– Сегодня просто пятница, помнишь? – крикнула ему вслед.
Остаток дня он проторчал в студии, а я работала за обеденным столом. Ужин прошел в напряженной тишине, и я несказанно обрадовалась, когда Никсон сказал, что собирается пораньше лечь спать. Значит, и я отдохну подольше.
Только мне не спалось. Я прокручивала в голове разные сценария того, что еще мог придумать Никсон, и как мне не дать ему снова сорваться.
Когда в два часа ночи на телефоне высветилось сообщение об очередном электронном письме, я выругалась. Давно пора отключить уведомления на этой штуке. Мир не сгорит дотла, пока я сплю, но с другой стороны – я не собиралась позволять другому ассистенту меня опередить. Кроме того, я все равно не спала.
Просматривая рекламное предложение для группы, я пошла в кухню. Группа не занималась пиаром брендов, а Бен переслал мне их письмо только для того, чтобы я составила продуманный отказ, который он потом отправит.
Не отрывая взгляд от телефона, я достала из ближайшего к холодильнику шкафчик коробку чая, повернулась к островку и… заорала.
Там кто-то сидел.
3 глава
НИКСОН
— Что, черт возьми, ты здесь делаешь? — завопила Зои.
— Сижу на своей кухне. На что, черт возьми, это похоже? — выстрелил я в ответ.
Ее крик все еще звенел у в ушах. Черт, у нее сильные легкие.
— Кто сидит на кухне, в темноте, в два часа ночи? — она опустила телефон на столешницу. — Ты меня до смерти напугал!
— Мне извиниться? — я сжал стакан, жалея, что в нем просто вода, а не что-то покрепче: вроде содержимого бутылки Crystal Head, которую те цыпочки унесли с собой.
— Да! Нет. Черт, я не знаю, — она зажгла свет. Я быстро заморгал. По крайней мере, она включила подсветку под шкафами, а не яркий потолочный светильник. — Ты имеешь полное право сидеть в своем доме, где и когда захочешь. Я просто не ожидала застать тебя... здесь… так поздно.
Язвительный ответ замер на языке, когда я увидел, во что Зои одета. Клетчатые шортики едва доходили до середины бедра, обнажая стройные, подтянутые ноги, а розовый топ не оставлял простора воображению.
У нее всегда была такая невероятная грудь? Где, черт возьми, она прятала ее последние четыре года?
— У тебя проблемы со сном? — спросила Зои, отворачиваясь, чтобы наполнить чайник и поставить на плиту.
Я крепче сжал стакан.
Перестань пялиться на ее задницу. Она под запретом. Как и любая другая.
— Никсон?
— Э-э… да.
Проблема – еще мягко сказано.
— Это нормально?
— Для меня — да.
Я почти не сплю, когда не пью, и провел чертову уйму ночей за этим кухонным островком, убегая от воспоминаний. Но в такие ночи, как сегодня, когда сбрасывал ее звонок, было еще хуже.
Четвертый раз за эту неделю.
Она уже угрожала появиться здесь, и в этот момент я перестал слушать ее голосовые... все голосовые сообщения.
— Хочешь поговорить об этом? — Зои прислонилась спиной к стойке и посмотрела на меня.
— Нет.
Я хотел выпить, но это тоже под запретом. В памяти промелькнуло другое женское лицо: большие голубые глаза, вьющиеся светлые волосы и улыбка, с помощью которой она могла получить от меня все, что пожелает. Все, кроме того единственного, в чем действительно нуждалась. Я закрыл глаза, но это не притупило боль. Хотя я все равно не заслуживал облегчения.
— Ладно. Будешь чай? — предложила она.
Кем она меня считала? Восьмидесятилетней старушкой?
— Папа заваривал мне чай, когда я в детстве не могла уснуть. — Она подняла коробку, которую уронила на прилавок. — Ромашка, корень валерианы и лаванда. Мне всегда помогало. — Она наклонила голову и посмотрела вдаль с грустной улыбкой, от которой у меня защемило в груди. — А, может, меня успокаивало просто то, что отец рядом. — Она пожала плечами и нервно заправила прядь волос за ухо, заметив, что я наблюдаю. — У тебя есть что-нибудь подобное? Например, еда? Я могу приготовить.
Может потому что она была такой взъерошенно-мягкой ото сна, я не смог солгать.
— Мне помогают несколько рюмок водки, — я покрутил стакан с водой в руках.
— Оу. — Ее глаза на мгновение вспыхнули от удивления, затем смягчились в понимании.
— Хорошо, хорошо. А когда ты был ребенком? Теплое молоко? Сказка на ночь?
— В детстве всем было насрать, сплю я или нет, главное, чтобы не шумел.
Я стиснул зубы.
Какого черта я это сказал?
— Оу.
Похоже, «оу» — ее любимое слово этой ночью, или ранним утром, или что там сейчас за окном.
— Не у всех было счастливое детство и отец, который готовит чай.
Черт, мне действительно нужно заткнуться.
Она собиралась ответить, но засвистел чайник. Заварив два пакетика, Зои осторожно отнесла дымящиеся кружки на кухонный островок.
— Мне нравится чай с медом. Хочешь попробовать? — она посмотрела на меня без жалости или осуждения, хоть я огрызнулся на нее.
