Она посмотрела на меня как на сумасшедшего.
— Нет, мы не можем.
Я посмотрел ей в глаза.
— Можем.
Зои нахмурилась.
— Ты же знаешь, я плохо соблюдаю правила, и просто куплю тебе второй подарок. Счастливого Рождества. — Я многозначительно посмотрел в сторону дома.
Она в замешательстве огляделась по сторонам.
— Я купил его. Дом. Землю. Все, кроме медведей. Оказывается, они не продаются. — Я затаил дыхание.
Зои шумно сглотнула.
— Ты купил… ранчо Макларенов? — ее голос дрогнул.
— Мы можем называть его как хочешь, раз и твое имя есть в документах на собственность. Это все твое, но на всякий случай, если я все испорчу, у меня есть законное право припарковать автофургон на лужайке перед домом и громко просить у тебя прощения.
— Это все, должно быть, стоило миллионы.
— Пару.
Или тройку.
— Мы даже официально не были вместе еще двадцать минут назад!
— Я не говорил, что мои адвокаты одобрили это решение. — Я пожал плечами. — Но мне здесь нравится, и я хочу знать, что мы можем вернуться, когда захотим. Счастливого Рождества. Прими свой подарок.
Женщинам всегда так сложно делать подарки?
— Мой подарок гораздо-гораздо меньше! — выпалила Зои.
— Не за что.
Я улыбнулся, заехал в гараж и припарковался.
Зои все еще не пришла в себя от удивления, когда мы прошли в дом. Она оглядывалась по сторонам, как будто видела все это впервые.
— Это уже слишком. Я купила новый ремень для твоей Les Paul(прим. первая модель электрогитары, разработанная в 1950 г. Тедом Маккартни), потому что от старого у тебя на плече остался след. — Она вздохнула.
У меня сдавило грудь.
— Серьезно?
Она кивнула, поджав губы.
— Ты заметила? — я притянул ее к себе.
Она снова кивнула.
— Ты невероятна, и честно скажу, что это самый продуманный подарок, который мне когда-либо дарили. — Я наклонился, чтобы ее поцеловать, но Зои прижала палец к моим губам.
— Не говори так, пока не увидишь. Он был сделан на заказ.
Я усмехнулся.
— О, неужели? Что там написано? Никсон? Бог секса? Да, о да, пожалуйста.
— Не совсем. — Она приподняла бровь. — Там написано: «Зои».
У меня на секунду отвисла челюсть, и она рассмеялась.
— Попался! На самом деле у меня два подарка. Этот просто ради шутки.
— Станет не до смеха, когда надену этот ремень на концерт в Хьюстоне, и тебе придется отвечать на вопросы, — подразнил я, намереваясь именно так и поступить. Я подхватил ее под задницу, и Зои обхватила меня лодыжками за талию. — Какой второй подарок?
Она прижалась губами к моей шее, и я крепче сжал ее.
— Он тоже носит имя Зои.
До спальни мы так и не дошли.
15 глава
ЗОИ
Я была блаженно, безумно, по уши влюблена в Никсона. С каждым днем становилось все труднее сдерживаться, но я не собиралась отпугивать его признанием, когда он зашел так далеко. Он бросал мне вызов каждый день, поклонялся моему телу каждую ночь, а по утрам, пока я работала, писал музыку. Это было то совершенство, которое, как мы знали, не могло длиться вечно, но мы цеплялись за него руками и ногами. Никсон заплатил миллионы и купил ранчо, которым мы теперь оба владели, однако, как не старайся, время нельзя остановить. Наступил февраль, а с ним и концерт в Хьюстоне.
Во время концерта на гитаре Никсона был ремень «Зои», который я заказала в шутку, хотя перед шоу я отдала ему второй с надписью: «Никсон». Судя по тридцати семи электронным письмам в моем почтовом ящике, мир это заметил. Но, черт побери, это того стоило, потому что на плече Никсона (который сейчас спал рядом со мной) не было ни синяка, ни отметины.
Наверное, следовало бы позволить ему расслабиться после концерта, но он бросил на меня такой взгляд, как только мы вошли в дом, и я набросилась на него.
Пять концертов. Шесть месяцев. Он все еще был трезв.
Срок моей работы по контракту подходил к концу, и мы вступали на неизведанную территорию.
Но хотя бы одно мы знали точно: на следующей неделе возвращаемся в Сиэтл. Я не могла выполнять свою работу здесь, в Колорадо, — по крайней мере, сначала. К тому же у группы было несколько свободных студийных дней, поскольку Никсон передал три песни для нового альбома. Мне нравились все три: «Worry and Ruin», «Palm of my Hand», но «Blue Castles» была на первом месте.
Я натянула простыню на грудь, перешла к следующему электронному письму и ответила фразой, которую мы с Никсоном договорились использовать: «Мы не комментируем наши отношения». Я даже это не хотела писать, но Никсон одарил меня своей ухмылкой и спросил, не стесняюсь ли я публично признать, что у нас отношения? И вот теперь я отвечаю совершенно постороннему человеку, у которого нет никаких прав совать нос в наши дела.
В следующем письме был запрос на проведение мероприятия в июле. После возвращения в Сиэтл я уже не буду заниматься делами Hush Note, но это не помешало мне заглянуть в их календарь. Они будут в туре, но, возможно, успеют.
