— Значит, ты бросаешь только меня, — он поморщился. — То есть нас. В смысле, группу.
— Вы — не моя группа, а Бена. И я получаю повышение, а не бросаю тебя.
— Почему не сказала? Почему я слышу об этом только сейчас, в чертовом коридоре? — он сцепил над головой руки.
— Потому что я узнала об это только сейчас, в чертовом коридоре! И мне нельзя было ни о чем говорить, пока все точно не определится. — Я глубоко вздохнула, напоминая себе, что за дверью были сотрудники и фанаты. — Я очень серьезно отношусь к своей работе.
— Знаю. — Он округлил глаза. — Вот дерьмо. Это и есть сделка, которую ты заключила с Беном? Когда это, — он указал на нас, — началось, ты сказала, что заключила сделку с Беном. Я просто не стал на тебя давить, чтобы выяснить. Я был частью сделки.
Кровь прилила к щекам.
— Да. Мы договорились, что если ты будешь в хорошей форме на концертах, которые уже были запланированы, меня повысят до менеджера и позволят взять собственную группу. — Мой голос упал до шепота.
— До февраля, — тихо произнес он, опустив руки по швам.
Я кивнула.
Пространство между нами затрещало от напряжения. Я пока не могла понять, был ли этот треск электрическим разрядом или предупреждением, что лед под ногами вот-вот провалился.
В дверь трижды постучали.
— Войдите, — отозвался Никсон.
Крис, охранник, просунул голову.
— Извините за беспокойство, но здесь женщина, которая настаивает на встрече.
Внутри все перевернулось. Пока Никсон держал свое слово, но как долго это продлиться, когда меня уже не будет рядом на каждом выступлении?
— Меня это не волнует, — ответил он Крису, но смотрел прямо на меня.
— Ладно. Она необычная, если это имеет значение. Намного старше, — добавил Крис.
— Все равно не интересно, — ответил Никсон.
Меня немного отпустило беспокойство.
— Я не бросаю тебя, — тихо сказала я, отталкиваясь от стойки.
— Побудешь еще пару месяцев, — парировал он, стягивая рубашку через голову и бросая ее на диван.
У меня пересохло во рту при виде знакомых, четко очерченных линий его татуировок.
— Ты же знал, что Бен приставил меня к тебе до февральских выступлений. И ты не хотел, чтобы я была рядом с тобой.
— Тогда ты мне не нравилась! — он подошел ко мне. — Когда ты собиралась мне сказать?
— А сейчас, значит, нравлюсь? — спросила я в ответ. — Я собиралась сказать тебе, когда Бен — мой босс — разрешит.
— Ты мне очень нравишься, Зои. Однажды, возможно, ты начнешь в это верить.
Я вздернула подбородок.
— Ты просто хочешь меня. Есть разница.
Он склонил голову набок и окинул меня горящим взглядом, явно оценивая мое тело. Я не обратила внимания на то, как напряглась моя грудь и закипела кровь.
— Спойлер: я всегда тебя хотел. Годами мечтал о том, чтобы снять с тебя эти платья.
Я открыла рот от удивления. Никсон этим воспользовался, наклонил голову и коснулся моих губ.
— Ты не собираешься сказать мне то же самое?
— Я никогда не видела тебя в платье.
Он ухмыльнулся.
— Не умничай.
— Каждая женщина, которую я знаю, хочет тебя, — прошептала я. — Ты попадаешь в список всех завидных женихов. Ты самый сексуальный мужчина. Самый популярный музыкант. Ты прекрасно осознаешь свою привлекательность.
— Мне насрать, чего хотят все остальные женщины. Я спрашиваю тебя. — Он зажал мою нижнюю губу и царапнул зубами.
— Я хотела тебя с того самого дня, как встретила, — призналась я торопливым шепотом.
Никсон расплылся в улыбке.
— Хорошо. Приятно осознавать, что в этом вопросе мы на равных. — Он резко повернулся и сдернул с вешалки рубашку, которую вот уже пару лет не надевал на выступления.
— Проводишь меня на сцену, Шеннон?
Шеннон.
— Конечно.
Он закинул за спину свою любимую гитару Les Paul и открыл дверь.
— Они все ваши, — он махнул рабочим сцены, которые начали привычный ритуал доставки остальных гитар на сцену.
Никсон придержал для меня дверь, а затем пошел рядом, положив руку мне на поясницу.
Где ей и положено быть.
— Я все еще зол на тебя, — прошептал он мне на ухо и помахал фанату с пропуском за кулисы, который во все глаза пялился на него.
Я повернулась, и мы оказались близко друг к другу. Очень близко, учитывая, что были уже не одни.
— Но ты все еще хочешь меня.
У него дернулась челюсть.
— Никсон! — пронзительно закричала женщина позади.
В этом не было ничего необычного, но рука Никсона на моей спине напряглась.
— Никсон! Пожалуйста! — продолжала кричать она.
Мы одновременно повернулись и увидели блондинку средних лет, которая пыталась прорваться мимо охраны.
— Выступление еще не началось, а тут уже шоу, — съязвила Куинн, выходя из своей гримерки и присоединяясь к нам.
Взгляд у Никсона стал жестче, когда он уставился на кричащую фанатку.
