Она улыбнулась в ответ одними лишь губами, обеими руками вцепилась в перила ограждения, словно опасаясь, что очередной порыв ветра сметет ее с площадки, а когда заговорила, лицо ее сделалось похожим на каменные лики мертвых муз.
— Сначала у нее получалось дотянуться только до снов Наты, но однажды она поняла, как можно отомстить. Им всем…
— Ты говоришь о Лале?
— Да, о Мельпомене. Знаешь, ее съедала ненависть, а кроме того, ей было невыносимо скучно в стенах этого павильона. — Марта протянула вперед руку, словно касаясь невидимой стены. — Но однажды сюда заглянула Лана, старшая дочь Саввы Стрельникова. Она была странной: забитая, никому не нужная… Ничего не стоило внушить ей мысли о самоубийстве. А потом…
— А потом Ната решила уничтожить павильон, — сказал Арсений, рассеянно поглаживая флейту.
— Да, уничтожить павильон, единственное пристанище Мельпомены. Она всего лишь защищалась. Животные чувствительны к потустороннему, их несложно напугать. Лошадь испугалась и понесла. Тамара, вторая дочь Саввы, упала, ударилась затылком о крыльцо…
— Но ведь, если я ничего не путаю, Тамара была родной дочерью Лалы.
— Да? — Марта пожала плечами. — А разве кровные узы имеют значение, когда впереди целая вечность?
— Ты в самом деле так думаешь? — Теперь ему было по-настоящему холодно, даже кончики пальцев покалывало от этого пронзительного студеного чувства.
— Это она так думает, Мельпомена. — Марта не смотрела на Арсения, скрестив руки на груди, она уставилась на луну, во взгляде девушки была тоска.
— А Юлия, твоя мама? Как погибла она?
— Мама? — Плечи Марты дрогнули. — К тому времени Мельпомена научилась не только покидать павильон, но и управлять чужой волей. Поначалу она не могла задерживаться в чужом теле надолго, но даже нескольких минут достаточно, чтобы заставить человека совершить необдуманный поступок.
— Это Мельпомена подтолкнула твою маму к самоубийству? — Очередной порыв ветра швырнул под ноги Арсению горсть мокрых листьев. Грим встревоженно дернул поводок.
— Маму и Макса. Макс нашел тайник деда, он часто бывал в павильоне, музам это не нравилось. После того как с Максом случилось несчастье, Ната приказала закрыть выход в обсерваторию, в павильон больше никто не заходил.
— И Мельпомена успокоилась? — спросил Арсений, всматриваясь в застывшее лицо Марты.
— Только лишь на время. Знаешь, она ведь попыталась поквитаться с Натой. Сначала дети, потом мать… Самоубийство, трагическая случайность, злой рок… А за всем этим стояла она — Мельпомена!
— Она хотела довести Нату до самоубийства? — Арсений уже знал ответ, но ему было важно услышать, что скажет Марта.
— Да, но Ната оказалась ей не по зубам. Есть такие люди, завладеть волей которых невозможно.
— Тогда Мельпомена пошла другим путем?
— Да, другим путем. Ей даже начала нравиться эта игра. Есть что-то утонченное и изысканное в том, чтобы убить одного человека руками другого, невиновного.
— Утонченное?! — Волосы на затылке зашевелились от этих слов.
— Это как лицедейство. — Марта взмахнула рукой. — Ты получаешь в свое распоряжение чужое тело, чужие воспоминания и навыки. Ты почти любого можешь заставить делать все, что тебе вздумается, но действовать нужно осторожно, так, чтобы остальные не догадались, что перед ними уже не человек, а лишь оболочка, театральная маска. Лала была очень талантливой актрисой, даже после смерти ее дар никуда не исчез.
— Марта, кто столкнул Нату с лестницы? — Вот он и задал вопрос, который мучил его все эти дни.
— Ты ведь уже догадался. Ты же умный мальчик, Крысолов! — Лицо Марты изменилось до неузнаваемости, сквозь знакомые черты проступило что-то темное, пугающее, а зеленые глаза потемнели до угольной черноты.
Да, он догадался. Догадался в тот самый момент, когда Селена рассказала, что означают метки…
Перевертыши… Так называла этих духов Элеонора. Перевертыш — призрак, способный вселяться в тело живого человека. А метки… метки — это отпечаток перевертыша на чужой ауре. Вот отчего он отключился позапрошлой ночью: Мельпомена попыталась использовать его тело. У нее ничего не вышло, он оказался ей не по зубам, но метка, как след от укуса, все равно осталась. Элеонора сказала, что метка исчезнет со временем, но сейчас это неважно. Важно другое, теперь он точно знает, как все происходило…
— Это ты! — Он смотрел в черные провалы глаз женщины, которая еще совсем недавно была Мартой. — Ты их всех убивала!
— Умный мальчик. — Бледные губы растянулись в хищной улыбке. — Умный, но такой недогадливый. Я была в этом теле, — Мельпомена обхватила себя за плечи, — когда сталкивала Нату с лестницы. Она не погибла тогда, но так даже интереснее, все это время Ната жила с мыслью, что любимая внучка пыталась ее убить. Наверное, я бы даже позволила ей умереть своей смертью, если бы она не начала это бессмысленное расследование, если бы не позвала тебя. Ты ничего не нашел, но она все равно не остановилась бы…
Он ничего не нашел! Теперь он знал почему. Перевертыша невозможно почувствовать, пока он в чужом теле. Невозможно почувствовать, но возможно выманить…
— Той ночью ты снова использовала Марту?
