одеяло у талии. Она так близко склонялась над ним, что он ощутил легкий аромат ее духов.
Он отвернулся от нее, втайне довольный, что она успела так нежно погладить его.
– Так что с моей ногой? И почему у меня рука забинтована и в шине?
Его голова еще с трудом работала из-за болеутоляющего, ему трудно было собрать мысли воедино. Он вспоминал, что ободрал руку о жесткую акулью спину, но это не требовало наложения лубка или шины.
Джози откашлялась.
– С ногой все в порядке. Восемь ран по два дюйма каждая, которые я сама зашила, и множество царапин и ссадин. С ними у тебя не должно быть проблем, они быстро заживут. Несколько дней не вставай на эту ногу, ну и соответствующие упражнения, сам знаешь. Где-то через неделю швы мы снимем.
Хьюстон откинул голову, чтобы прямо взглянуть на нее. Слова Джози звучали успокаивающе, она говорила именно то, что ему хотелось услышать, и все-таки что-то в ней было неестественно, ненатурально. Что-то было не так, и ему хотелось узнать, что именно.
– Да, я нашла сувенир для тебя. – Она повернулась и взяла со стола акулий зуб. – Это из твоей ноги.
Он сдержался и даже не вздрогнул. Словно ему хотелось снова вспомнить, как на него надвигается акулья пасть, как ее зубы впиваются в его тело.
– Кстати, что именно ты дала мне? Я абсолютно ничего не помню. Я ведь очень восприимчив к болеутоляющим.
По какой-то необъяснимой причине она покраснела.
– Диаморфин.
Ужасное подозрение нахлынуло на него, то самое, что могло объяснить очевидный дискомфорт Джози.
– Может, я сказал что-нибудь необычное, когда был под наркозом?
Краска на ее яйце стала ярче.
О Господи! Значит, он что-то сказал. Он попытался собраться с мыслями, привести в порядок мозги и вспомнить. Бесполезно. Полный провал в памяти.
– Нет, не думаю, – сказала она, стараясь не встретиться с ним взглядом.
Это не успокоило его. Хотя он не мог себе представить, что такого он мог наболтать. Разве что он кончил на ней или что-нибудь подобное. Ведь именно об этом он только и думал. А может, он попросил ее отсосать его. Дьявольщина!..
Но у него не оставалось времени для раскаяния и сожалений. Майк осматривал его руку. И ему очень не нравилось выражение его лица.
– И что там с моей рукой? Я думал, просто оцарапал ее.
Майк, не сказав ни слова, вновь прибинтовал снятую раньше шину. Затем поднял голову и твердо встретил его взгляд.
У Хьюстона все оборвалось внутри.
– Майк! Что, в конце концов, здесь происходит?
– У тебя повреждены «флексор полларис лонгус» и средний нерв. Без операции не обойтись.
Однажды, когда он был еще мальчишкой, отец грубо толкнул его. Падая, он ударился о край кофейного столика, выдохнул весь воздух из легких и остался лежать, ошеломленный и совершенно сбитый с толку. Именно так он почувствовал себя сейчас.
Он слышал слова Майка. И знал, что они означали.
Он не мог поверить в это.
– Ты уверен? – Он приподнялся на локте и воззрился на свою руку.
Он нетерпеливо попробовал пошевелить каждым пальцем и согнуть их. Ни большой, ни указательный не двигались.