3) Число есть единичность, нечто, сущее. Музыка есть слитно-взаимопроникнутое тождество бытия и не-бытия, логического и алогического.
4) Моменты интеллигенции, в аспекте своего алогического ознаменования, дают – музыку как некое суждение, субъект которого сплошно и неразличимо течет в своей алогической гуще, чтó значит, что он, вопреки всякому «закону основания», сам основывается на себе и есть сам для себя и норма и основание. Он – интеллигентная самообоснованность.
5) Отсюда, далее, для второго момента интеллигенции мы получаем слитость и взаимопроникнутость субъекта действия с результатом и объектом своего действия, что дает слитость себя с собою в смысле действия, и что заставляет его быть для себя и действием, причиной, и результатом, опричиненным. Он борется с самим собою; он есть, след., сплошно-неразличимое самопротивоборство.
6) И, наконец, для третьего момента мы находим слитость и взаимопроникнутость субъекта как такового с объектом как таковым, в порядке общего алогически и аноэтически нарастающего, бесформенного множества сплошных слитостей. Тут музыкальный предмет абсолютно сливается с самим собою и в своем самообосновании и в своем самопротивоборстве, превращаясь в чистую выразительность и предметность чистого чувства.
Краткая феноменолого-диалектическая формула музыкального предмета отсюда, такова.
Музыка есть
1) единичность
2) подвижного покоя
3) самотождественного различия,
4) данная в аспекте алогического становления и
5) рассмотренная как подвижной покой последнего,
6) порождающая
7) сплошно-текучее неразличимое множество
8) как некое единство,
9) в результате чего получается чистая выраженность (или соотнесенность с алогически-инобытийными моментами)
10) само-обоснованного
11) взаимопротивоборства
12) себя с самим собою.
Еще короче:
Музыка есть a) чисто-алогически выраженная(6 – 8) предметность(9) жизни(4 – 5) чисел(1 – 3), данных в аспекте чистой интеллигенции(10 – 12).
Заметим, что тут еще не указывается специфически художественный момент музыки, который нет нужды рассматривать специально в музыкальной эстетике, так как это – общая проблема всех искусств вообще [13].
III. ЛОГИКА МУЗЫКАЛЬНОЙ ФОРМЫ.
1. Музыкальное время и традиционная наука.
Музыка есть искусство времени, и музыкальная форма есть прежде всего временнáя форма. Чтобы охарактеризовать музыкальную форму, необходимо знать, что такое время. Обычная эмпирическая наука не вскрывает самого понятия времени. Она пользуется готовым понятием времени и не задается вопросом, чтó такое время в своем существе и какие предварительные категории оно в себя включает.
Так, механик и физик, исчисляющий пройденный телом путь в такое-то время, очевидно, не задается вопросом о том, что такое время само по себе. Равным образом, и теоретик музыки, говорящий о метрах, ритмах и тактах, равно как и практический исполнитель, отсчитывающий метры, очевидно, не решают еще этим самым вопроса о существе времени, а уже пользуются готовым понятием, о происхождении которого они ничего сказать не могут. Ничего не говорят о существе времени и те философские теории, которые пользуются разными натуралистически-метафизическими методами.
Так, если мы целью своего философствования о времени поставим доказательство его субъективности, и, подобно Канту, будем считать, что время не есть свойство вещей и не есть объективная действительность, а есть нечто, привносимое в вещи нашим субъективным сознанием, то на таком пути мы тоже не разрешим вопроса о сущности времени, так как будем все говорить не о времени самом по себе, но, уже пользуясь готовым понятием времени, будем говорить об его том или ином происхождении. И Канту мы должны сказать: надо сначала определить, что такое время само по себе, а уже потом рассматривать, субъективно ли оно или объективно. Я не знаю что такое время: как же я могу говорить, что оно – субъективно?
Не разрешают вопроса о времени и разнообразные психологические теории. Психология есть наука о том, как те или иные предметы даны в психике. Но как же я могу изучать данность времени в психике, когда я не знаю, чтó именно тут дано? Если бы я знал, что такое время само по себе, я бы мог тогда изучить, как это время переживается. Равным образом, наш вопрос неразрешим также ни физиологически, ни физически. Если вы не знаете, что такое время вообще, время само по себе, – вы не можете рассуждать о том, как оно дано физически или физиологически.
Словом, ни физика, ни физиология, ни психология, ни эмпирическая наука о музыке, ни натуралистически-метафизическая философия не могут нам помочь. Нам нужно вскрыть самый смысл времени, и уже потом откроется возможность говорить о приложениях этого смысла. Другими словами, нас интересует феноменология времени, т.е. изучение его в его непосредственно-смысловой данности. А уже какое давать физическое или метафизическое истолкование этой данности, – это нас не касается.
