ыли без ума друг от друга, ты даже носил ремень с ее именем! А три дня спустя я узнаю, что ты заперся в своем пентхаусе, как отшельник, и даже не пускаешь экономку.
— Я впустил Джонаса, — возразил я.
— Он сам себя впустил, потому что у него есть ключ, — парировала Куинн. — И для этого ему пришлось прилететь сюда с Восточного побережья.
— Ну да, я всегда был придурком, но в свою защиту скажу, что впустил бы экономку, если бы она предупредила, что пожалуется Джонасу.
Тем не менее, я чувствовал себя дерьмом из-за того, что в очередной раз оторвал друга от его семьи.
— Джонас испугался, что ты начал пить. — Она смерила меня взглядом. — Представь его удивление, когда он обнаружил, что единственное, что утонуло в водке, это твой телефон.
— Я трезв. Облажался, но трезв. — Не без усилий. В первый день чуть не сорвался, поэтому заперся здесь. — И я извинился перед Джонасом.
— Дело не в этом. Ты же знаешь, что мы тебе всегда рады. Уверена, Кира уже припасла три упаковки апельсиновой газировки на случай, если ты наконец признаешь, что тебе нужна небольшая поддержка.
— Я в порядке. — Я собирался вытатуировать это у себя на лбу.
— Что случилось между тобой и Зои?
— А она тебе не рассказала? — я покрутил бутылку и велел своему сердцу избавиться от всей этой душевной боли.
— Мы что, в старшей школе? — Куинн покачала головой. — Записками будем обмениваться через парту?
— Сейчас все просто шлют сообщения.
Все, кроме Зои. Никаких звонков. Никаких сообщений. Никаких почтовых голубей или электронных писем. Мои гитары прибыли в пентхаус через два дня после того, как я уехал из Колорадо, вместе с сумкой вещей.
Даже после того, как ушел, Шеннон все еще прибиралась за мной.
— По словам Зои, то, что произошло — ваше личное дело. — Куинн подняла бутылку с водой, как будто смотрела сквозь нее.
Я замер.
— Правда?
— Так и сказала. — Куинн поставила бутылку на стол. — И еще, что я была права, и ей следовало забраться повыше.
Я резко повернул к ней голову.
Что, черт возьми, это значит?
По-моему, это значит, что она подошла слишком близко, ты не смог справиться со своими чувствами и нажал кнопку самоуничтожения. — Куинн приподняла бровь. — Угадала?
Я отвернулся.
— Так я и думала.
— Она думает, что ей нужно меня вылечить. — Я снова начал крутить газировку. — Я предложил ей выбирать между тем, чтобы любить меня таким, какой есть, и тем, чтобы вылечить. Она выбрала второй вариант. Ведь это то, чем она занимается. Что-то не идеально? Зои поможет. Что-то не работает? Зои исправит. Ей во чтобы ни стало надо выполнить свою миссию, а не терпеть беспорядок, с которым не может справиться.
— Фигня. Если кто-то и ушел, так это ты. Эта женщина любит тебя.
— Она только думает, что любит, — возразил я.
— Ну, конечно, потому что ты эксперт по женскому мышлению?
— Я достаточно знаю о женщинах…
— В постели! — рявкнула Куинн.
— Я чертовски хорошо тебя знаю, но при этом никогда с тобой не спал.
— Спасибо за это, — пробормотала она и вздохнула. — Что именно сказала Зои, когда ты предложил ей выбирать?
— Нам обязательно об этом говорить? — Я подошел к ограждению патио, повернулся и облокотился на перила: точно так же, как делал каждое утро, когда Зои пила здесь кофе.
— Да! Ты сломал эту женщину, Никс, и, насколько вижу, себя тоже. Поэтому мы будем об этом говорить. — Куинн скрестила руки на груди. — Итак, что точно сказала Зои?
— Отлично. Она сказала, что если бы ей пришлось выбирать, то она бы выбрала, чтобы я был здоровым и счастливым, даже с кем-то другим.
У Куинн вытянулось лицо.
— Она действительно так сказала?
— Да. Сначала говорит, что любит меня, а менее чем через сутки выдает это дерьмо.
Она прищурилась.
— Под «дерьмом» ты имеешь в виду, что она подтвердила, что любит тебя?
Я ощетинился.
— Она предпочтет вылечить меня, чем принять таким, какой есть.
Куинн встала.
— Давай на минутку забудем о твоих закидонах. Просто послушай внимательно, что она сказала. Она готова отойти в сторону, уступить тебя другой, только чтобы ты был здоров и счастлив. Это охренеть какое самопожертвование!
— Это не... — Я провел руками по волосам и попытался подобрать слова. — Кто, черт возьми, так делает? Я бы не уступил ее, чтобы она полюбила кого-нибудь другого!
— А разве не это ты сейчас делаешь?
Я прислонился к перилам.
— Я сам не знаю, что делаю.
— По крайней мере, в этом мы солидарны.
— Что, если меня уже не вылечить? Что, если я просто такой?
— Ты ходишь на терапию?
— Каждый четверг, как по будильнику, — ответил я и поежился, когда ПШ промелькнула в дальнем окне. Черт, я скучал по Зои. По ее улыбке и смеху. Я скучал по ее чувству юмора и острому язычку. Я скучал по ее поцелуям, ее телу, запаху ее шампуня.
