— Не получится. Они забронированы на весь июль и август, — заявил Итан.
— Что? — Я приподнял свою стопку документов и бросил на стол.
— Они заняты, — вмешался Бен с порога. — Посмотрим, кто у нас свободен на эти дни, и оттолкнемся от этого.
— А их менеджер тоже с ними? — у меня подскочило давление.
— У них пока нет тур-менеджера, — Бен опустился в кресло напротив меня.
Зои забронировала свою группу до августа, зная, что наши три месяца истекают в июле. Что, черт возьми, это значит? Я снова забарабанил по столу, размышляя.
Получается, она все решила?
Неужели она не поняла, что я имел в виду, отправляя ей гитару Кейли? Эта вещь была залогом моего сердца. Черт, неужели она решила, что я неисправим? Она разлюбила меня?
Куинн снова накрыла мою руку своей, но на этот раз она не дразнила.
Я перестал шевелить пальцами, но до конца встречи так и не сумел сконцентрироваться. Итан попросил внимательно проверить дополнения, внесенные в наши личные райдеры (прим. список условий и требований, которые организаторы обязана обеспечить), и закончил встречу.
Кого, черт возьми, волновали требования к гримерке, когда женщина, которую я любил, только что продлила нашу разлуку на месяц?
— Что, черт возьми, это значит? — вопрошал я вселенную, когда мы втроем выходили из конференц-зала.
— Она на работе, вот что это значит, — ответил Джонас.
— Чушь собачья! Я в первый раз позволяю себе влюбиться, а она даже не...
— Что? — перебила Куинн, бросив на меня уничтожающий взгляд. — Не поставила свою карьеру на паузу, пока ты будешь разбираться со своим дерьмом?
Я моргнул.
Джонас вызвал лифт и начал читать райдеры.
— Я думал, ты на моей стороне, — укорил я Куинн.
— Да, если только ты не ведешь себя как идиот. Если бы тебе нужна была поклонница, которой нечем заняться, кроме как таскаться за тобой хвостом, ты бы выбрал ее, но ты выбрал амбициозную, умную женщину, у которой сейчас ответственный момент в карьере. Ты сам установил срок в три месяца, и можешь его продлить. Помнишь, как было, когда мы только начинали? Почему ты так смотришь?
— Потому что внутри него живет вечный ребенок, которому последние десять лет никто не говорил «нет», — отметил Джонас.
— Точно, и я имею право быть разочарованным.
— Верно, — Куинн сложила пополам свою копию документов и хлопнула меня по груди. — Просто не будь придурком.
— Я скучаю по ней! — крикнул я, заходя за ними в лифт.
— И весь офис обязательно скажет Зои об этом, когда она тут появится, — Джонас кивнул на удивленную секретаршу в приемной, а затем нажал кнопку парковки.
— Она никуда не денется, Никс, — Куинн покривилась. — Я имею в виду эмоционально, а не физически, поскольку ее сейчас здесь нет.
— Ты этого не знаешь. Вопреки распространенному мнению, меня нелегко любить, — мой голос дрогнул.
— Да, — тихо ответила Куинн. — Но помнишь, как тогда в Чикаго вы столкнулись в коридоре, а потом пошли разговаривать к тебе в гримерку?
— Разумеется, — Джонас перевернул еще одну страницу.
Я бросил на него сердитый взгляд.
— Когда Зои вышла, я спросила, все ли с ней в порядке и научилась ли она искать место повыше? — спросила Куинн, когда кабина лифта остановилась.
Я слегка прищурился, не совсем понимая, что она имеет ввиду.
— Она ответила: «Тебе не нужно забираться повыше, если ты плотина», — Куинн подняла брови, глядя на меня, пока мы шли по парковке. — Понимаешь? Ты — река. Зои — плотина. Она знает, что только она может удержать тебя. Ни одна другая девушка никогда даже и близко к такому не была.
У меня сжалось сердце.
— Это не значит, что она хочет меня.
Куинн закатила глаза.
— Хорошо, тогда давай представим, что она плотина гидроэлектростанции. Тебе нужно, чтобы она поддерживала тебя, а ты ей нужен, чтобы вырабатывать электричество, — Куинн усмехнулась и снова ударила меня по груди. — Я хочу сказать, что твои чувства, не одностороннее. Вы нужны друг другу.
— Или можно обойтись без метафор и просто посмотреть райдер Никсона, — предложил Джонас, размахивая документами. — Все дополнения, которые вносились в райдер последние две недели, подписаны. И если твои инициалы не «ЗШ» и ты не добавил в свой список чай из ромашки и корня валерианы, то можно с уверенностью сказать, что твоя девушка все еще тебя любит.
— Видишь? — улыбка Куинн стала шире. — Ты получишь чай.
Это не изменение дат тура ее группы и даже не телефонный звонок, но я был согласен и на это. Зои не только подумала обо мне, но и нашла время, чтобы убедиться, что у меня есть все, что нужно.
— Да, я получу чай, — ответил я с улыбкой.
21 глава
ЗОИ
Моника взволнованно махала мне, пока я бежала к служебному входу на стадион.
— Ты успела! Быстрее, они уже отыграли большую половину концерта.
Я показала пропуск за кулисы, и охранник отступил в сторону, пропуская меня.
