но и было). Фонсли помог Форбсу одеться, подал ему головной убор и застыл в плохо скрываемом нетерпении поскорей выпроводить гостя (возможно, подобным образом ведет себя гробовщик при виде перспективного трупа, который отчего-то не торопится умирать).
– Что касается оплаты, – начал Форбс тоном человека, которому претят любые разговоры о деньгах, особенно при их всегдашней нехватке.
– Я уверен, что средства мистера Молдинга с лихвой покроют любые затраты, – поспешил заверить Куэйл. – Вряд ли он станет рядиться из-за расходов, понесенных ради его же блага.
– Замечательно! – с заметным облегчением выдохнул Форбс.
Он переступил порог и вдруг остановился, отчего Фонсли неуклюже ткнулся ему в спину лицом.
– Мистер Сотер? – спросил Форбс.
– Да, мистер Форб?
– В ваши слова насчет Палтни я вдумаюсь, и, возможно, мы снова к ним вернемся.
– Как только пожелаете, мистер Форбс, – откликнулся я.
Болтай что хочешь! Я видел, как в воронке от снаряда под Хайвудом погиб целый взвод.
Я там был, а Форбс – нет.
Как и кровавый сэр Уильям Палтни, чтоб ему сгинуть поскорее!..
Куэйл спросил, не желаю ли я чая. За столом у него находился миниатюрный бар, но мне он ни разу не предлагал ничего крепче чая Фонсли (полагаю, на том основании, что Фонсли всегда заваривал крепчайшее варево).
– Спасибо, воздержусь.
– Вообще-то, давненько мы с вами не виделись, мистер Сотер. Как поживаете?
– Помаленьку. Спасибо, что поинтересовались, – ответил я.
Куэйл тем временем возвратился к перекладыванию бумаг на столе. Похоже, состояние моего здоровья уже перестало его интересовать.
Он лизнул свой указательный палец, перелистнул какую-то страницу в документах и приостановился в задумчивости, как будто ему в голову пришла любопытная идея.
Но я хорошо знал, что Куэйл не из таких типов, которые любят импровизировать. Наоборот, он обожал планировать все до мелочей.
– Как вам мистер Форбс? – спросил он.
– Молод.
– Да. И это на многом сказывается.
– Неужели?
– Война оставляет свой отпечаток, – вымолвил Куэйл. – А вам, кстати, стоит научиться придерживать язык.
– В смысле, перед теми, кто выше и лучше?
– Перед всеми. Вы ведь человек, который славится своей сдержанностью, верно? Так почему же вы часто бросаетесь в атаку на собеседника, словно до сих пор находитесь на поле боя?
– Разве? Спасибо, буду иметь это в виду. Благодарю, что указали мне на мой недостаток.
– Что-то не припомню: вы всегда были столь саркастичны?
– Только в определенных компаниях. Как вы изволили заметить, не встречались мы уже давненько.
Мое замечание вызвало у Куэйла улыбку, но поскольку его мимические мышцы давно закостенели, то получилось нечто среднее между усмешкой и хищным оскалом.
– Мистер Форбс живет не по средствам, – добавил Куэйл. – Дядино наследство представляет наилучшую возможность выправить ситуацию без проволочек.
– Он мог бы попробовать зарабатывать себе на жизнь.
– Почему вы считаете, что он этого не делал?
– По моему мнению, он может разве что рекламировать гвоздики.
Куэйл в очередной раз издал один из своих удрученных вздохов.
– Мать оставила ему небольшую ренту, и кое-какие средства, конечно, капают с вложений. Будь он мудрее и побережливее, он бы, возможно, жил вполне сносно на то, что у него есть, – во всяком случае, не бедствовал бы. Но у него страсть к закладам, к азартным играм. Его гардеробная забита костюмами, которых хватит на целую деревню. Даже если бы ему удалось наложить лапы на дядюшкины деньги, они бы у него просочились как песок сквозь пальцы – а в итоге он бы оказался в таком же положении, что и сейчас, только, наверное, с дюжиной новеньких фрачных пар.
– У вас нет подозрения, что он хочет элементарно разделаться со стариком и замести следы, обратившись к вам?
– Вы очень прямолинейны, мистер Сотер.
– Я говорю то, что думают другие, особенно в пределах вашей канцелярии.
Куэйл, который даже новенькую гинею вертит в пальцах исключительно на предмет обнаружения на ней тусклого пятнышка, а на юных красавиц взирает не иначе как с мыслью, какими каргами они сделаются в старости, правдивость моих слов оценил.
– Отвечая на ваш вопрос, скажу: нет, я не думаю, что Форбс нанес своему дяде увечья. Он не из таких, а если бы он и нанял кого-нибудь для осуществления подобных целей, мне стало бы известно о его намерениях. Но вот в чем загадка: Лайонел Молдинг – человек настолько скрытный, что на любой выезд из дома решается скрепя сердце. Раз в году он наведывается в Лондон, но и это для него – суровое испытание, граничащее с подвигом. На счетах у него – суммы, позволяющие жить себе припеваючи, и я приглядываю за его инвестициями, чтобы средства вращались исправно.
Конечно. За солидную плату и с почтенной маржой. Вот мы и приблизились к сути. Если Молдинг мертв, то его сбережения переходят к племяннику, едва лишь будет опознан труп. Или же тают, перевоплощаясь в фиглярское тряпье и пустые побрякушки, а доход Куэйла соответственно проседает в той же пропорции.
