— Добрый вечер, сержант, это отец Херли. У меня есть срочное сообщение. Произошел несчастный случай… — Он назвал дорогу и округ. Он сказал, что несчастный случай произошел полчаса назад. Грегори кивнул. — Да, был удар, а потом виновный скрылся.
В этих словах было столько презрения, что на этот раз Грегори даже не поднял головы.
— Нет, сержант, ничего больше я сказать не могу. Мне жаль, это было сказано мне во время исповеди. Это все, что я могу сказать. Я сейчас буду там, чтобы посмотреть, что произошло с этим несчастным… Нет, это было сказано во время исповеди, я ничего не знаю ни о машине, ни о ее водителе.
Отец Херли пошел за пальто. Он увидел, что его племянник вздохнул с облегчением. Грегори посмотрел на него с благодарностью:
— Я никогда не думал об этом, но, конечно, ты не можешь говорить, это ведь тайна исповеди…
— Это была не исповедь, я мог бы сказать, но не скажу.
— Но ты не можешь нарушить священное правило…
— Закрой рот!
Это был уже не тот дядя, которого он знал. Он взял с собой небольшую сумку на случай, если придется отпевать того малого.
— Что мне делать?
— Ты пойдешь домой пешком. И ляжешь спать.
— А машина?
— С машиной я сам разберусь. Отправляйся с глаз моих долой.
Велосипедист оказался молодой девушкой. Согласно ее студенческому в сумке, ее звали Джейн Морриссей. Ей было девятнадцать лет. Она была мертва. Полицейские сказали, что такие случаи были частыми, когда негодяй не останавливался и тело оставалось лежать на дороге. Один из них снял шляпу и вытер лоб, другой зажег сигарету. Они переглянулись за спиной у священника, приятного мужчины лет пятидесяти. Он отслужил панихиду по мертвой девушке и заплакал, как мальчик.
Потом бессонными ночами он говорил себе, что сделал это ради Лауры. Он не мог заснуть еще следующие несколько ночей. Он не смог бы сказать своей сестре, что ее единственный сын был подлым убийцей, сбежавшим с места преступления.
В реальной жизни все было не так, как в черно-белом кино с Монтгомери Клифтом в главной роли, когда он играл священника, который не мог сделать выбор и метался в агонии. Сегодня служитель церкви брал на себя ответственность за свои поступки и сам решал, что для него важнее.
Но для Джеймса важнее всего была Лаура. Только так он мог спасти ее. И дело было не в том, чтобы соблюдать гражданский кодекс или закон Божий.
Он солгал сержанту Гарде, сказав, что ему поступил истеричный звонок от кого-то, кто пытался исповедаться, и он понятия не имел, кто это был. Он солгал и настоятелю, сказав, что гость в ночи был прохожим, который собирал пустые бутылки. Он солгал сестре, сказав, что у него много дел в церкви, когда она приглашала его в гости. Правда была в том, что он не мог смотреть им в глаза. Он не смог бы слушать, как они будут рассказывать ему еще одну сказку про замечательного Грегори.
Отец Херли перегнал машину Грегори на стоянку в другом районе Дублина, где его никто не знал. Он солгал механикам, что стукнул машину о ворота церкви. Механику польстила мысль, что священники тоже не без греха.
— Сколько я должен вам? — спросил отец Херли.
— Я вас прошу, святой отец, помолитесь за меня и мою старую матушку, ей нездоровится.
— Я не молюсь в обмен на починку машины. — Отец Херли взбесился. — Скажите мне, наконец, сколько я вам должен.
Испуганный механик назвал сумму.
Отец Херли успокоился и взял механика за руку:
— Простите, мне жаль, что я на вас накричал. Мне пришлось нелегко в последнее время, но это, конечно, не оправдание. Вы не представляете, как я сожалею.
Мужчина вздохнул с облегчением.
— Ничего страшного, святой отец, нет ничего проще, чем починить машину, которая слегка повредилась о ворота, вы даже не заметите, что она была не в порядке.
Ему вспомнилось лицо девятнадцатилетней Джейн Морриссей, студентки факультета социологии. Кровь струилась по ее голове. На мгновение он потерял сознание.
Он знал, что его жизнь уже никогда не будет прежней. Он знал, что вступил в новый мир, где царит ложь.
Отец Херли оставил ключи от машины в конверте в почтовом ящике Грегори и пошел в церковь пешком.
По радио рассказали про несчастный случай и объявили о поиске свидетелей.
Он играл в дартс со старым священником, но мысли его были далеко.
— Ты хороший человек, Джеймс, — сказал старый священник. — Ты не поддаешься мне, как остальные. Ты очень хороший человек.
Глаза Херли наполнились слезами.
— Нет, Кэнон, я слаб, грешен, я подлый и глупый.
— Мы все глупы, слабы и грешны, — сказал священник. — Но в нас есть что-то хорошее, а в тебе еще и уверенность.
Но даже когда эти ужасные дни закончились, сон к нему не вернулся. С племянником отношения были натянутые и просто формальные. Грегори позвонил и поблагодарил его за машину. Отец Херли сказал тихо:
— Боюсь, его тут нет.
— Но это ведь ты говоришь, дядя Джим, — удивленно сказал Грегори.
— Я уже так много лгал, Грегори, нужно снова врать?