— Никсон! — завопила она, когда Крис обхватил ее за талию, не давая броситься к нам.
Что-то в этой женщине щекотало память, но я не понимала, что именно. У службы безопасности был список «бешеных» фанатов, и если бы она была одной из них, то ее бы сюда не пропустили.
— Никс? — спросил Крис, уклоняясь от ее молотящих кулаков.
— Не волнует, — ответил Никсон, его голос был таким же холодным, как взгляд.
Он развернул нас и повел дальше. Но был так напряжен, что, наверное, мог сломаться, не дойдя до сцены.
Джонас вышел из своей гримерки, к большому удовольствию группы фанатов, собравшихся в коридоре. Никсон расслабился, когда все трое остановилось, чтобы раздать автографы и сфотографироваться. Одна девушка предложила Никсону расписаться прямо на ней. Меня тут же бросило в жар. Я пощупала лоб, чтобы проверить, не поднялась ли температура. Так оно и было: я сгорала от ревности. Я не хотела, чтобы он прикасался к ней или к любой другой женщине. Я хотела, чтобы он был моим.
Я вздохнула с облегчением, когда Никсон поставил роспись на ее ладони.
Куинн перевела взгляд с Никсона на меня, приподняла бровь и скривила губы.
Она была права, я влипла. Я хотела Никсона больше, чем на пару месяцев. Где-то между его пентхаусом в Сиэтле и ранчо в Колорадо, между частными самолетами, гримерками и маминой кухней я влюбилась в него. Неудивительно, что я была готова нарушить все правила.
— Все еще не надумала бежать от него? — тихо спросила Куинн, подходя ко мне.
— Уже слишком поздно, — прошептала я.
Ее глаза вспыхнули, а плечи напряглись, когда она снова перевела взгляд с Никсона на меня, словно это напряженное, потрескивающее пространство между нами было осязаемым.
— Боже, помоги нам всем.
— Все будет хорошо, — ответила я, убеждая в первую очередь себя, и пыталась улыбнуться, когда Никсон и Джонас закончили.
— Теперь твоя главная цель не утонуть, и найти место повыше, где в случае чего можно спастись. Это единственный способ выжить с ним, — быстро и тихо предупредила она, когда парни направились в нашу сторону.
— Дальше я не пойду, — сказала я Никсону, который на взгляд обычного зрителя казался спокойным и собранным, но я-то знала, что это не так. Эта маленькая искорка паники в его глазах, сжатая челюсть, щелчки по костяшкам пальцев... Он определенно был не в порядке.
И это была моя вина. Я должна была рассказать ему о сделке с Беном.
Неужели я все испортила до того, как у нас появился шанс попробовать?
— Увидимся после шоу.
Я поймала его за руку, когда Куинн и Джонас уже отвернулись, а затем посмотрела в его темные глаза и сказала, как можно убедительнее:
— Мы никогда не были на равных. Я слушала твои песни задолго до нашей встречи. Когда мне было восемнадцать, ты сразил меня наповал по радио в пикапе посреди Колорадо. Я захотела тебя задолго до того, как ты впервые увидел меня.
Глаза у него слегка расширились, но та искорка паники осталась. Он кивнул и крепко поцеловал меня в лоб, несмотря на то, что мы находились в очень людном месте.
— Зои, — прошептал он, касаясь моей кожи, как будто это был ответ на вопрос, который я не задавала.
***
В середине третьей песни я наконец-то поняла, почему меня так беспокоила та кричащая фанатка — у нее были вьющиеся светлые волосы.
Совсем как у Эшли — маленькой соседки моих родителей.
13 глава
ЗОИ
Сидя за обеденным столом, я просматривала на ноутбуке последнее предложение о контракте с чуть большим усердием, чем необходимо.
С тех пор, как мы вернулись в Колорадо, Никсон был добр, до смешного вежлив и даже без возражений согласился с моим выбором фильма прошлым вечером. Но при этом он даже пальцем ко мне не прикоснулся. Ни разу не упомянул о сделке, которую я заключила с Беном, или о довольно неловком признании, которое сделала перед тем, как он вышел на сцену в Такоме. Он не упомянул о женщине с вьющимися светлыми волосами, или о том, что мы заслужили любопытные взгляды от рабочих сцены, когда он поцеловал меня в лоб.
Никсон был невозмутим, спокоен, собран.
Это, черт возьми, сводило с ума. Я была влюблена в него, и ничего не могла с этим поделать. Сердце отказалось от логики, здравого смысла и приняло полное безумие, в которое я сама себя втянула.
Я прокрутила страницу документа, мысленно формулируя отказ. Может, Бен и был готов отпустить меня в свободное плавание, но в тоже время продолжал нагружать работой. Но я не возражала. Мне все равно больше нечем было заняться.
Часы в гостиной пробили десять, и словно по сигналу в столовую вошел Никсон. Остановился в дверном проеме и потянулся. Майка задралась, показывая татуировку на животе, гласившую, что апатия — это смерть. Если это правда, то в ближайшее время я точно не умру, поскольку жар, охвативший меня при виде полоски голой кожи Никсона, был чем угодно, но только не апатией.
— Как долго еще собираешься работать? — спросил он, опираясь о дверной косяк.