Снова появились запахи: пот, солоноватая земля, дровяной дым.
Теперь к ним добавилось дыхание девушки.
Не сводя с неё глаз, Сильвия сказала:
— Мне пятнадцать лет.
Чёрт, ну разве эта девушка способна понять про возраст?
— Я такая, как ты, — сказала Сильвия.
Девушка смотрела ей в глаза.
— Меня зовут Сильвия Карр, — сказала Сильвия. — А тебя?
Девушка достала из складок своего рубища кремнёвый нож. И показала Сильвии. Присев у скалы, она провела по ней кончиком ножа — изобразила спираль и соединила её со спиралью, которая уже была там вырезана. Она водила остриём снова и снова — на скале появилась бороздка. Девушка взглянула на Сильвию. В её глазах сияла луна. Сильвия нахмурилась, но потом поняла. Она достала из кармана куртки собственный нож, тот, что подарил Андреас, тот, которым она порезала палец. Сильвия посмотрела на знаки, изгибы, завитки и спирали. И присела рядом с девушкой. При ярком свете луны она провела по скале кончиком ножа — изобразила маленькую, меньше её ладони, спираль и тоже соединила её со спиралью, которая была вырезана там раньше. Она не давила. Кремнёвый нож был твёрже скалы, он легко оставлял в ней борозду. Лунный свет падал сбоку, лишь подчёркивая черноту этой новой борозды. Она снова провела остриём ножа, надавив немного сильнее, сделав бороздку чуть глубже, как у девушки. Та наблюдала. Затем она показала Сильвии круглый камень, который лежал рядом на траве, и взяла его в правую руку. Левой она удерживала лезвие ножа в бороздке. Она постучала камнем по ножу, как молотком, и нож двинулся вперёд, углубляя бороздку. Она повторяла движение снова и снова. Спираль становилась глубже, чётче, чернее под лунным светом.
Сильвия уже сообразила, что к чему. Девушка протянула ей круглый камень. Он был чуть больше кулака и легко умещался у Сильвии на ладони. Она его сжала.
И осторожно постучала камнем по ножу сверху. Нож двинулся вперёд по спиральной бороздке. Девушка кивнула. Всё правильно, Сильвия.
Девушка подняла с травы ещё один такой камень.
Они трудились слаженно, работали кремнёвыми ножами и каменными молотками — стучали, царапали. Вновь и вновь, вновь и вновь их руки закручивали на скале спирали. Сильвия отрешилась от всего вокруг — так уже было однажды, когда она извлекала кость из птицы. Она слилась с собственной рукой, с ножом и камнем, с их движением, оставлявшим отметины на скале. Она стала единым целым с девушкой, они обе погрузилась в общее дело.
Сколько времени они там провели, закручивая спирали? Часы? Годы?
В какой-то момент, отложив каменные молотки, они взялись за более тонкую работу: стали зачищать откосы спиралей.
Наконец узоры были готовы.
Напоследок девушки соединили свои спирали дугами.
И, отойдя на несколько шагов, осмотрели результат своего труда.
Сильвия улыбнулась. Девушка улыбнулась.
Они были рядом, что-то свело их на этой скале.
Девушка убрала нож. Сильвия сунула свой нож в чехол и спрятала в карман.
Они положили на траву каменные молотки.
Девушка повернулась и взяла Сильвию за руки. За обе руки сразу.
Они стояли, держась за руки, возле скалы, покрытой древними рисунками, улыбались друг другу и чувствовали, что их обеих переполняет нежность, могучая нежность.
Сильвия обняла девушку, девушка обняла Сильвию, и каждая ощущала, как дышит другая и как бьётся у неё в груди сердце.
Всей недюжинной силой своего сердца, всей недюжинной силой своего разума Сильвия Карр ощутила в себе мощь, о которой прежде не ведала. Когда они с девушкой разомкнули объятия, она увидела мерцание огней ниже на склонах. Услышала детский смех. Услышала голоса взрослых — они вольно разносились в чистом воздухе. Под лунным светом она разглядела фигуры людей. Их хижины. Казалось, она заглянула в самую глухую тьму, в самые неизведанные глубины собственного сознания.
Девушка протянула руку и вынула у Сильвии из кармана полую кость. Она поднесла кость к губам, посмотрела в глаза Сильвии и заиграла.
Сколько минут она играла? Сколько тысяч лет? Музыка исторгалась из её тела, из птичьей кости, из всех прошлых веков и разливалась в напоённом луной воздухе Нортумбрии, напитывала тело, ум и душу Сильвии Карр.
Сильвия превратилась в эту музыку, она не могла двигаться и не могла говорить. Наконец она прошептала:
— Я — это ты. — А потом засмеялась и тихонько добавила: — Ты — это я.
Она взглянула вниз и вдаль — туда, откуда пришла.
Всё там было по-новому, всё изменилось.
И она подумала: Как же мне вернуться?
Девушка коснулась её щеки.
Сильвия упала и провалилась в сон.
Она лежала у скалы под большим деревом, раскинув руки — как канюк, как тотемные столбы, как распятие с висящим на одном гвозде Христом. Рядом, освещённая луной, спокойно сидела девушка в рубище, с бусами из морских ракушек.
Я сплю? Или умерла?
