.
Пальцы зудели от желания прикоснуться к нему.
— Твое тепло опаляет мою душу. Клеймит, метит и сплавляет воедино. Рыжие шелковистые пряди между моими пальцами, кружево, страсть…
Рыжие волосы. Кружево. О мой Бог.
— Ты прогоняешь боль, очищаешь мои грехи своим милосердным огнем.
Человек, который никогда не писал песен о женщинах, написал ее для меня.
Я зажала рот рукой, чтобы не выдать, что ощущала каждой клеточкой — я любила этого мужчину, всегда буду любить и не забуду, даже если очень сильно захочу.
Но мне и не хотелось.
Ни сейчас. Ни когда-либо.
***
Минут сорок спустя я расхаживала по гримерке Никсона. Я покинула кулисы во время исполнения последней песни на бис, которая также стала самым большим хитом из нового альбома — «Безумные отговорки».
В Berkshire Management шумели, когда ребята в последний момент включили ее в альбом, но она того стоила. Песню полюбили все. Я сама знала ее наизусть, но сегодня впервые слышала вживую. Наблюдая, как пальцы Никсона порхают по струнам, я ощущала, что могу просто взорваться от любви к нему. Поэтому ушла во время второго припева. Наше воссоединение должно случиться не на глазах у публики.
Я нервничала, была напугана, возбуждена. Я не была дурой и знала, что вдохновением для песни часто служит бывшая любовь и старые увлечения. «Милосердный огонь» могла быть одной из таких, особенно учитывая, что Никсон написал ее восемь месяцев назад. Но он до сих пор носил ремень с моим именем. Это должно что-то значить, верно?
Дверь распахнулась.
— Вызови машину к служебному выходу, — потребовал Никсон, на ходу снимая гитару, а затем и рубашку. — Я хочу быть в аэропорту... — Он замер, когда он увидел меня.
Черт! Кажется, я помешала его планам.
— Привет. — Я сглотнула, пожирая Никсона глазами. Влажная от пота кожа, рельефные мышцы. Он явно продолжал тренироваться.
— Привет. — Никсон, не глядя, поставил гитару на ближайшую подставку, и только чудом она не опрокинулась.
— Поздравляю с годом трезвости.
— Спасибо.
В гримерку выстроилась очередь из рабочих сцены, чтобы разложить остальные гитары на подставки, но Никсон не сводил с меня глаз.
— Спасибо, ребята, — пробормотал он, когда они выходили.
— Значит, ты улетаешь? — Я нервно потянулась, чтобы заправила волосы за уши, но вспомнила, что собрала их в пучок и покраснела.
— Меня ждет самолет в аэропорту. — Он скользнул по мне пристальным взглядом.
У меня побежали мурашки.
— Вот вода и полотенце, — сказал Брэд, входя в комнату, потом посмотрел на нас, положил все на стол и попятился. — Я только... э-э... — Выходя, он закрыл за собой дверь.
Расстояние, разделяющее меня и Никсона, казалось, составляло мили.
— Куда планируешь лететь? — Я постаралась, чтобы голос звучал как можно ровнее.
— В Майами.
Я вздрогнула.
— Именно там я должна быть.
— Знаю. — Уголок его рта приподнялся.
— Ох.
То есть…
— Я просмотрел расписание ваших гастролей и понял, что у тебя нет времени прилететь ко мне, поэтому решил сам прилететь к себе. Хотел сделать сюрприз.
— Но я тебя опередила, — прошептала я.
Он собирался ко мне.
Сердце забилось быстро-быстро.
— Я заметил. — Он сделал шаг и остановился. — Это значит, что ты приняла решение или все еще думаешь? — В его глазах промелькнул страх.
— Я здесь, разве нет?
— Зои, — практически прорычал Никсон.
— Ты написал песню для меня. — Я теребила пропуск на шее.
— Я написал для тебя около десяти песен, из которых ты слышала только две. Я влюблен в тебя, если ты не заметила. — Его челюсть напряглась. — А теперь, пожалуйста, не могла бы ты положить конец моим страданиям?
Он все еще был влюблен в меня. Внезапно дышать стало в миллион раз легче.
— Конечно, я хочу тебя, Никсон. Я люблю тебя. — Как будто у меня был другой выбор. Желать его было так же естественно, как ждать восхода солнца на востоке.
— Слава богу, — пробормотал он, сокращая расстояние между нами.
Никсон задержался ровно настолько, чтобы поднять меня и прижать спиной к стене, а затем начал целовать. Наши губы и языки двигались синхронно, в идеальном ритме, словно мы просто продолжали с того места, где остановились несколько месяцев назад.
Я обхватила Никсона руками, ногами и целовала так, словно от этого зависела жизнь. Именно так оно и было. Этот мужчина был моей жизнью. Я любила свою работу, мне нравилось, как развивается моя карьера, я получала наслаждение от музыки, но последние три месяца научили, что все это не имеет значения без него.
— Я весь потный, — прошептал Никсон.
— И мне это нравится. — Я ухмыльнулась.
Мы улыбались друг другу ровно один восторженный удар сердца, а потом губы Никсона оказались на моей шее, а рука — на груди. Я в буквальном смысле таяла.
Раздался стук в дверь.
— Никс, Джонас хочет добавить «Милосердный огонь» в сет-лист концерта в Атланте, — крикнул Итан через дверь.