Куэйл не был транжирой, хотя любил деньги.
Сейчас он явно не пребывал в восторге от мысли, что кто-то способен потенциально уменьшить приток денег в его кошелек.
– Чего вы от меня хотите? – рубанул я.
Куэйл молча придвинул ко мне папку из плотной желтовато-коричневой бумаги.
– Найдите его. Вся необходимая информация хранится здесь вместе с фотографией Молдинга. Ваш гонорар я выплачиваю по обычной ставке – плюс покрытие накладных расходов, а если вы справитесь с задачей быстро, то еще я предоставляю вам бонус. Фонсли выдаст вам недельный аванс и энную сумму на карманные расходы. Разумеется, в подотчет.
– Понял.
– В Мэйденсмире – так называется деревушка, расположенная неподалеку от поместья Молдинга – есть неплохая гостиница. Между прочим, имейте в виду, что в особняке Молдинга можно разместить батальон, и если вы решите разместиться там, экономка подготовит вам спальню. Сама она в доме не живет, но прибывает туда с утра и остается до вечера, по крайней мере, она так делала, пока не пропал хозяин. Именно она и подняла тревогу. Вы не будете ни в чем нуждаться, да и мы, глядишь, сэкономим шиллинг-другой, если вы остановитесь не в гостинице. Проверьте бумаги Молдинга. Выясните, не отыщется ли в документах каких-нибудь необычных расходных схем. Изучите его переписку. Я вам доверяю. А рот вам следует держать на замке – это вам не диспуты о провальных генерал-лейтенантах.
Я встал.
– А если окажется, что он угодил в передрягу? – спросил я. – А вдруг его уже нет в живых?
– Тогда найдите того, кто его воскресит, – не меняясь в лице, ответил Куэйл. – Мне нужно, чтобы Лайонел Молдинг возвратился живым.
2
Деревня Мэйденсмир лежала невдалеке от восточной оконечности Норфолкских Озер[49] – округи примерно в сто двадцать квадратных миль, которую повсюду прореза́ли судоходные каналы (на местном диалекте – «броды»). Деревенька находилась примерно посредине между Западным Сомертоном и Кайстером, вблизи канала Ормсби, в поздний час моего прибытия различимого лишь ртутно-серебристыми проблесками под лунным светом. На станции меня никто не встретил, и часть куэйловских денег я потратил на ночлег в относительной роскоши здешней гостиницы. Как указывал Куэйл, в Бромдан-Холл – особняке Молдинга – для меня была приготовлена комната, но я решил до утра повременить. Мне подали добротный ужин: жареного ягненка я запивал отменным пивом, причем влил себе в глотку целых две пинты (и дело было не только в исключительном качестве хмельного напитка, а в том, что я быстро успел обзавестись компанией шапочных приятелей). Человек моей профессии должен производить впечатление общительного парня – ведь во время неспешной беседы можно всегда выяснить много чего любопытного. А потом все идет как по маслу – и мне надо только внимательно слушать собутыльника (словоохотливость – типичная черта захолустных уголков вроде Мэйденсмира, где к приезжим проникаются мимолетным интересом).
На неизбежный вопрос о том, что привело меня в Мэйденсмир, я ответил более-менее правдиво: надо сделать кое-что для Лайонела Молдинга, а потому вплоть до окончания работы я буду квартировать в Бромдан-Холл. Весть об исчезновении Молдинга пока не разнеслась по округе, что лишний раз свидетельствовало о верности его экономки миссис Гиссинг и о затворническом образе жизни Молдинга. Похоже, Молдинга в деревне и впрямь видели редко, а относились к нему как к безобидному эксцентрику. Опять же не стоит забывать, что это была добрая старая Восточная Англия, исконно считающая себя несколько отличной от остальных частей страны. Отмежеванность, инаковость здесь воспринимались терпимо. При упоминании имени Молдинга я не заметил многозначительного переглядывания. Никто не прятался в сумрак, не спешил уйти с лицом, омраченным тревожной виной.
Такие разоблачения больше под стать детективным комиксам с детективом Секстоном Блэйком[50] (потому они, наверное, и продаются по цене двухпенсовика). В отличие от них, реальное мироустройство уже давным-давно успело поседеть. За весь вечер в адрес Молдинга прозвучала лишь одна загадочная реплика, которая позабавила компанию завсегдатаев.
– А вы, значит, учетчик? – осведомился хозяин гостиницы, краснолицый весельчак с бакенбардами котлеткой, когда я сказал ему о цели своего пребывания.
Я кивнул.
– Все слышали, ребята? – подмигнул он нашему собранию. – Учетчик!
Все дружно рассмеялись, а завидев мое непонимание, развеселились еще сильнее.
– Не волнуйтесь, мистер, – вытирая слезы, успокоил меня хозяин гостиницы. – Никакого подвоха тут нет, потом сами поймете.
После этого я откланялся и отправился в свою комнату. Спал я недолго, как, в принципе, и всегда. Беспробудного сна от заката до рассвета я за собой, признаться, и не помню. Себя я тешу мыслью, что научился выживать на более экономной тяге, чем остальные, однако выживание и жизнь, как известно, разные вещи.