Закрылся изнутри, и снова сел, молча протянув руку. Я и включил, слегка увеличив громкость. Не мой слух гробится лишними децибелами, не жалко.
Оставшиеся до конца альбома полчаса Валера просидел в полной прострации, не двигаясь, как будто слушал голос какого-то пророка. Наверное, при желании можно было вынести отсюда всё, он и не заметил бы. Но я сидел и читал Александра Грина. Ни разу не анахронизм, даже если кто увидит, вопросов не возникнет. Да и зачем бы мне это барахло? Кассетники второго класса, да и катушечники… “Маяк” - только если больше ничего не будет, тогда и включу. Хотя для своего времени неплохой массовый магнитофон был.
- Спасибо, - пробормотал Валера, когда понял, что всё, конец фильма. - Но где?.. Такое качество… Запись с диска, да? Можно переписать? Двадцать… пять рублей! - выпалил он.
- Нет, нельзя.
- Но такое… Да…
— Это последний альбом с Ли Ротом. Он уходит из группы, — добавил я интриги. — Ладно, пойду.
- Подождите! - Валера явно не мог отпустить такого человека просто так. - А что у вас есть еще в таком качестве?
- Много чего, — улыбнулся я. — Да не переживай, зайду как-нибудь, с новинками.
— Спасибо… Ой, меня Валера зовут.
— Дядя Саша. Только давай договоримся: обо мне никому. И слушать — только здесь. Перезаписи не будет.
Он кивнул, как заговоренный.
Я бы, может, и поделился, но для этого нужен переходник на местный штекер, который даже не помню как выглядит... Да и ладно, так таинственнее будет: загадочный незнакомец с сокровищами в рюкзаке. Ничего не просит взамен, от денег отказывается. Сказка, да и только.
***
Настроение у меня моментально взлетело. Если этот Валера такой увлеченный, то зацепить его будет совсем не трудно. Главное, не перекормить, записи выдавать дозировано. По альбому в неделю, не чаще. А там…
Захотелось вдруг того самого бублика, горячего и свежего. И я пошел в булочную, купил, и съел, как говорится, не отходя от кассы. Подумал - и взял еще парочку. Принесу домой, чаю попью. А вторым теть Женю угощу. Мне покупку завернули в серую бумагу, нарезанную явно вручную. И даже закрепили черной резинкой. Они, кстати, производились на месте из велосипедных шин. Резал их обычно доверенный сотрудник, у которого не дрогнет рука и изделия получатся одинаковые и нужной толщины.
Бублики я убрал в рюкзак. Местные жители, кажется, не понимали, зачем взрослому мужику такая вещь. Здесь рюкзак — атрибут школьника или туриста, а у меня он походил ещё и на какую-то иномирную диковинку: слишком много молний, плотная ткань. Да и пусть. Я же из-за границы приехал — мне можно.
В приподнятом настроении я неожиданно поймал себя на том, что мурлычу: “Love me or leave me and let me be lonely…”. Конечно, у меня это получалось куда хуже, чем у великой Нины Симон, но я ведь никого слушать и не заставляю.
Я поймал тот самый ритм, и уже не просто напевал, а пел почти в голос. Мне нравился этот день, хоть и с не очень приятной погодой, радовало всё. Я шел по той самой больничной аллейке, дождевые капли дрожали от ветра на голых ветках, было вроде и неуютно, но я радовался. У меня получилось!
Но стоило мне дойти до слов: “Say, I want your love, don't wanna borrow”, то есть почти до конца песни, как я услышал сзади цокот каблучков. И оглядываться не надо, чтобы понять, кто. Напрасно я думал про Аллу, приманил, получается. Накаркал.
Но не будешь ведь бегать от нее? К тому же направление у меня осталось единственное: вон за тем кустиком метрах в десяти повернуть, обогнуть холмик, и упереться лбом в дверь подвала. А чужие там ходить не должны.
- Здравствуйте, Алла, - поприветствовал я ее. Довольно холодно.
- Саша, а я вас звала, а вы не отзывались…
- Не ожидал, что меня здесь кто-то будет окликать.
Она что, как царица у Пушкина, целый день из окна меня высматривала? Ну не может ведь такого быть, чтобы она всякий раз случайно замечала. Как вариант, на проходной кто-то сидит и сигналит. А что, пара шоколадок халявных, и бесплатный информатор совмещает приятное с полезным.
- Саша, я поступила неправильно. Приношу извинения за свое поведение.
- Принято, - ответил я и замолчал.
Ну давай, рожай! Твой же разговор, ты и рассказывай, за чем бежала по лужам в не совсем подходящей для этого обуви.
- Саша, у меня к вам вопрос: а вы кто?
Глава 7
Интересные вопросы дама задает. Я бы даже сказал, неожиданные.
— В каком смысле? Метафизическом? — спросил я, стараясь казаться невозмутимым. Первая отговорка, что пришла в голову, обычно помогает. — Человек.
— В приземленном, — парировала Алла, не давая мне шанса уйти от темы. — Сказали, что в гости приехали, но никто не видел, что вы идете к кому-то домой. Вас видят входящим на территорию больницы, а потом вы пропадаете где-то. И конфеты! Никто не видел таких, даже не слышал!
— А почему вы вдруг решили, что я должен отвечать на ваши вопросы?
— То есть не скажете?
— Ладно, — вздохнул я, будто сдаваясь. — Исключительно ради вашего душевного спокойствия. Где я в гостях — мне кажется, вопрос некорректный. Через больницу хожу, потому что там удобная дырка в заборе, дорогу срезаю. А конфеты купил в Стамбуле, на улице Истикляль.