— Не нарочно, просто она была первой, до кого я смогла дотянуться из павильона.
— И записку на столе написала ты?
— Я. Согласись, получилось довольно изящно. Жаль, что я не могла играть в эти игры бесконечно. Ната умерла от яда, того самого, которым когда-то отравила меня. Знаешь, кто подлил ей яд? Верочка! Вторая любимая внучка. Я наблюдала за тем, как она умирала. Мне кажется, перед самой смертью она обо всем догадалась. Иногда моя суть проступает даже сквозь личину. — Тонкие пальцы осторожно коснулись бледных щек, будто проверяя, на месте ли маска.
— Как сейчас. — Арсению едва удавалось удерживать рвущегося с поводка Грима.
— Ну, ты ведь особенный, ты видишь больше остальных смертных.
— Как показывает практика, не намного больше…
— Это от нехватки опыта. После смерти у тебя будет много времени, чтобы научиться.
— Расскажи про остальных. Кого еще ты использовала?
— Эдуарда, чтобы испортить машину Марты, а потом Илью, чтобы избавиться от Эдуарда. Знаешь, Эдуард никогда мне не нравился. Смерть брата его ничему не научила. Он тревожил мой покой слишком часто.
— Кто запер Марту в погребе?
— Анастасия. Голос моей крови силен в ней, как ни в ком другом. Думаю, даже без моего участия она бы решилась на что-либо подобное. Я всего лишь исполнила ее тайные мечты. Но ты, глупый мальчишка, встал на моем пути!
Налетевший ветер взметнул вверх волосы Марты, теперь они колыхались над ее головой полыхающей золотом и багрянцем короной. Зрелище было завораживающим, почти гипнотическим.
— А садовник? — Арсений затряс головой, прогоняя наваждение.
Она не успела ответить. Внизу, на первом этаже павильона, вдруг что-то громыхнуло: раз, потом другой. Мельпомена вздрогнула, диким взглядом обвела смотровую площадку.
— Грим, вперед! — Арсений разжал пальцы, сжимающие поводок, в тот самый момент, когда она метнулась к закрытой двери.
Грим черной молнией сорвался с места, с утробным рыком замер у двери.
— Пусти! Ты пожалеешь!
В этом беснующемся существе не осталось ничего от Марты, но Марта все равно была где-то здесь, и он не мог позволить, чтобы с ней что-то случилось. Грим — умный пес, он не бросится в бой без команды, только лишь в случае, если жизни хозяина будет что-то угрожать. Сейчас главное — не дать ей уйти.
— Секундочку! — Времени у него и в самом деле в обрез, и нет никакой гарантии, что задуманное получится.
— Пусти!!! — Внизу бушевал кто-то неизвестный. Мельпомена рвалась к двери, но обойти разъяренного Грима у нее никак не получалось.
От волнения, от рискованности задуманного руки дрожали так, что флейта едва не упала. В тот, самый первый, раз долго игнорировать зов флейты призрак-перевертыш все равно не смог. Скорее всего, Марта отключилась в тот самый момент, когда Мельпомена покинула ее тело. Ему нужно было только чуть-чуть подождать. Это тогда, а сейчас времени нет!
— Не смей! — Вот она и разгадала его задумку, заполошной птицей заметалась по узкой смотровой площадке.
— Гюльчатай, открой личико… — В этот момент Арсения раздирали противоречивые чувства. С одной стороны, кураж и острейшее желание довести начатое до конца, а с другой — страх за Марту. — Ну, давай же!
Флейта вздохнула, набираясь сил и жизни, готовясь к рождению новой мелодии.
— Я убью ее, если ты не остановишься! — Мельпомена метнулась к ограждению, обеими руками схватилась за перила. — Ты хочешь увидеть, как она умрет, Крысолов?
В ее голосе были злость и решительность, но Арсений расслышал и другое: Мельпомена боялась его и флейты. Нельзя останавливаться, и нельзя ей верить, сейчас надеяться нужно только на свои собственные силы.
Мелодия набирала силу, вплеталась в завывания ветра, заставляла ауру Марты полыхать нестерпимо ярким светом. На мгновение под окаменевшей маской проступили узнаваемые черты, в черном блеске глаз появился зеленый отсвет.
— Марта! Марта, ты меня слышишь? Не поддавайся!
Воздуха не хватало на крик, его хватало только на музыку, и силы оставались только лишь на единение с флейтой. Только бы она его услышала!
— Глупый, глупый Крысолов! — Одно мгновение — и Марта уже по ту сторону ограждения, точно канатоходец, балансирует на узком карнизе. — Ты не сможешь со мной тягаться! Ты просто не успеешь!
…Руки Марты раскинуты в стороны, словно для полета. И от осознания того, каким будет этот полет, сердце перестало биться. Мельпомена права: он не успеет… Стоит только ветру заинтересоваться этой маленькой птичкой, стоит только Мельпомене захотеть… Бесполезная флейта выпала из рук в тот самый момент, когда Арсений принял решение…
Он опередил ветер, в самое последнее мгновение здоровой правой рукой успел поймать Марту за рукав. Левая рука скользила по