На следующий день позвонил Роберт — они не виделись больше недели. Его голос был ничуть не спокойнее, чем прежде — можно, он придет к Чарльзу сегодня вечером? Он скоро уедет, чтобы начать работу над книгой. Значит, он все-таки получил эту работу, подумал Чарльз. Может быть, это значит, что с бедами наконец-то покончено?
Дженни пролила по Чарльзу немало слез. Она не могла понять, почему он так жестоко бросил ее, но твердо решила не видеться с ним. Она писала ему письма — и тут же рвала их в клочья. Она ни разу не позвонила. Теперь она даже радовалась, что у нее дома нет телефона. Со временем она придет в себя, она это переживет — как пережила разрыв со своим женихом. Все, что осталось от Чарльза, — всего лишь несколько сувениров в ящике комода; она взяла их у Чарльза без спросу, боясь показаться ему слишком навязчивой. Машинописная копия статьи, которую она напечатала для него — непонятная, но такая солидная с виду. И то, что она нашла у него в тот вечер, когда, дожидаясь Чарльза, осмелилась заглянуть в его ящики. Фотография — вряд ли он разрешил бы ей взять ее — и копия памфлета: статьи и стихи. Так красиво и хорошо написано — наверняка это он написал. В тот вечер она нашла еще и открытку: Хочу тебя. Энни. Как дурное знамение, отравившее все. Энни; наверняка это все из-за нее. Он такой умный, в нем столько хорошего. И при этом — такой жестокий. Сколько боли он причиняет людям, которые его любят.
Вскоре после звонка Роберта опять зазвонил телефон. Чарльз взял трубку.
— Это инспектор Мэйс. Так вы во сколько встречаетесь со своим дружком? Сами знаете, о чем я.
24
Это была последняя встреча Чарльза Кинга и Роберта Уотерса. Звонок Мэйса напугал Кинга. Первая мысль — это Роберт сообщил в полицию о том, что они сегодня встречаются. Но, с другой стороны, зачем бы ему сообщать в полицию? Дело-то завели на него; и Кинга хотели заставить стучать на него. Получается, что за ними следили.
Роберт приехал около восьми вечера. Первое, что бросилось Чарльзу в глаза — Роберт был бледен и серьезен; напряжение у него на лице выдавало какую-то глубинную боль — но он почти сразу выдавил из себя улыбку, напряжение исчезло с его лица, и он прошел за Кингом в гостиную.
— Так книгу все-таки поручили тебе?
— Да. Я хотел повидаться с тобой перед отъездом, Чарльз.
Кинг указал Роберту на кресло и достал ту самую бутылку коньяка, которую они начали чуть больше двух недель назад.
— Завтра я уезжаю в Шотландию. На месяц или на два — хочу побыть один, разобрать материалы, кое-что обдумать. Профессор Кармайкл разрешил мне пожить у него на даче.
Кармайкл был уполномоченным Партии на факультете. Кинг подумал, что как бы Мэйс ни презирал Роберта, все-таки были люди, которые относились к нему с уважением.
— Рад, что книга досталась тебе, Роберт. Поздравляю.
— Ты уж прости, я тут такую развел паранойю. — И все-таки Роберт был чем-то встревожен. Он снял пиджак и бросил его на подлокотник кресла. — Как Дженни?
Чарльз отхлебнул из стакана.
— Дженни? Не знаю. Я больше с ней не встречаюсь.
— Эх, зря. Славная была девушка.
Итак, Роберт получил эту работу. Из-за которой пришлось столько врать, перенести столько мучений. И все это — для того, чтобы Роберт теперь мог уехать в Шотландию работать над этой треклятой книгой.
— Ты встречался еще раз с Мэйсом?
— С Мэйсом? Нет. — Но маска спокойствия сползла с лица Роберта.
— А он мне говорил, что вы два раза встречались.
Роберт не смог скрыть страха. Он бросил на Кинга отчаянный взгляд, то ли пытаясь что-то внушить ему, то ли умоляя замолчать.
— Ты, наверное, что-то путаешь.
Роберт полез в карман пиджака, вытащил ручку и автобусный билет. Чарльз ошалело смотрел, как Роберт торопливо корябает что-то на билете и протягивает билет ему. Осторожнее.
— Может, еще по стаканчику, Чарльз?
Кинг налил еще и поднялся. Они молча смотрели друг на друга. Все это имело скрытый подтекст, но его смысл оставался пока неясным. Глаза Роберта — Кинг видел в них выражение насмерть перепуганного кролика. Выходит, что им не удастся нормально поговорить.
— Хорошо, что ты уезжаешь, Роберт. Я в том смысле, что тебе полезно сменить обстановку. И вообще — если надо как следует поработать, лучше быть одному.
— Да, я тоже так подумал. Если я здесь останусь… мне будет очень непросто. Столько всего надо сделать. А тут все время что-нибудь отвлекает. Кстати, как твои исследования?
Сейчас они разговаривали, словно шифровки друг другу передавали. Роберт никогда не интересовался исследованиями Чарльза. Может, он спрашивал, что Кингу удалось выяснить о расследовании. Заметно продвинулись вперед, сказал Кинг.
— И надолго ты в Шотландию?
— Трудно сказать. Как пойдет. У меня есть вся необходимая информация — так сказать, я теперь в курсе. Осталось найти во всем этом смысл.
Вся необходимая информация — значит, Роберт все знал. И понял, что ему сейчас лучше уехать подальше от Кинга. Может, он знал даже то, что Кингу приказали шпионить за ним.