— Отлично выглядишь, — бросила Моника через плечо, провожая меня по коридору.
Я сильно в этом сомневалась, так как всю дорогу от аэропорта мчалась, высунув язык, но все равно поблагодарила:
— Спасибо.
В Филадельфии в июле было невероятно жарко и влажно, поэтому я собрала волосы в пучок и сменила свой обычный костюм на простое легкое платье.
Впервые за два месяца я не работала. Сегодня я была зрителем.
— Которая из них его? — спросила я, когда мы проходили мимо гримерок. — Ладно, неважно. Эй, Крис!
— Зои! — Крис заключил меня в медвежьи объятия.
Я обратила внимание, что в коридоре не толпились фанатки и спросила:
— Никсон остался без поклонниц или они пошли шоу посмотреть?
— Теперь он никому не позволяет тут стоять. Раздает автографы. Кроме него доступ в гримерку есть только у Брэда.
— Брэд? — я поглядела на Монику.
— Новый стажер Никсона, — ответила она с улыбкой, — а я — ассистент Итана.
— Отлично! Вижу, ты растешь.
Я вошла в гримерную Никсона и сделала глубокий вдох. На туалетном столике стояли две пустые банки из-под апельсиновой газировки, а на подлокотнике дивана лежала его любимая футболка. Я провела пальцами по мягкому хлопку.
Прошло три месяца. Время узнать, выполнил ли он свое обещание, или ему надоело проводить ночи в одиночестве, и он нашел себе компанию. Сердце зашлось при мысли о такой возможности. Надо было предупредить Никсона, что приеду, и дать ему шанс отговорить меня от этого.
— Готова? — крикнула Моника из коридора.
— Да.
С каждым нашим шагом к сцене сердце колотилось все быстрее. Когда добрались до кулис, Моника протянула мне затычки для ушей.
Дыхание перехватило, когда я наконец увидела сцену и Никсона
Он все еще был в рубашке, что удивительно: обычно к концу шоу Никсон ее снимал. Он был полностью погружен в музыку, и выглядел невероятно хорошо, а выражение его лица…
Я непроизвольно сжала бедра.
Мне было знакомо это выражение. Оно появлялось всякий раз, когда Никсон оказывался внутри меня. Он занимался со мной любовью так же, как играл на гитаре — полностью отдавая себя.
Внутри поднялась тоска и желания. Последние три месяца выдались невероятно насыщенными, но не было ни минуты, когда бы я не думала о Никсоне, а с выходом нового альбома Hush Note было почти невозможно не видеть его лицо или не слышать музыку.
Песня закончилась, и Моника что-то сказала в свою рацию.
Джонас дотронулся до наушника в ухе и кивнул.
— Что это было? — спросила я.
— Ничего, — ответила она с лукавой усмешкой.
Никсон соглашался, что говорил ему Джонас, затем зашагал в другой конец сцены, где его уже ждал сотрудник с новой гитарой.
Я попятилась назад, когда он вернулся в центр сцены и впервые повернулся ко мне лицом. Я не хотела, чтобы он увидел меня до окончания выступления: между нами было слишком много недосказанности, и отвлекать Никсона было бы верхом непрофессионализма.
Никсон сосредоточенно поправил ремень гитары. На нем было написано «Зои». В груди расцвела надежда. Он все еще носил его, по крайней мере, один раз за концерт.
— У него для каждой гитары есть такой ремень, — словно прочтя мои мысли, сказала Моника, перекрывая шум толпы.
Я округлила глаза, но она просто кивнула.
Свет на сцене погас, оставив одного Никсона в луче прожектора. Что он делал? Он никогда не играл без Куинн и Джонаса. И его гитара… была электроакустической.
— Сегодня утром я проиграл пари Джонасу, — сказал Никсон, и его голос эхом разнесся по стадиону. — Оказывается, до статуи Рокки действительно семьдесят две ступеньки, а не семьдесят.
Зрители взревели, а я улыбнулась. Он всегда знал, как работать с толпой.
— Я проиграл, потому что поленился погуглить количество ступеней, а он сделал. Чертов мошенник. — Он провел большим пальцем по струнам. — И теперь я должен ему песню. Ту, которую он пытался заставить меня сыграть последние восемь месяцев. — Еще один аккорд, затем еще.
У меня перехватило дыхание. Восемь месяцев назад мы были в Колорадо.
— Сегодня ровно год как я не пью. — Аплодисменты были оглушительными и не стихали целую минуту. У меня защипало в глазах. Я так гордилась Никсоном, особенно сегодня. — Спасибо, друзья. Кто-то, кого я люблю, однажды сказал, что нет ничего более романтичного, чем изливать душу на публике. Итак, эта песня называется «Милосердный огонь» и посвящена человеку, благодаря которому этот год трезвости стал возможен.
У меня отвисла челюсть, когда зазвучала песня.
Пальцы Никсона скользили по струнам, оживляя мелодию, и я почувствовала, как она находит отклик в самом сердце, когда он начал петь.
— Горы, прогулка, снег, — начал он сильным и чистым голосом. — Он укрывает землю, и ложится на твои волосы.
У меня перехватило дыхание.
Горы? Он поет о Легаси?
— Твое имя — моя единственная молитва Богу, который перестал слушать меня под ярким солнцем