— Как это вообще возможно без телефона? У тебя же там расписание и вся остальная фигня. — Куинн с вызовом посмотрела на меня.
— Купил ежедневник. — Я пожал плечами. — Очень практично.
— Сделаю вид, что не слышала этого. — Она вытащила телефон из кармана, проверяя сообщение. — Прости, это Грэм.
— Зои обвинила меня в том, что я использовал ее как лекарство, — признался я шепотом.
— Это правда? — брови у Куинн взлетели вверх, и она отложила телефон.
Прикасаться к Зои было настоящим наслаждением. Быть внутри нее — самым сладким забвением, где ничто другое не имело значения, кроме желания доставить ей удовольствие.
— Не знаю. Я имею в виду, тут нечто большее. У меня нет слов, чтобы описать то, что чувствую к ней, но когда дело доходит до секса… Я не знаю.
— Впечатлена, что ты это осознаешь. — Куинн кивнула. — У всех нас есть зависимость от людей, которых любим. Я живу звуками голоса Грэма, его прикосновениями и улыбкой. — Она вздохнула. — Не знаю, где для тебя та тонкая грань, но уверена, что твой психотерапевт понимает. А тому, что ты испытываешь к Зои есть название — любовь.
Любовь.
Черт. Да, я был влюблен в нее.
— Я ей не подхожу.
— Может, позволишь ей самой решать?
— Или, может, мне позволить ей найти того, кто сможет любить ее так, как она заслуживает?
— Ну, если ты сможешь жить, зная, что она с кем-то другим, целует его, любит, выходит замуж, заводит детей...
Я потер грудь.
— Черт возьми, хватит!
— Вот тебе и ответ. — Она взяла телефон. — Итак, Колин хочет пиццу. Бери-ка новый телефон, который я оставила на кухонном столе, (кстати он уже подключен к твоему старому номеру) и пошли с нами.
— Выйти из пентхауса?
— Я буду держать тебя за руку, — она пошевелила пальцами. — Ну же. Ты, может, и застрял в прошлом со своим ежедневником, но жизнь не стоит на месте. Что скажешь или мне подождать, когда ответишь в письме? — она подняла брови.
— Тебе повезло, что я голоден.
Несколько недель спустя
— Не интересует, — бросил я Крису, проходя мимо девушек, собравшихся у моей гримерки.
Нас не должно было быть на этом фестивале, но его организовали, как сбор средств, поэтому я и оказался в Чикаго, и до начала шоу оставалось около часа.
— Понял.
— У Джонаса никогда никто не толпился, — сказал я, взявшись за дверную ручку.
Зои что-то сломала во мне. После нее ни одна из женщин даже не казалась привлекательной. Я просто хотел, чтобы они все ушли.
— При всем уважении, Никс, но Джонас никогда не давал повода девушкам поджидать его у гримерки. — Он приподнял свои густые черные брови, явно намекая, что я этот повод давал не единожды.
— Верно. Что ж, давай изменим... — Слова замерли на языке, когда увидел в конце коридора… ее.
Зои.
Она стояла примерно в двадцати футах от меня, и разговаривала со своей группой. На ней были высокие каблуки и черный брючный костюм, который подчеркивал каждый изгиб тела, которое я отчаянно желал.
Зои улыбнулась вокалисту, и мое сердце пропустило удар, а затем бешено заколотилось. Я напомнил себе, что это не романтическая, а профессиональная улыбка, но это не помогло. Меня съедала ревность.
Этот молокосос едва достиг возраст, когда ему можно пить, и не заслужил улыбки женщины, которую я любил. Он не знал, что ей нравится добавлять мед в чай, и что ее любимый десерт — мороженое с соленой карамелью. Что чрезмерная организованность результат того, что ее первый мужчина сказал, что она никогда ничего не добьется. Он не знал, что в любимой пижаме с пандами она выглядит как девчонка, или что в девяноста случаев предпочитает кружевные комплекты нижнего белья. Он не знал, какова она на вкус, какие звуки издает прямо перед тем, как кончить (а если бы знал, я бы надрал ему задницу и сломал пальцы на левой руке, чтобы он не мог даже бренчать на своей гитарке).
Он точно не знал, каково это — скользить внутри Зои без всякой защиты, кожа к коже, когда между нами нет ничего, кроме моих собственных проклятых стен. Эта пытка была моей, и только моей.
— Увидел то, что тебя интересует? — спросил Крис.
— Более чем.
— Так и думал, — он усмехнулся.
— Ты знал, что она будет здесь?
Он кивнул.
— Как думаешь, почему Джонас так старался попасть на этот фестиваль?
Я скользнул взглядом мимо Зои и ее группы. Джонас и Куинн выглядывали из своих гримерных и наблюдали за происходящим. Я наклонил голову и прищурился.
Джонас приподнял брови и медленно скрылся за дверью. Куинн только усмехнулась и кивнула в сторону Зои, но уходить не собиралась: хотела посмотреть, что я собираюсь делать. Что ж, я всегда лучше справлялся с работой перед аудиторией. Глубоко вздохнув, я прошел по коридору, словно был здесь хозяином.
Запах кокосов ударил прямо в нос, и я почти улыбнулся.
Я влюблен.
— Зои.
Она расправила плечи, вздохнула и повернулась. Я стоял очень близко (специально, чтобы юные рок-звезды это заметили), и поэтому ей пришлось запрокинуть голову, чтобы посмотреть на меня.