2. Время не есть движение и не есть мера движения.
Однако необходимо прежде всего отбросить те уродливые учения о времени, которые глубоко вкоренились в современную науку, и еще не близок день, когда наука поймет всю ничтожность исповедуемого ею учения о времени. Именно, популярное и научное сознание думает, что время есть движение. Этот предрассудок настолько сидит глубоко в сознании современных физиков и механиков, что, собственно говоря, часто оказывается бесполезным и возражать на него.
Однако, поймут нас или не поймут, мы должны это неверное понимание отбросить. И чтобы не повторять скучных аргументов, которые можно было бы позаимствовать у новых и новейших философов, я приведу в русском переводе следующие рассуждения на эту тему Плотина.
В III 7, 8 мы читаем (в моем переводе):
«Невозможно, чтобы [время] было движением, ни в том случае, если брать все [возможные] движения и превращать их как бы в одно, ни в том случае, если брать [только] правильное движение. Ибо и то и другое, выставляемое тут движением, [уже] находится во времени. Если же некое движение находится не во времени, то оно тем более далеко отстоит от того, чтобы быть временем, так как то, в чем совершается движение, оказывается одним, а само движение – [совершенно] другим. – Из [аргументов], приводимых и приведенных [против этого воззрения, вполне] достаточен [уже] один тот, что движение может прекратиться и прерваться, время же – никогда. Если же кто-нибудь станет утверждать, что не прерывается движение Всего, [вселенной], то [необходимо возразить, что] и это движение, если только имеется в виду круговое обращение [сферы], в течение некоторого времени приходит в ту же самую точку, причем не в течение того [же] времени, которое требуется для половины [круговращения], но один [промежуток времени] – половинный [по отношению к другому], другой же – двойной [в отношении к первому]. Кроме того, и движение, приходящее от одной точки к той же самой, и движение половинное, оба суть движения вселенной. [Значит, движение небесной сферы вполне мыслимо как прерывающееся]. Так же является [для нас] аргументом и то обстоятельство, что движение самой верхней сферы обозначается как наибольшее и быстрейшее, в результате чего движение ее [оказывается] отличным от времени, [в котором она движется]. Ясно, в самом деле, что быстрейшим из всех движений является оно потому, что в более короткое время оно проходит большее и даже наибольшее расстояние, другие же являются более медленными, так как они проходят в больший промежуток времени лишь часть этого расстояния. Однако если не движение сферы является временем, то тем менее сама [небесная] сфера, которую принимали за время в виду ее движения. Неужели же время есть нечто принадлежащее [обязательно] движению?
Если [время есть] расстояние, [проходимое движущимся предметом], то прежде всего, не каждое движение проходит одно и то же расстояние, даже и однородное, так как движение, хотя бы и происходящее в [одном] месте, [может быть] и быстрее и медленнее. Но допустим, что оба движения, и более быстрое и более медленное, измеряются одним, которое иной, скажем, назовет временем в полном смысле слова. [Спросим:] которое же расстояние из двух есть время, или, лучше, которое вообще-то есть время, если их, [движений и расстояний], – бесчисленное количество? Если [время есть протяжение, расстояние какого-нибудь] определенного движения, то [это значит, что] оно – [расстояние далеко] не всякого подобного движения, ибо таких движений много, так что вместе с тем окажется и много [различных] времен. Если же [время есть] расстояние [всей] вселенной, т.е. расстояние в самом движении [ее], то чем же иным может быть это движение, как не движением же? [При этом], конечно, оно [окажется] движением определенной величины. Но эта определенная величина будет измеряться или пространственно, потому что такую [именно] величину имеет пространство, пройденное движением, и это и есть [наше] расстояние, и тогда [мы получим] не время, а место, [пространство], или – движение само получит [свое] расстояние в силу непрерывности [своего проявления] и в силу того, что оно не прекращается вдруг, но все время развивается, но тогда [эта непрерывность] будет [не больше как] количеством все того же движения. Если кто-нибудь, наблюдая движение, и обозначит его как большое, [т.е. как проходящее большой отрезок пространства], как можно назвать и теплоту большою, то и тут время не обнаружится [как время] и не предстанет [в качестве своеобразного предмета], но будет опять и опять движение, как будто бы он наблюдал всю ту же и ту же текущую воду и видел на ней [различные, проходимые ею] расстояния [в пространстве]. [Вода] вновь и вновь будет числом, [т.е. исчисляемой неподвижностью], как двойк