— Знаешь, Роберт, я никогда не понимал, как ведут «исследования» историки. В точных науках все куда яснее, не зря же их называют точными: четкая формулировка проблем, строгие экспериментальные методы.
— Но история — наука о жизни, о людях, Чарльз. Помнишь, мы как-то уже говорили об этом. Она изучает людей и их жизнь. И у нее тоже есть свои методы. Изучая историю, на самом деле мы изучаем самих себя. Как и почему, избрав определенный путь, мы оказываемся именно в этом конкретном месте.
— Зачастую сами того не желая.
— Да, Чарльз, все правильно. Но нас ведут силы — помнишь, ты часто говорил о силах? Любовь и страх.
— И желание выжить.
— Это — главное. В конце концов, всегда побеждает желание жить.
— Да, Роберт, ты прав. Вот поэтому в истории столько конфликтов — доверие предано, верность поругана. Если ты сталкиваешься с чем-то, что превыше всех твоих сил, — что тут выбирать?
— Например, если человека заставляют делать что-то такое… мерзкое, отвратительное — такое, что принесет только боль и страдания; но если он откажется, страданий и боли будет еще больше.
В словах Роберта явно был двойной смысл. Чарльзу вдруг показалось, что в глазах друга блестят слезы. Это что — разрешение Чарльзу предать его? Или он сам уже совершил что-то мерзкое и отвратительное? Как он добился того, что работу над книгой поручили ему?
Чарльз долго смотрел на своего друга — на своего потерянного друга. Настала его очередь говорить:
— Да, воля к жизни. Желание выжить. Возьмем, к примеру, два народа — верных союзников. Они всегда помогают друг другу, всегда друг друга поддерживают. Но тут появляется третья сила — народ, вожди которого слепы от ненависти и невежества. И эта третья сила хочет развязать войну — ради войны; кровь ради крови. Просто чтобы принести горе туда, где царят мир и счастье. И что тогда будет с нашими двумя миролюбивыми народами? Они объединятся, они будут сопротивляться. Они торжественно поклянутся друг другу, что ничто не разрушит их союз.
— Но третий народ окажется сильнее, Чарльз. И сделает ловкий тактический ход. Его войска вклинятся на границу между двумя союзными народами и займут эту территорию. Отрезать союзников друг от друга — чтобы всякое сообщение между ними стало настолько опасным, что уже невозможным.
— Именно так, Роберт. Это будет самый ловкий ход. Тогда каждый союзник будет вынужден бороться в одиночку; они окажутся в затяжной осаде. Постепенно внушить недоверие и страх — и вот уже наши союзники полны сомнений, они опасаются доверять друг другу. А когда уже нет ни доверия, ни надежды, захватчик наносит последний удар. Ультиматум каждой стороне: выступи за меня или умрешь.
— Да, Чарльз, это лучшая тактика — сделать жизнь невыносимой для обеих сторон. А потом поставить их перед выбором: объединиться с притеснителем или бесславно погибнуть. Это ведь совершенно не то, что героически пожертвовать собой; тут выбор гораздо труднее. Ведь народ — это и дети, и женщины. Невинные жертвы. И все-таки сопротивление еще есть — попытки помочь союзнику продолжаются. Тогда угнетатель слегка ослабляет нажим. В обмен на союз с одним он обещает быть снисходительным к другому — последнему только преподадут урок, чтобы не зарывался. Ограниченные меры воздействия.
Вот теперь Чарльз все понял. Теперь он знал, какой ценой Роберт купил свою драгоценную книгу.
— Страшный выбор, да? — сказал Чарльз. — Предать друга — но не до конца. Так, чуть-чуть. Только чтобы его проучили. И тем самым спасти обоих. Спасти всех невинных людей.
— Прежде всего — всех невинных людей, Чарльз. Женщины и дети — самый важный элемент в истории. Потому что они всегда — первые жертвы.
Энни и Дункан. Чтобы их защитить, Роберт, наверное, пошел бы на все. Чарльз подошел к пианино. Пробежался пальцами по крышке — пыльно. Последний раз пыль вытирала Дженни, уже больше недели назад.
— Спасибо за семинар по истории, Роберт. Я даже не сомневаюсь, у тебя выйдет отличная книга.
— Плевать я хотел на книгу, Чарльз. Это всего лишь слова на бумаге.
Чарльз сел за пианино.
— Зря ты не захватил скрипку, Роберт. Помнишь, как мы играли дуэтом?
— Надо нам было почаще с тобой репетировать. Мы так ведь и не сыграли «Крейцерову сонату», то есть правильно не сыграли.
— Мы вообще все делали неправильно. — Чарльз повернулся и взглянул на друга. Перед ним был затравленный, сломленный человек. Мэйс победил.
Роберт встал и пошел в ванную. Его пиджак так и остался лежать на подлокотнике кресла.
Яснее ясного — ему приказали шпионить за Кингом. Самый простой способ травли: напустить одного на другого, посеять сомнения и страх. И в чем, интересно, они пытаются его обвинить? Наверняка можно будет отделаться штрафом, в крайнем случае — полгода тюрьмы. Вряд ли Роберта завербовал Мэйс — наверняка это Партия. Его проверкой должен был заниматься Пятый отдел; это они принудили Роберта стучать на Чарльза; так же, как полиция давила на Чарльза, чтобы он шпионил за Робертом. Два министерства против двух людей. Но если бы и Чарльз, и Роберт, если бы каждый из ни