— Еще бегаю. Неужели не видно? — съерничал я, поворачиваясь.
Забавно выводить ее из себя.
Я выключил музыку.
— Мне нравится эта песня.
— Как и большинству девушек. Слишком сентиментально на мой вкус.
Она закатила глаза.
— Это любовное письмо. Оно и должно быть сентиментальным.
— Это нелепое публичное извинение за то, насколько дерьмово иметь отношения в музыкальной индустрии.
— Что ж, нет ничего более романтичного, чем изливать душу на публике, и если ты этого не понимаешь, я ничем не могу тебе помочь.
Я скрестил руки на груди. Взгляд Зои последовал за мной, скользнув вниз по обнаженному торсу. Она приоткрыла рот, задерживая внимание на татуировках, и надписи в нижней части моего пресса: «Апатия – это смерть».
Лично мне больше понравились вытатуированные на груди крылья, но если она запала эту, то я не против. Потому что, она не просто смотрела. В ее зеленых глазах был огонь.
Мой член зашевелился.
Если она продолжит смотреть, то будет чертовски неловко.
— Подарить тебе мой плакат?
Она вздрогнула и, сексуально покраснев, покачала головой.
— Прости!
Сексуально покраснев?
Черт, я серьезно собирался подкатить к ней. Меня не волновала чушь типа «не заменяй одну зависимость другой». Не тогда, когда я с таким голодом смотрел на Зои-чертовку-Шеннон.
— Ты хорошо выглядишь, — выпалила она с вымученной улыбкой. — То есть, ты набрал, сколько... десять фунтов?
— Пятнадцать за последние два месяца.
Оказалось, что мой организм не справлялся со всем этим: меньше-наркотиков-и-алкоголя и больше-еды-и-физических упражнений. Я не осознавал, насколько отощал, пока не встал на весы.
— Ты выглядишь здоровым, — восхитилась она. — Это все, что я хотела сказать. — Она покачалась на каблуках и сложила руки на груди. — Здоровый мальчик. Здоровый такой мальчик.
Я сжал губы, чтобы удержаться от смеха.
— Хорошо. Теперь, когда мы разобрались с этим, что тебе нужно?
— Ох. Звонил Харви и сказал, что ты так и не перезвонил ему, — она выгнула бровь.
Встревоженная Зои вернулась.
— Забавно, у меня нет от него голосовых сообщений, — я пожал плечами.
— Потому что твоя голосовая почта переполнена, — она скрестила руки на груди.
Жаль, что вырез платья не был на дюйм ниже. Я бы убил, чтобы увидеть хотя бы сантиметр ложбинки.
— Да?
Черт возьми, да, он был переполнен. Если я хотел с кем-то поговорить, я отвечал.
— И он упоминал что-то о трех или четырех сообщениях? — она прищурилась.
— Обязательно посмотрю, — солгал я.
— Врешь, — она разочарованно выдохнула. — Просто скажи, что ему передать. Сколько песен ты написал? Как думаешь, сколько времени тебе понадобится на три?
— Ноль. И не знаю.
— Ты убиваешь меня, Никсон.
— В моей голове нет ничего, что ты бы хотела видеть на бумаге. Не сейчас.
Музыка всегда была моей отдушиной, моим спасением, способом выразить эмоции, слишком беспорядочные, чтобы их озвучивать, и слишком изнуряющие, чтобы добровольно признать. Их и сейчас было хоть отбавляй, но выхода они не находили. Это все равно, что пропустить полноводную Миссисипи через пипетку, и у меня не было алкоголя, чтобы облегчить путь.
Зои внимательно изучала меня, и того, что увидела, похоже немного уняло ее беспокойство.
— Возможно, если напишешь о том, через что проходишь, это поможет? Я слышала, что сказал твой психотерапевт…
— Ты не задумывалась о том, что я, возможно, не хочу, чтобы мир подпевал тому, через что я прохожу? — бросил я. — Что, возможно, есть частички моей боли, которой ты не можешь поделиться?
— Я? — она отшатнулась, как будто я ее ударил. — Я бы никогда...
— Конечно, — огрызнулся я. — Как и все вы. Ты, Бен, Харви, Итан... Вы зарабатывали деньги на том, что Джонас влюбился, а Куинн вернулась к парню, которого бросила. Обычно я спокойно отношусь к этому. Я сам заработал чертову уйму денег, разрывая свое сердце и истекая кровью ради фанатов. Но эта часть меня не продается, — я пошел к дверям, но она не сдвинулась с места. — Отойди.
— Нет, — она вздернула подбородок.
— Что, прости? — я был выше на фут, и она не выглядела напуганной.
— Я сказала, нет. Я не сдвинуть с места. У нас договор. — Она переместила свой вес, выставив бедро, как будто готовилась к драке.
— Какого черта ты от меня хочешь? — огрызнулся я.
— Прямо сейчас? Я бы согласилась, если бы ты понял одну вещь.
— И что же?
— Мне плевать, напишешь ли ты песню, чтобы успокоить Харви. Если тебе нужно написать что-то, чтобы справиться с тем, что гложет изнутри, тогда запрись в студии, напиши, потом сожги. Мне все равно.
В ее глазах была только искренность.
— Ты серьезно, — тихо сказал я.