Она казалась... терпеливой.
— Конечно. То есть, да. Пожалуйста. Это было бы здорово. Мед в…
Она уже открывала нужный шкаф. Я не удивился. Эта девушка знала о моей жизни больше меня. При этом я почти ничего не знал о ее.
— Расскажи мне… каково расти с таким папой.
Если чай не поможет, возможно, она убаюкает меня своим рассказом.
— Это было... нормально, наверное. Но так всем кажется в детстве, верно? — она вынула чайные пакетики из кружек.
— Наверное. — Я понятия не имел. К семи годам я понял, что в моем уголке мира что-то не так. — Какие у тебя родители?
Она улыбнулась, размешивая мед в чашках.
— Они учителя. Папа преподает английский в старших классах, а мама работает в детском саду. Все в нашем маленьком городке шутят, что дети начинают учиться с мамой и заканчиваются папой. Мой старший брат – настоящий смутьян. — Она тихо рассмеялась, покачав головой.
— Что?
Зои подвинула ко мне кружку, и я заменил ею стакан с уже теплой водой. Кружка чуть обожгла ладони, поэтому я дал чаю остыть.
— Так глупо вешать ярлыки. Тебя тоже называют смутьяном, но между тобой и Джереми нет ничего общего. Держу пари, из-за тебя мой маленький городок затрещал бы по швам. — Она усмехнулась и сделала глоток чая.
— И это было бы хорошо? — я поддался вперед.
— Поскольку это все чисто теоретически, было бы забавно посмотреть, — она пожала плечами. — Маленькие города — это совершенно другой мир. Ты вырос в Такоме, верно?
Вместо того, чтобы отвечать, я попробовал чай.
Хм, не так уж плохо.
— Расскажи побольше об этом совершенно другом мире.
Она расслаблялась с каждой рассказанной историей, и за полчаса, которые ушли на то, чтобы выпить чай, Зои Шеннон превратилась из чопорной занозы в забавную, интригующую девушку, которая, возможно, по-настоящему понравилась бы мне в другой жизни.
Жизни, в которой я не был эгоистичным мудаком.
На долю секунды я вроде как пожалел, что не был просто обычным парнем.
***
В наушниках громыхала Buckcherry. Ноги ныли, отбивали ровный ритм на беговой дорожке, но я не останавливался. Одна хорошая вещь, которую дала мне реабилитация (помимо попытки завязать с алкоголем), — шанс снова вернуться к бегу. Когда я бежал, ноги буквально уносили меня прочь от херни, бурлящей в башке. Прошлого не было. Никаких ошибок, которые нужно искупить. Никаких обязательств, с которыми не справиться. Ни альбома, который до сих пор не написал. Не было будущего дальше следующих ста ярдов, и моим единственным конкурентом был я сам.
На пятой миле мое тело сдалось.
Я выключил беговую дорожку и потянулся, глядя из окна на шумные улицы, уже запруженные ранними прохожими. Там было так много жизни. Так много возможностей и способов заглушить непрекращающийся рев в голове. Они ждали прямо за дверью, и именно поэтому я выходил на улицу только по необходимости. Я был слишком труслив.
«Я бы рекомендовал пожить в одном из наших домов трезвости месяц или около того. Вы так и не разобрались с корнем проблемы, которая послужила отправной точкой, и пока этого не сделаете, не сможете по-настоящему исцелиться».
Это сказал мой психотерапевт вчера днем. Привычка расхаживать по квартире и говорить по громкой связи во время сеансов грозила неприятностями. Например, вчера я забрел в гостиную, когда Зои там читала. Конечно, я сразу выключил громкую связь, но…
Хорошо, что Шеннон подписала соглашение о неразглашении.
Что, черт возьми, мне делать? Запереться в одном из этих домов трезвости? Отменить гастроли? Испортить жизни Джонасу и Куинн еще больше просто потому, что не мог взять себя в руки?
С бессонницей я смирился много лет назад, как и с тем, что не мог заглушить его голос в своей голове и отключиться, чтобы не слышать ее. Но в то же время нельзя оставаться здесь вечно. В конце концов, придется столкнуться с окружающим миром.
Черт, я хотел выпить. Много. Хотел пойти прямиком в бар через дорогу. Я жаждал забвения.
Уже сентябрь. Нужно продержаться еще месяц, и станет полегче. Только месяц.
В октябре всегда легче.
Но у нас концерт через две с половиной недели, и если я не могу даже выйти на долбанную улицу без риска завернуть в бар, то как продержусь там, учитывая обилие дерьма, которое легко можно найти на фестивале?
У каждого заинтересованного лица, казалось, уже есть ответ.
В сообщении Куинн говорилось, чтобы я приезжал в Монтану.
Джонас просил приехать в Бостон.
Продюсер – тащить свою задницу в студию и писать песни.
Единственный человек, который не командовал мной, словно ребенком, была та, которой это вроде как положено. Зои могла читать мне нотации, но позволяла самому решать, когда дело касалось того, что мне нужно.
Я отключил блютуз, вынул наушники, и из динамиков телефона полилась «Sorry».
Эй, ты закончил? — спросила Зои с порога моего домашнего спортзала.
Легка на помине.