– Там было другое дело, – уклончиво ответила она, и Джордж сразу же вспомнил прежнюю Джейд – уязвленную и подозрительную.
– Другое? – обиженно переспросил Джордж. – А что именно – другое?
– Честно говоря, я боялась сплетен, – призналась она наконец. – Ведь наши отношения ни для кого не секрет.
– Ты хочешь сказать, что меня могут заподозрить в том, что путь наверх я пролагаю через твою постель? – прямо спросил он.
– Ну да, что-то вроде этого. Не забывай, я уже однажды работала с человеком, за которым была замужем. Это кошмар. И мне вовсе не хочется снова приниматься за старое.
– Но мы же не женаты, – заметил он.
– Понятно, не женаты, – упрямо продолжала она. – И все же мне не хочется испытывать судьбу.
Джордж не звонил ей целую неделю. В конце концов, она не выдержала и позвонила ему сама.
– Ты злишься на меня, – сказала она.
– И злюсь, и обижаюсь.
– Стало быть, ты не хочешь больше со мной встречаться?
– Да нет, хочу. Я скучаю по тебе.
– Я тоже.
При новой встрече страсть овладела ими с прежней силой. Это было нечто большее, чем секс или близость между мужчиной и женщиной. Это было родство душ двух людей, которым удалось выжить.
– Я люблю тебя, – сказал он ей той ночью. Чтобы там они не говорили о свободе и независимости, об узах и цепях, им было трудно друг без друга.
– Я люблю тебя, – сказала Джейд.
– Но я же поклялся никогда больше не влюбляться, – сказал Джордж, прижимая ее к себе, чувствуя, как она возбуждает его, и удивляясь силе этого чувства.
– Я тоже, – отозвалась она, и обоим хватило чувства юмора посмеяться над тем, что когда-то они произнесли тост: «Больше никогда!»
Глава XIV
Хоть Джейд и Джордж признались друг другу в любви, они с облегчением обнаружили, что любовь может не быть ловушкой. Как выяснилось, любовь вполне может обходиться без старомодных обязательств, без обещаний, без брачных уз. Наоборот, любовь может означать свободу и романтику.
– Ну разве не чудесно? – спросил как-то Джордж в начале 1981 года. Он уезжал на неделю в Даллас; она только что вернулась из Чикаго. Их чемоданы стояли в прихожей у Джейд, авиабилеты лежали на ночном столике. На следующей неделе они снова не увидятся – и это только обостряло ощущения. – У нас никогда не бывает так, что мы встречаемся слишком часто или слишком редко. Как раз в меру. Всякий раз я вижу тебя словно впервые. Я люблю тебя, Джейд.
– И я люблю тебя, – она потянулась к нему, изнемогая от желания и не пытаясь даже скрыть это. Барри постоянно жаловался на ее холодность; Джорджу жаловаться было не на что. – Каждый новый день лучше предыдущего.
Им казалось, что они открыли тайну вечно нового секса. Тайна состояла в том, чтобы быть любовниками, которые не слишком часто встречаются друг с другом. Каждый раз – словно впервые, только лучше.
– Вот так? – спросил он, прикасаясь губами к мочке ее уха.
– Угу.
– И так? – Теперь он целовал шею.
– Раньше ты так не делал.
Он спускался все ниже, ниже, прижимаясь губами, лаская руками.
– Так я тоже не делал.
– О, – простонала она. – Еще. Еще. Не уходи.
– Никогда, – пообещал он. – Никогда.
Джордж никогда не предъявлял претензий, никогда слишком не полагался на нее, и поэтому Джейд было с ним так легко. Она рассказывала ему о себе такое, о чем ни с кем не делилась: о мучительных переживаниях, которые испытывала ребенком, когда мать посылала ее за деньгами к отцу; об унижении, которое переживала, когда отец – владелец «кадиллака» – отказывался материально поддерживать ее и брата; о том, как они с Хейди Дил поклялись никогда не выходить замуж; об ужасе аборта, который лишил ее возможности иметь детей. И сексуально она тоже чувствовала себя свободной, – она могла принимать и дарить любовь. Она такое выкидывала с Джорджем, что раньше ей и не снилось. Как-то майским днем она позвонила ему в кабинет.
– Я хочу тебя.
– Когда?
– Сейчас.
– Где?
– У меня.
– Еду, – и двадцать минут спустя они уже целовались в лифте, а потом весь день провели в постели.
Однажды вечером, перед театром, Джейд зашла к Джорджу домой. Они поужинали и стали мыть на кухне посуду. Он потянулся у нее из-за спины за посудным полотенцем, в это время она неожиданно отступила на шаг назад, и он коснулся рукой ее обнаженного плеча. Прикосновение оказалось таким возбуждающим, что полотенце полетело в сторону, они кинулись друг к другу, слились в жгучем поцелуе, который разрешился немедленным, стоя, соитием, горячим, требовательным, страстным.
Они отпраздновали открытие своего свободного рая в Нантаккете, куда поехали на выходные в несезонное время – в декабре. Они гуляли по живописной булыжной Мейн-стрит; покупали мохеровые шарфы на местном развале; ели сосиски на пустынном пляже и вкуснейшую свежую рыбу в «Шантэклере»; ездили верхом по дюнам и мечтали о том, чтобы время остановилось. В воскресенье утром, когда за окном падал легкий снежок, они любили друг друга на той же кровати, на которой Джордж в первый раз обладал ею.