А где я буду в июле?
Я прокрутила свое расписание до лета. Без сомнения, я постараюсь распределить свое время между офисом в Сиэтле и местом, где будет Никсон с группой, потому что просто не смогу прожить три месяца, не видя его.
Я усмехнулась, увидев небольшое напоминание напротив 12 июля: Никсон — один год трезвости. Я очень хотела быть с ним в этот день.
Никсон вдруг вскрикнул и резко выпрямился в постели. Его грудь вздымалась, пока он пытался отдышаться.
Я выронила телефон. Экран погас, погрузив спальню в темноту. К тому времени, как включила прикроватную лампу, Никсон уже встал и натягивал шорты.
Сердце у меня бешено колотилось. Он не впервые так просыпался, но с последнего раза прошло как минимум несколько недель.
Что-то подсказывало, что чем ближе весна, тем чаще это будет случаться. И чем чаще это будет случаться, тем ближе он будет к тому, чтобы достать снотворное и напичкать им себя.
— Никс?
— Я в норме. Засыпай, детка. — Он вышел из спальни, даже не взглянув в мою сторону.
Вздохнув, я накинула халат и пошла вниз, чтобы заняться тем, что уже стало рутиной.
Никсон уже поставил чайник. Я достала коробку с чаем, а он взял кружки.
Мы молчали, пока заваривался чай.
— С тобой не все в порядке? — прошептала я, нарушая тишину.
— В порядке, — возразил он, проводя рукой по щетине.
— Ты только что проснулся с криком.
— Такого больше не повторится, — пробормотал он, размешивая мед в чае.
— Это явно не «в порядке».
Его челюсть подрагивала, пока он подтолкнул мне баночку с медом.
Я ее поймала и, покачав головой, добавила немного в свою чашку.
— Мне ненавистно...
— Ты не обязана спать рядом со мной.
Я отстранилась, несмотря на его мягкий тон.
— Дай мне закончить. Мне ненавистно, что это происходит с тобой. Что тебе сниться?
Ужас промелькнул на его лице, прежде чем он успел его скрыть.
— Давай не будем об этом.
— Если ты не будешь говорить об этом, то к лету превратишься в развалину. — Я убрала мед обратно в шкафчик.
— Я разберусь.
Я прислонилась к стойке.
— Нет, мы разберемся, потому что именно так поступают люди в отношениях. Но меня не будет в туре, чтобы приготовить тебе чай, и я не смогу тебе помочь, если ты не впустишь меня.
Он скрестил руки на груди.
— Я тебя впустил.
— Нет. Ты позволяешь мне приблизиться, но никогда не впускаешь. — Я уже начала сомневаться, сделает ли он это когда-нибудь, или всегда будут существовать ограничения.
— Я купил тебе дом! — он отступил на шаг.
— Никсон. — Я застонала, положив руку ему на грудь. — Малыш, я не это имела в виду.
— Чего еще ты хочешь? — с вызовом спросил он, в его глазах боль смешивалась со страхом. — Я дал тебе дом. Со мной в придачу. Тебе нужен мой банковский счет? Я отдам карточку. Нужны ключи от пентхауса? О, нет, стой. Они у тебя уже есть. Хочешь, чтобы твое имя было написано на моей груди перед сотнями тысяч поклонников...
— Я хочу, чтобы ты рассказал, почему тебе снятся кошмары!
— А я хочу, чтобы ты сказала мне, почему не можешь игнорировать свои электронные письма в течение двадцати четырех чертовых часов! Мы оба не спим. Я понятно из-за чего, а в чем твоя проблема?
— В работе! — я откинула голову, но продолжала держать руку на его груди, прямо над бешено бьющимся сердцем.
— Ты говорила, что возьмешь отпуск на неделю, — напомнил он.
Я открывала и закрывала рот, а потом вздохнула.
— Ты прав. Прости. Но это все равно никак не связано с твоими кошмарами.
Я уже почти привыкла к тому, что Никсон начинает ссору первым.
— Оставь это, — попросил он.
Я взглянула на мощную грудь под своей ладонью, на физическое доказательство того, что он был здоров. Затем посмотрела на татуировку: циферблат часов и время на них — семь часов двенадцать минут.
— Ты говорил, что это твоя первая татуировка?
Он нахмурился.
— Да. А что?
— Хм. Семь двенадцать. — Я подняла на него глаза, но при таком освещении мало что смогла разглядеть в их темной глубине. Поди разберись, даже его глаза скрыты от меня. — Если бы это была дата: двенадцатое июля, то в этот день ты лег на реабилитацию. Какое совпадение.
То, как напряглись его мышцы, подсказало, что это не просто совпадение.
— Зои. Детка. — Он взял мое лицо в ладони. — Брось это. Пожалуйста.
— Я не понимаю. — Я что-то упустила. Кусочек мозаики, который смешивался с тысячью таких же.
— Тебе и не нужно. — Он мягко покачал головой.
— Но я хочу! — огрызнулась я, от разочарования защипало в глазах. — Это часть того, чтобы быть вместе. Помогать друг другу. Я должна понимать. Я должна помогать тебе.
— А смысл? — он снова отступил. — Почему ты не можешь просто смириться с тем, что есть вещи, которые ты обо мне не знаешь? Которыми я ни с кем не делюсь?