— Пожалуйста, пожалуйста, дядя Джим, не говори так. Тебя кто-нибудь слышит?
— Понятия не имею.
— Можно я приеду?
— Нет.
— А завтра?
— Нет. Держись от меня подальше, Грегори.
— Но я не могу, не могу. А что будет с мамой и папой? Как они к этому отнесутся?
— Не думаю, что они когда-нибудь догадаются. Они лучшего мнения о тебе. Скажи им, что это просто небольшой несчастный случай, какие в Дублине происходят постоянно.
— Нет, я о нас. Если мы не будем разговаривать.
— Думаю, что будем, просто дай мне время.
Отношения их с того дня резко изменились. Если Грегори и приезжал, то дядя говорил, что он спешит к больному, если звонил, то отвечал, что занят. В конце концов племянник нашел место, где смог бы поговорить с ним, — в исповедальне. Отец Херли смотрел вниз, готовый слушать.
— Да, сын мой, — начал он.
— Святой отец, я согрешил. — Голос Грегори звучал слишком знакомо, чтобы его не узнать. Священник вскинул голову.
— Господи, ты решил посмеяться над священной службой? — прошептал он.
— Ты бы не стал слушать меня в других местах, поэтому я пришел сюда, чтобы рассказать тебе о том, как сожалею.
— Ты должен говорить это не мне.
— Но я уже говорил это Богу через другого священника. Я решил каждый месяц давать часть своей зарплаты на благотворительность. Я бросил пить. Господи, дядя Джим, что еще я могу сделать? Прошу, скажи мне. Я не могу ее воскресить, даже тогда не смог бы.
— Грегори, Грегори! — В глазах отца Херли стояли слезы.
— Но что хорошего будет оттого, что ты не будешь говорить со мной? Что хорошего произойдет, если ты не станешь приезжать домой, чтобы говорить обо мне? Если бы я тогда умер, все было бы иначе, ты бы сидел взаперти с родителями. Так разве мы все не должны радоваться, что я жив, пусть хотя бы та бедная девочка умерла?
— Умерла из-за пьяного водителя, который потом сбежал.
— Я знаю, я не спорю.
— Но ты не понес наказания.
— Но что хорошего оно сделало бы? Оно бы разбило сердце мамы и папы, унизило бы тебя. Мы не можем повернуть время вспять. Я бы сделал все, что возможно, если бы только…
— Прекрасно.
— Что?
— Просто прекрасно. Мы останемся друзьями.
— Я знал, что ты найдешь для меня место в своем сердце.
— Хорошо, что ты знал, хорошо, что в моем сердце для тебя еще есть место. Теперь позволь другим людям поговорить с Богом.
— Спасибо тебе, дядя Джим. И еще, дядя Джим…
Священник молчал.
— Ты не придешь поужинать со мной у меня дома? Выпивки не будет, только несколько друзей. Может, в субботу?
— Хорошо.
— Спасибо еще раз.
Он приехал домой к мальчику. Там были еще два молодых человека и девушка. Они пили вино и рассуждали о том, имеет ли церковь такой вес в Ирландии, как раньше. Отец Херли уже не раз участвовал в подобных дискуссиях и мог говорить аргументированно, мог представить несколько точек зрения. Он внимательно следил за Грегори. Тот пил только минеральную воду. Возможно, мальчик пережил шок и хотел начать новую жизнь. Вероятно, Джеймс Херли должен был найти в своем сердце силы простить мальчика, пусть он не мог простить себя. Он улыбнулся племяннику, и тот наградил его улыбкой в ответ.
Они все помогали убирать со стола.
— Эй, Грег, а что делает в шкафу бутылка водки, если ты завязал?
— Это еще от старой жизни, заберите ее с собой, — легко ответил Грегори.
Отец Херли стал думать, что в его сердце поселилась ядовитая змея, раз он допускает мысль, что не могут глаза так блестеть от воды. Он подозревал, что Грегори подливал себе водку в стакан, пока никто не видел. Но если он будет так относиться к племяннику, то какой смысл восстанавливать отношения? Он гнал эти подозрения изо всех сил.
Он поехал навестить Лауру и Алана на неделе. Они были рады услышать, что на обеде в субботу присутствовала девушка, и даже предположили, что она была подружкой их сына.
— Было не похоже, что у них особенные отношения, — сказал отец Херли и почувствовал себя старой сплетницей.
— Они давно знакомы, — сказала Лаура, — думаю, что она вполне могла бы стать его подружкой.
Казалось, и сестра, и ее муж давили на него. Они стали говорить, что хорошо, конечно, знать все наверняка, но ведь из любых правил есть исключения. Он грустно улыбнулся и сказал, что из его правил исключений быть не могло. Они снова сказали, как им повезло иметь такого сына, как Грегори, а еще рассказали про сына своих друзей, который пришел юрисконсультом в «Шинн Фейн», а потом стал участником PROVISIONAL IRA[1].
— Должно быть, у него были какие-то идеалы, просто он ошибся, — сказал отец Херли.
— Джимбо, ты, должно быть, сошел с ума, какие у него могли быть идеалы? — закричала Лаура.
Он грустно улыбнулся. У него не было возможности сказать им, что любой другой путь оказался бы лучше, чем тот, который выбрал их сын. Он выглядел расстроенным. Алан Блэк тактично изменил тему разговора.