Слишком мало времени. Он уже почти беспомощный старик. Не в его силах искать доказательства вины, но он еще может привести приговор в исполнение! Книги по оккультизму, старые, с пожелтевшими от времени страницами, Аким нашел в личной библиотеке Саввы. Вот и еще одно доказательство его злодейства. Злодейство, подпитанное гениальностью, — что может быть страшнее и опаснее?!
Действовать пришлось большей частью по наитию. Информации в старых книгах было совсем мало, но кое-что Аким все-таки узнал. Он готовился к предстоящему целый день. Принес к павильону дрова, для надежности запасся бензином, оставалось лишь дождаться темноты.
Мельпомена его опередила! Может, читала в его душе, как в открытой книге, а может, за годы заточения поднаторела в своих сумрачных интригах. Аким сгружал хворост у стен павильона, когда услышал голоса. На смотровой площадке стояли двое. Парня он узнал сразу, а вот девушку… В замершей у ограждения незнакомке не осталось ровным счетом ничего от Марты. Даже белокурые волосы взвивались над головой хищными змеями. Время уходит! Нужно спешить!
Колонна оказалась хлипкой. Всего нескольких ударов молотком хватило, чтобы она пошла крупными трещинами. Еще удар — и к ногам Акима упало то, что осталось от Мельпомены. Он не был брезгливым, годы в лагерях приучили его к стойкости, но, поднимая с пола истлевшие останки, он старался не смотреть на обтянутый пергаментной кожей череп, не заглядывать в полыхающие адским огнем глазницы.
Костер, щедро подкормленный бензином, взметнулся до небес, но продолжал жадно тянуть к Акиму огненные щупальца. Время пришло!
На мгновение ему показалось, что огонь захлебнулся, не в силах переварить эту страшную жертву, но тут в ночное небо взметнулся сноп искр, а тишину разбудил отчаянный крик боли и ненависти. Вот и все, вот он и привел в исполнение смертный приговор. Мельпомене не вырваться из огненной ловушки. Но осталось еще кое-что. Кое-что очень важное.
Шкатулка со странными безделушками тоже должна исчезнуть. Что это будет, наказание или избавление, Аким не знал, но сердцем чувствовал свою правоту.
Первой вспыхнула шаль цвета берлинской лазури, радостно взметнулась к небу огненной птицей, шелковыми крыльями раздувая костер еще сильнее.
— Спасибо… — ласковый шепот не то за спиной, не то в голове. — Спасибо тебе…
…Тряпичная роза расправляет огненные лепестки. Атласная лента просыпается сизым пеплом. Гранатовый браслет нетерпеливо пощелкивает. Со стоном лопается хрустальный флакон. Жемчужное ожерелье юркой змейкой обвивает серебряный гребень. А в ушах громким речитативом звучит одно и то же: «Спасибо, спасибо, спасибо…»
И самое главное — портсигар Наты, украденный его собственными руками, украденный так же, как была украдена ее жизнь. Последняя связующая нить или оковы?.. Надо решиться, время уходит…
Портсигар исчезает в бушующем пламени. На фоне костра даже черный бархат неба кажется выцветшим и тусклым. На этом тускло-сером фоне Аким не сразу замечает болтающуюся над бездной человеческую фигуру. Сердце сжимается от острой боли, сил не осталось даже на то, чтобы дышать, но еще не все дела сделаны, не все долги розданы. Там, наверху, Марта! Его маленькая девочка…
…Говорить все труднее, боль выжигает внутренности, сжимает горло стальными тисками, но он должен. Покаяться, снять с души камень… Еще чуть-чуть, успеть рассказать самое главное. Теперь, на пороге смерти, уже можно…
Боль отпускает, но это не капитуляция, а всего лишь милость победителя. Как же радостно, как же горько, стоя у последней черты, услышать: «Дедушка, не уходи!»
Слишком поздно… Ничего, они молоды, у них впереди долгая и счастливая жизнь, а он уходит не в никуда, он уходит к своей Наталье. Вот она присела рядом с Мартой, улыбается ласково, как в далекой юности, касается его небритой щеки прохладными пальцами.
— Здравствуй, Наталья… — слова срываются с губ сизыми облачками.
— Здравствуй, Аким. Я ждала тебя…
Предновогодняя суета подкралась неожиданно. Наверное, живи они с Мартой в городе, то почувствовали бы приближение праздников раньше, но здесь, на даче, время текло по своим собственным законам.
Ощущение праздника вместе с лохматой елкой, бутылкой коньяка и ящиком рыжебоких абхазских мандаринов принес в их дом Лысый.
— Братья и сестры! — заорал он с порога. — С наступающим вас Новым годом!
— Не рановато ли, брат? — Арсений перехватил у друга бутылку, скосил взгляд на дисплей настенных часов. — До Нового года еще три дня.
— А порепетировать?! — Лысый аккуратно пристроил в углу елку, поцеловал в щеку Марту, потрепал за ухом радостно и нетерпеливо поскуливающего Грима. — Вот мы сегодня проведем генеральную репетицию, потренируемся украшать елку, поводим хороводы, а потом с чистой совестью приступим к официальным празднованиям. — Как рука? — он кивнул на давно уже зажившее запястье Арсения.