Пауза. Алла удивлённо подняла брови, а я продолжил с нарочитой лёгкостью:
— От Таксима идёшь прямо, от памятника, где товарищ Ворошилов с Ататюрком красуются, в самом начале улицы справа кондитерская лавка. Там и купил. Для дам. Им всегда нравится. Две лиры пятьдесят курушей за килограмм. Можете проверить, если желание будет.
Естественно, даже при очень большом желании Алла еще как минимум лет пятнадцать не сможет прогуляться по Истикляль и посидеть у Немецкого фонтана на Султанахмет, так что врать на эту тему можно спокойно. Хотя такое количество подробностей, недоступных советскому человеку, сразит кого угодно. В том числе и заведующую терапевтическим отделением Новоторской городской больницей.
— Извините, — пробормотала она, явно растерянная. — Просто... Я думала много, и вот...
— И снова принято, — кивнул я, переходя в почти насмешливый тон. — Вы бы, Алла, плащ надели, или зонт взяли. А то дождь, прическу испортите.
— Да... конечно... извините... — её голос звучал всё тише, пока она, пятясь, уходила к зданию больницы.
— До свидания! — бросил я ей вслед. — Приятно было пообщаться.
Она ничего не ответила. То ли обиделась, то ли задумалась. Переживать буду... может, даже ночью уснуть не смогу.
Но дождь становился всё сильнее, и мне пора было двигаться дальше. Вот холодная капля за воротник попала, бр-р-р. Хоть и не люблю зонты, но сейчас я был бы не против.
***
Вылез из норы, включил фонарик, отряхнул одежду. Дождь меня капитально промочил, оказывается. Решил проверить рюкзак: как там внутри?
Расстегнул молнию и замер, будто участвовал в немой сцене из «Ревизора». Одинокий актёр, выражающий шок и отчаяние. Я смотрел в одну точку, медленно осознавая масштабы проблемы.
Коробка на месте. Внутри плёнка с пузырьками, телефон. Наушники лежат, со своим фальшивым проводом. Всё, как было. Но... где бублики?
Я точно помню, что положил их сверху, аккуратно завернул в пакет. Вот он — пакет. Только внутри какая-то пыль. Серая, как пепел, без запаха. Я вытащил всё из рюкзака, лихорадочно надеясь, что свёрток завалился куда-то в угол. Нет. Только эта субстанция, слабо напоминающая следы давно забытой еды.
Что это значит? Получается, я не могу ничего перенести оттуда сюда? Всё стареет на сорок лет? Разрушается по дороге? Фёдор был прав — вселенная действительно приводит всё к своему состоянию, восстанавливая баланс?
Но ведь раньше я носил. Вот же рюкзак. Фонарик. Продукты. Всё целое. Со мной тоже ничего такого, кроме... Да, пониженный сахар. Теперь и это объясняется. Наверное.
Если я думал устроить бизнес на спекуляции всякими дефицитами, то пора прощаться с этой идеей. Хотя эксперименты провести всё-таки стоит. Может, это только с едой так?
А как насчёт живого? Кошку притащить? Жалко, вдруг умрёт. А вот крысу — легко. Их я терпеть не могу. Или муху. Таракана!
Посадить в спичечный коробок и проверить, что станет. С металлом как? С золотом? Хотя, где я его возьму? Гвоздик с деревяшкой за глаза хватит.
В любом случае сначала нужно всё тщательно обдумать. У меня есть время: следующий раз я планировал не раньше, чем через неделю.
***
Ещё на лестнице я услышал крик. Он доносился, кажется, из нашей квартиры. Сердце ёкнуло. Остановился, прислушался. Теперь тишина. Ну что гадать? Сейчас зайду — всё узнаю.
Стоило открыть дверь, как на меня обрушился голос:
— Сашка! Быстрее! Скорую вызывай!
От неожиданности я подавился карамелькой, которую рассасывал на всякий случай от гипогликемии. Застряла в горле, но я кое-как проглотил.
— Что случилось?!
Я даже не стал развязывать шнурки, стащил кроссовки так, посмотрел на пол в поисках тапочек — одного ожидаемо нет, надо доставать из-под полки. Некогда. Помчался дальше в носках.
— Звони уже, у меня телефон под диван упал. Ой!!! Ох, твою ж... Лихо мне, Сашка! Грыжа ущемилась! О-о-о-о-о!!! — протяжно и громко взвыла она. — А ты ходишь хрен знает где!
— А номер-то какой? — растерялся я, хотя и знал ответ.
— Сто три! Совсем с головой плохо?! Быстрее!
Руки дрожали, пока я тыкал пальцем в клавиатуру телефона. Едва услышал ответ:
— Слушаю, скорая. Диспетчер Кругликова.
Сама карета прибыла минут через десять. Я только успел собрать вещи. Громко сказано: у тети Жени всё было заготовлено заранее — и сумочка с документами, и пакет с одеждой и обувью. А также посуда в отдельном свертке.
Медики, врач и фельдшерица, вошли с лаконичной строгостью. Доктор, мощный, как трактор, осмотрел живот, померил давление и температуру, кивнул:
— Ущемлённая грыжа. Молодцы, что сами вправлять не пытались.
— Носилки! — скомандовал он. Белый халат, казалось, сидел на нём неестественно, как на случайно завернувшем в город деревенском трактористе.