— Проваливай, — рявкнул Никсон и прильнул к моим губам в еще более глубоком поцелуе.
Я прижалась к нему, используя стену в качестве опоры.
Сейчас. Сейчас. Сейчас.
Я так страстно его хотела, после всех этих долгих месяцев в разлуке.
В дверь опять постучали.
— Никсон, машина приехала, — крикнула Моника.
— Хорошо, — ответил он, просовывая руку мне под платье и обхватывая мою попку. — Черт, я скучал по всему, что связано с тобой, но по этому в особенности, — хрипло прошептал он.
— Мне сказать водителю, что ты уже выходишь? — спросила Моника.
Никсон прижался лбом к моему.
— Самолет, что ждет в аэропорту, частный? — уточнила я.
— Целиком и полностью, — ответил он с озорным огоньком в глазах. — Хочешь убраться отсюда?
— Да.
Никсон даже не остановился, чтобы собрать свои гитары.
Эпилог
5 лет спустя
НИКСОН
Можно много чего сказать, когда во время весенних каникул вдруг начинает валить снег, особенно когда под твоей крышей семеро энергичных детей и только шестеро взрослых.
Один из этих детей — старший сын Джонаса — сейчас на огромной скорости скользил в носках по паркету. Я едва успел поймать его, прежде чем он врезался бы в стену.
— Притормози, дружище. Ты не сможешь кататься на санках с разбитой головой.
— Ладно, дядя Никсон!
Как только я его отпустил, он, словно заводная игрушка, умчался в прихожую.
Кира поспешила вслед за ним, крикнув через плечо дочке:
— Виви, надень варежки! — А потом мне: — Спасибо, Никс. Он немного взбалмошный.
— Он — ходячая проблема, — поправил жену Джонас, уже одетый в зимние штаны.
— Он — копия своего отца, — ухмыльнулся я, забирая шапку со стойки.
Весь народ, что был сейчас в нашем доме, толпой хлынул в коридор. Шум стоял точно такой же, как на нашем последнем концерте в августе.
Мы перестали ездить в туры летом, и благодаря этому у нас появилось время побыть с нашими семьями и насладиться тем, ради чего мы так усердно трудились.
— Дядя Никсон, я не могу найти свои перчатки! — Колин закричал поверх головы своей младшей четырехлетней сестры, которую Куинн укутала так, словно та собиралась сразиться с йети.
— На второй полке корзина с запасными. — Я указал, где искать.
— Спасибо. — Зажимая младшего сына под мышкой, как футбольный мяч, Грэм похлопал меня по спине.
— Я усвоил урок прошлого года. Там около дюжины пар. — Я до сих пор не понимал, почему дети постоянно теряли шапки и перчатки, но тем не менее подготовился, чтобы не слышать причитаний: «Как я смогу кататься на санках без шапки?».
И говорил это не чей-то сын или дочь, а Джонас.
Я откровенно пялился на цирк, в который превратился мой дом.
— Знаешь, о чем я думаю, когда вижу это безумие? — спросила Зои, подходя ко мне с нашей малышкой на руках.
— Что тебе хватит и этой одной? — Я поднял нашу дочь на руки и поцеловал в носик, который был едва ли не единственной открытой частью ее тела.
Зои кивнула.
— Ты правда не хочешь еще? — подразнил я.
Честно говоря, каждый раз, беря нашу двухлетнюю кроху на руки, я поражался тому, что у нас не четверо детей.
— Очень смешно. — Зои покосилась на меня.
— А ты как думаешь, Мел? Хочешь быть единственным ребенком в семье? — Я просунул руку под шарф и пощекотала ее шею.
Она рассмеялась. Глядя в ее изумрудно-зеленые глаза, я, как всегда, растаял и превратился в лужицу.
— Санки! — потребовала она.
— Точно? На улице ужасно холодно.
Она смерила меня взглядом, совсем как ее мать.
— Кататься!
— Ладно, ладно, — сдался я.
Входная дверь распахнулась, впуская в дом морозный воздух.
— Мы приехали! — крикнула Наоми, топая ботинками по полу. — Дороги просто ужасны.
— Эй, мы все-таки добрались, — возразил Джереми, заходя в дом с Леви.
— Потому что я была за рулем, — пробормотала Наоми.
— Леви! — Мел попыталась дотянуться до него, но это было сложно сделать в зимнем комбинезоне.
— Привет, Мелоди! — Леви ухмыльнулся и взял ее прямо из моих рук, как самый настоящий похититель младенцев. — Я держу ее, дядя Никс. Хочешь покататься на санках?
— Санки!
— На этот раз ты выбираешь розовые или зеленые? — спросил Леви.
Выбор саней в нашем гараже мог соперничать только с ближайшим горнолыжным курортом.
— Зеленые!
— Вы пока заканчивайте одеваться, — приказала Наоми, следуя за детьми в гараж.
Я повернулся к жене, увлек ее на кухню, подальше от посторонних глаз, и крепко поцеловал.
— Мы, наоборот, могли бы раздеться.
— Я полностью «за». — Зои улыбнулась и обняла меня за шею.
Мы прожили вместе четыре года, а я все еще не мог насытиться ею. Она не была для меня зависимостью, не в том смысле, в каком я привык думать — она была необходимостью, как вода или кислород. Моя потребность в Зои была постоянной, и ее превосходила ли