– Друзья-любовники? – спросил он, не разжимая объятий, и стало ясно, что нашлись слова, наилучшим образом выражающие их чувства.
– Друзья-любовники, – отозвалась она, думая, что наконец-то выработала идеальную модель поведения, – привязана, но не связана, любит и любима, и все же независима.
Все складывалось наилучшим образом.
Их упорно отказывались понимать.
– Когда же вы наконец поженитесь? – спрашивала Хейди. Она по-прежнему жила с мужем, у нее было трое детей, две собаки и кошка. И она хотела поделиться своим счастьем со всеми.
– Зачем? – спрашивала Джейд. – Единственный смысл брака состоит в детях, а детей я иметь не могу.
В глазах у нее появились слезы, и Хейди поняла, что, оставив позади все, Джейд так и не смогла забыть про аборт.
– Я бы от всего отказалась, – сказала Джейд, имея в виду завидную карьеру, деньги, путешествия, приключения, успех, – только бы нянчить дома ребенка.
Джордж был во всем согласен с Джейд. Я за любовь, говорил он, но без взаимных обязательств.
Что до детей, то, поскольку они не собираются жениться, ему совершенно все равно, могут у нее быть дети или нет.
– К тому же, – продолжал он, желая утешить Джейд, – есть Бобби, не говоря уж о четырнадцати племянниках и племянницах. Так что с пеленками у меня знакомство богатое – на всю жизнь хватит. И отныне я решил контролировать рост народонаселения.
Да, они были единодушны во всем. Да, все у них складывалось наилучшим образом. Так зачем надо было жениться?
Друзья смотрели на них как на пару. Себя они тоже считали парой. У них не было новых знакомств не потому, что они чувствовали себя связанными, а просто потому, что им так хотелось. У них было прошлое, настоящее и – хотя такая идея вызвала протест – будущее. Они купили осенние сезонные билеты на кинофестиваль и цикл балетов. Зимние каникулы они предполагали провести в Сейнт-Барте, а весной мечтали съездить в Бриджхэмптон, нанять на лето домик поближе к пляжу. Они встречались со своими родными и друзьями. Хейди обожала Джорджа, а Дороти Маллен решила, что если Джейд когда и решится еще раз выйти замуж, то мужем станет Джордж. Бобби отнесся к Джейд настороженно, но вскоре это прошло.
– Я поняла, что понравилась ему, когда он спросил, нельзя ли достать футболку с номером «44» на груди, – сказала Джейд, предвкушая новую встречу с Бобби, которая наверняка укрепит их дружбу. Может быть, сын Джорджа станет для нее близким человеком.
Джейд нравилась большая жизнерадостная греческая семья Джорджа, нравилось, когда они собирались все вместе – братья и сестры, жены и мужья, кузены, племянники, племянницы, тетки и дядья, и все они, казалось, говорили, смеялись, плакали, потешались друг над другом одновременно.
– Греки – это люди второго сорта в Америке, – говорил Джордж. – Они больше походят на евреев.
– Это чудесные люди, – Джейд не могла забыть пасхальный ужин, к которому Артемис Курас приготовила целого жареного ягненка. – Никогда не видела, чтобы люди так любили друг друга.
Смеясь, Джордж рассказал Джейд, что мать спросила, не собираются ли они пожениться. Ардемис Курас явно не нравилось, что Джордж не женат. Она находила такое состояние неестественным, оно было не в традициях его семьи.
– И что же ты ответил?
– Что мы не хотим заниматься разрушительной работой. – Оба засмеялись.
Но за смехом кое-что скрывалось. Скрывался Джордж-любовник, Джордж-собственник. В этом смысле новый Джордж ничуть не отличался от старого. Джордж-любовник хотел, чтобы Джейд принадлежала ему целиком. Джорджу-собственнику всегда чего-то не хватало. Он просто ничего не мог с собой поделать.
– О чем это вы с Бадди Майстером говорили за обедом? – спросил как-то Джордж весной 1981 года.
– Он спрашивал, почему я не хочу у него работать, – ответила Джейд со своей обычной усмешкой и тут же спохватилась. Почему это она должна докладывать? Она все еще считала, что наилучшим противовесом любви служит независимость. – А откуда ты знаешь, что я с ним обедала?
– В «Уименс веар» была твоя фотография, где ты стоишь у входа в «Ле Гренуй». Ты что, не помнишь?
– Действительно, совершенно забыла. Словом, ничего особенного. Снова та же песня – почему бы мне не пойти к нему работать. – За обедом Бадди уже в третий раз предложил Джейд пост вице-президента в своей компании. И в третий раз Джейд отказала, что привело Бадди в совершенную ярость.
– Точно? – спросил Джордж.
– Ну, разумеется, точно, – Джейд подавила вспышку раздражения, и оба сочли за благо оставить этот разговор, в котором начали звучать запретные нотки ревности и собственничества. А они не хотели быть похожими на других. Они все уже прошли и хорошо знали, что расставлены капканы.
Стефан Хичкок получил престижную премию. На церемонии вручения он произнес речь, в которой отметил, что успехом своим в большой степени обязан двум женщинам – Джейд Маллен и Мэри Лу Тайлер.