Она изменилась — как тотемные столбы, как канюк. Её плоть и кости начали обращаться в землю, в прах. По ней ползали пауки и жуки. По ней скользили черви. Ею питались личинки. Из земли под ней сочилась влага. Сверху на неё оседала роса. Земля забирала её к себе. На неё падали капли дождя. Её обдувал ветер.
На смену ему приходили бури и смерчи, ливни и снег, мороз и лёд. Их сменяли яркое солнце и палящий зной. А земля вращалась и вращалась, а время шло и шло.
Девушка растворилась в воздухе, но рядом появлялись другие девушки, другие люди — кто-то шёл мимо, кто-то оставался с ней, а сама она покрывалась лишайниками, цветами, мхом и папоротниками.
Над ней жужжали пчёлы.
По ней ползали гадюки.
Кролики рыли в ней норы поменьше.
А барсуки — побольше.
Из неё росли кусты и деревья, на их ветвях птицы вили гнёзда. И пели над ней. И все они кормились ею, питались ею, и стала она не только землёй, но и всем миром.
Медведи и волки, олени и лисы ступали по ней. Дети срывали ягоды с кустов, которые росли на ней. Мальчишка украл яйцо из гнезда коноплянки прямо над ней. Женщина просидела много часов на её узорчатых камнях, оплакивая умершего ребёнка. Влюблённые лежали на ней, любили друг друга и шептали, что будут любить друг друга вечно. Двое мужчин дрались на ножах, потом один из них упал и пополз прочь, и кровь вытекла из него до последней капли и впиталась в неё. Поблизости были поля сражений, и оттуда неслись вопли и стоны. Потом в тишине слышались крики кукушек и сов, песни жаворонков, собачий лай и детский смех. А земля вращалась и вращалась, а время шло и шло. Солнце всходило и заходило. Луна то росла, то убывала. Огромные галактики кружили и танцевали по бескрайнему небу.
Пришли люди с ковшами и машинами и взрыли землю, и лес поднялся вокруг неё — ровные прямые деревья с толстыми стволами и тёмными ветками. Иногда в чистом воздухе над деревьями с рёвом пролетал самолёт. Однажды в тихий солнечный день над ней парил канюк, и раздался треск, и канюк стал падать, хлопая крыльями, пытаясь улететь от внезапной боли. Он упал и повис на дереве рядом с ней.
А потом пришли девушка и юноша. Они долго бродили меж деревьев, беседуя о созидании и разрушении, и обнаружили среди ветвей полуразрушенное пернатое чудо, и извлекли из него полую кость, а из кости — музыку, которая раздвигает пространство и время.
— Сильвия! Сильвия Карр!
Голос высокий, тонкий… Доносится издалека, но аж звенит в утреннем воздухе.
— Сильвия-я-я-я!
Она его на самом деле слышит? Или это сон?
Гораздо яснее звучат голоса птиц — они несутся из леса, с просек, с опушек. Трели малиновок и дроздов, крики ворон и воронов, щебет крапивников и зябликов. В небесной выси заливаются жаворонки, кружат канюки. В их прекрасных телах, в их полых костях рождается музыка. Через узкое птичье горло и острый разверстый клюв она исторгается наружу. Поёт воздух, поёт земля, поёт время, празднуя конец ночи и возвращение солнца. А вот и оно — огромный огненно-жёлтый шар вдали над холмами, над деревьями, над озером. Мир пошёл на новый поворот.
Музыка снова закружилась в солнечном свете, взметнулась вихрем вокруг Сильвии Карр, прошла по закоулкам её ушей, пропитала растущее тело, заполонила мятущийся разум, расплескалась в тоскующей душе.
И вырвала её из объятий сна и смерти.
Она открыла глаза.
Небо безмятежно голубое.
Земля нежная и тёплая.
Она постепенно просыпалась.
Где она? Кто она? Она родилась заново?
Что за радость плещется внутри? Это радость рождения?
Она открыла рот, и её песнь, её собственная бессловесная музыка выпорхнула, поднялась в воздух и заняла своё место в птичьем хоре.
Она ощущала своё тело, кости, плоть.
Она нежно коснулась своей щеки.
Провела ладонью по волосам.
Посмотрела на себя.
Так. Она лежит на траве.
На ней ботинки, джинсы и непромокаемая куртка.
Она встала. И опустилась на колени перед скалой. Там рос белый лишайник. На древних знаках, в их стёртых погодой и временем бороздках зеленел мох. Сильвия провела пальцем по спиралям, которые они с девушкой оставили на камне, по дуге, которая связала одну спираль с другой и со всеми остальными. Которая соединила всё воедино.
Она улыбнулась.
У скалы лежал камень. Каменный молоток, почти утопший в траве. Он порос мхом.
Она подняла его, оторвала клочья мха. И увидела следы ударов о другие древние орудия. Она вернула его на траву, а рядом положила нож, скребок и полую кость.
Посмотрела на них и осталась довольна.
— Я Сильвия Карр. — Её шёпот растворился в воздухе.
И она улыбнулась, радуясь, что она — Сильвия Карр.
Время шло, и свет вокруг неё разгорался.
— Сильвия! Сильвия Карр!
Тот самый тонкий голос. Пока далеко.
— Сильвия-я-я-я!
Она представила, как он спешит меж деревьев, как попадает из тени в свет, из света в тень, как его маленькое тело перемещается в этом огромном древнем месте.
— Я здесь, — тихо откликнулась она. — Ищи меня. И скоро найдёшь.