— Нормально, как видишь, — усмехнулся Арсений. — Сколько можно спрашивать? Почти три месяца прошло. Тут любая рана заживет.
Пожалуй, про любую рану он погорячился, и тоска, нет-нет да и проскальзывающая во взгляде Марты, лучшее тому доказательство. Увы, с душевными ранами дело обстоит далеко не так просто, и время тут не всегда лучший лекарь.
Перед внутренним взором незваными гостями встали события той роковой ночи. Не то чтобы Арсений сознательно старался все побыстрее забыть, но и вспоминать так часто ему не хотелось. А оно вот… все вспоминается…
Вспоминается, как у них на руках умер несчастный старик. Как рыдала Марта, нашедшая и сразу же потерявшая единственного родного человека. Как задрожали и пошли трещинами стены павильона. Как сам Арсений, шипя от боли в травмированной руке, почти силой снес Марту вниз. Как она цеплялась за его куртку, страшась отпускать обратно на смотровую площадку. Вспоминается тяжесть неживого тела Акима и гулко вибрирующая под ногами винтовая лестница. Вспоминается прощальный и одновременно ободряющий взгляд мраморной Урании. До сих пор едва ли не каждую ночь снится превращающийся в руины парковый павильон, в ушах звучит разноголосый хор, а перед глазами кружит, медленно растворяясь в темноте, хоровод из полупрозрачных женских фигур. Музы Саввы Стрельникова обрели наконец покой. Все до единой. По крайней мере, Арсению хотелось так думать.
Были еще похороны Акима и нелегкий разговор с родственниками Марты. Разговор закончился их с Мартой отказом от своих долей в наследстве. Зачем им чужое, когда своего достаточно?! Когда счастье измеряется не количеством нулей в банковском счете и не каратами, а чем-то гораздо более простым и более важным?!
Арсений увез Марту из поместья сразу после похорон Акима. Всю дорогу до его дачи она молчала, но в этом напряженном молчании Арсению слышался невысказанный вопрос…
Аким не пришел. В этом не было ничего удивительного, свое последнее «прощай» он успел сказать перед смертью. А вот Ната… Теперь, когда все встало на свои места и настоящий убийца найден, простила ли она Марту, ушла ли с миром или ее душа до сих пор не может найти покоя? Там, в круговерти из огненных всполохов и освобожденных из мраморного плена муз, Арсению так и не удалось рассмотреть Нату. Была ли она там вообще? Он не знал…
А Марте так же, как и ему, до сих пор снились кошмары: умирающий Аким, уходящие музы, на глазах рушащийся павильон. Она просыпалась в слезах, а Арсений ничем не мог ей помочь. Наверное, им обоим нужно время. И здорово, что в гости к ним ввалился шумный и неугомонный Лысый. Даже эта репетиция предстоящего Нового года очень кстати. Если повезет, она станет первым шагом к избавлению от душевных ран.
В тот вечер они напились. Арсений провел ревизию своих алкогольных запасов, и дело не ограничилось одной лишь бутылкой коньяка. Впрочем, напились — это громко сказано. Сшибить с ног Лысого было сложно даже куда более внушительной дозой, а Арсений после комы не пьянел вовсе. Но, как бы то ни было, а репетиция удалась на славу, даже в Мартиных глазах на время растаял лед. Она ушла спать первой. Следом отправился в комнату для гостей Лысый. Арсению не спалось.
Они с Гримом сидели на расчищенном от снега крыльце. Арсений, нарушив самому себе данное обещание, курил, а Грим, кажется, дремал у его ног.
— …Замечательная ночь, Арсений.
Он еще не поднял головы, но уже знал, кто нанес ему визит.
— Добрый вечер, Ната, — вежливо поздоровался он, придерживая за ошейник напрягшегося Грима. — А я уже и не чаял…
Наверное, нужно было сказать что-то другое, но вот не получилось. Нельзя злиться на мертвых, но что поделать?!
— Вы ждали меня? — Ната улыбнулась, как ему показалось, виновато.
— Не то чтобы ждали, но надеялись на ваш визит. Марта надеялась… я думаю.
— Мне понадобилось время. Даже мертвым иногда нужно время. — Она с тоской посмотрела на зажатую в его руках сигарету. — Завидую.
— Нечему завидовать, — Арсений пожал плечами, загасил сигарету. — Я уже почти бросил. Не присядете? — Он похлопал ладонью рядом с собой.
— Спасибо, но я по делу. — Ната улыбнулась озорно и иронично, как некогда улыбалась Арсению каменная Урания.
Он уже понял, что она по делу. Призраки не заглядывают на огонек просто так.
— Я весь внимание.
— Скоро Новый год, — сказала Ната задумчиво. — Я хочу сделать Марте подарок.
— Весьма своевременно.
— Вы в самом деле так думаете? — Она больше не улыбалась, смотрела очень серьезно, словно от его ответа зависело многое.
— Я думаю, что Марте вас очень не хватает, — сказал Арсений то, что должен был сказать сразу. — Она любит вас, Ната. Любит и тоскует.
— Я знаю. Теперь я многое вижу совершенно в ином свете. Иногда даже возраст не страхует от ошибок. Я затем и пришла, чтобы исправить свои ошибки. Вы готовы мне помочь? — Ее голос дрогнул. — Это будет нелегко, я пойму, если вы откажетесь.