— Как сердечный приступ. Я выбрала этот бизнес по той же причине, что и ты: я люблю музыку. Мне нравится, как она может изменить настроение или высказать то, для чего у тебя не хватает слов. Мне нравится, когда песня становится саундтреком к какому-то моменту в жизни, и, услышав ее, я вспоминаю о нем. Мне нравится, когда ты исполняешь соло. Ты произносишь со сцены монолог, но не словами, а музыкой. Это попадает прямо в сердце. — Она постучала пальцем прямо над вырезом платья.
В груди стало тесно, но я не мог отвести взгляд. Ее эмоциональная честность притягивала и заводила сильнее, чем полуголая фанатка в гримерке.
— Так что, не смей обвинять меня в желании извлечь выгоду из твоей ситуации. Я забочусь только о том, чтобы ты пережил это. Не смей думать, что любишь музыку больше, только потому, что умеешь играть. Единственная разница между нами в том, что ты родился с редким талантом создавать музыку, а я с мозгами, достаточными для того, чтобы музыка была услышана.
Черт.
Мне хотелось толкнуть ее к стене и впиться поцелуем в губы, чтобы посмотреть, может ли это стать отдушиной. Мне необходима отдушина! Я буквально чувствовал, как погружаю пальцы в волосы Зои. Пульс участился, словно я вернулся на беговую дорожку.
Между нами затрещало электричество. Это было опасно.
Секс был потребностью, которую я привык удовлетворять. Это был зуд, который хотелось унять, жажда, которую нужно утолить, или способ чертовски хорошо скоротать время. Это был еще один источник забвения, за которым я всегда гнался. Но девушки, с которыми у меня был секс, никогда не имели значения.
Секс всегда был первичен, девушка — вторична.
До сих пор.
— Ты понимаешь? — спросила она.
Ох, как сверкали ее глаза! Они действительно были великолепны.
— Да.
— Хорошо. А теперь иди в душ. Ты весь вспотел.
— Тебе это нравится.
Она усмехнулась и зашагала по коридору. При этом она не покачивала бедрами, как большинство женщин. Потому что ей все равно, нравится она мне или нет.
И это добавляло ей привлекательности.
Дерьмо.
Я пошел прямиком в душ.
Пора было убраться из этой квартиры. Во-первых, я должен узнать, смогу ли смотреть на выпивку и не пить ее. Но Сиэтл для этого неподходящее место. Нужно найти что-то подальше от цивилизации, но и не в глуши, где совсем не будет соблазна. Проверить способность сопротивляться, можно лишь поддавшись искушению, верно?
И это место должно быть большим, чтобы заглушить эту... химию между нами. Жизнь с Зои в рамках пусть и большого, но замкнутого пространства, сказывалась на моем члене. А я не трахал сотрудниц. Согласно протоколам реабилитации, я не должен сейчас ни с кем трахаться. Никаких новых зависимостей, включая людей.
Идея, куда поехать, пришла, когда я вытирался после душа.
Идеально. Достаточно места, чтобы немного отдалиться, и достаточно возможностей, чтобы вернуть меня в реальный мир... если, конечно, этот городок можно считать реальным миром. В любом случае, все лучше, чем прятаться в пентхаусе.
Я договорился обо всем по телефону, затем упаковал два чемодана и одну гитару — мою первую, акустическую. На всякий случай.
Отнеся вещи вниз, я вышел в патио и увидел, как босая Зои расхаживает взад-вперед, активно споря с кем-то по телефону.
— Ты не должен подгонять, и даже не начинай говорить о сроках. Поторопишь и получишь фигню, подождешь и получишь золото. В любом случае, если не ослабишь хватку на его горле, то задушишь, — она увидела меня и замерла. — Они самая кассовая рок-группа в мире за последние два года. Поверь мне, Харви, ожидание нового альбома только пойдет на пользу.
Она ссорилась с Харви, потому что я не брал трубку? Она принимала удары вместо меня?
Черт.
У меня снова сдавило грудь. Я не хотел, чтобы Шеннон мне нравилась, и уж точно не хотел так млеть внутри.
— Давай, звони Бену. Он скажет тоже самое. Дай Никсону немного пространства, или я случайно уроню его телефон в посудомоечную машину, — она отключилась.
Брови у меня поползли вверх. По шкале от одного до десяти это было все одиннадцать.
Да, нам нужно уехать. Сейчас. Прямо сейчас.
— Собирай барахло.
У нее отвисла челюсть.
— Подожди... что?
— Собирай. Свое. Барахло, — я едва удержался от улыбки.
— Ты увольняешь меня после того, как я только что боролась за тебя с одним из лучших мировых продюсеров? — она почти сорвалась на крик, но закашлялась, когда ветерок взлохматил ей волосы и бросил в лицо.
— Кто сказал, что тебя увольняют?
Она откинула волосы на бок.
— С Сиэтлом покончено. Я уезжаю, и ты должна поехать со мной, иначе нарушишь какую-то там договоренность с Беном. Я прав?
— Верно, — медленно произнесла она, прищурившись.
О, это было забавно.
— Хорошо. Тогда собирайся, Зои Шеннон, потому что ты отвезешь меня домой. — Я ухмыльнулся, уходя с патио. — Кстати, мне удалось договориться обо всем без тебя, и это заняло всего восемь минут, — я взглянул на часы на стене. — Машина будет здесь через полчаса, чтобы отвезти нас в аэропорт.
— Мы едем в Такому? — она шла за мной, бесшумно ступая по полу.