В данный момент почтенный господин по имени Куэйл восседал за массивным столом из черного дуба, отодвинув в сторону бумаги, а возле его правой руки поблескивал стаканчик хереса. Напротив него в кресле сидел детектив Скотленд-Ярда по фамилии Хассард. В отличие от Куэйла он довольствовался чаем. Фонсли, секретарь Куэйла, отсутствовал. Вскоре после прибытия детектива он ускользнул, предположительно в свое жилище, хотя находились такие, кто удивился бы, узнав, что Фонсли обитает где-то в другом месте, нежели под крышей Куэйла – настолько он был вездесущ и неотлучен от своего хозяина.
– Хассард, – произнес Куэйл. – Фамилия гугенотская, не правда ли?
– Нидерландская, – поправил детектив.
Был он молод, однако в волосах уже намечалась проседь. Возможно, поэтому на шевелюру Куэйла, весьма густую и темную для его лет, он поглядывал с вопросительным подозрением.
– Если я не ошибаюсь, то был некий Петер Хасарет, бежавший в шестнадцатом веке от гонений на родине, – сказал Куэйл.
– Мы, кажется, ведем от него свой род, – пояснил Хассард. – Потомки.
– Его, между прочим, сожгли заживо.
– А вы сведущи в истории гугенотов, мистер Куэйл.
– Истоки фирмы зиждутся на партнерстве между первым Куэйлом и неким Кувре, единоверцем вашего предка, – поведал юрист. – Дело кончилось скверно. Кувре умер.
– Его вроде бы убили?
Куэйл позволил себе поднять бровь и оглядел детектива так, словно воспринимал его в новом, не столь радужном, свете.
– И не просто убили, а выпотрошили, – добавил Хассард.
Секунду-другую вторая бровь Куэйла грозила взметнуться и составить пару первой, но он сумел ее удержать.
– Значит, я – не единственный, кто осведомлен в истории, – едко заметил он. – Что ж, я избавлю вас от нужды упорно, хотя и необоснованно, намекать, что мой предок Куэйл, основатель фирмы, издавна подозревается в причастности к убийству Кувре, хотя нет ни единого доказательства того, что он мог бы считаться виновным.
– Это не лучшим образом отразилось бы на делах фирмы, – встрял Хассард.
– Самым неблагоприятным, – согласился Куэйл.
Он пригубил хереса. Хассард сделал очередную попытку отхлебнуть чая, но тот был излишне крепок, к тому же оказался черным и густым как деготь (не хотелось даже подносить кружку ко рту).
Хассард ее отставил и открыл свой блокнот.
– Итак, насчет мистера Сотера, – объявил он.
– Да?
– Могу ли я предположить, что вы ничего от него не слышали?
– Ни слова.
– Случай из ряда вон выходящий.
– Конечно.
– Его рукопись изучена целым рядом специалистов, в том числе военным психиатром. Если это записка, приуроченная к самоубийству, то она отличается от всех, виденных ими прежде.
– Мне позволили ознакомиться с копией, – вымолвил Куэйл. – И хотя в ней содержалось ясное намерение Сотера свести счеты с жизнью, следует предположить, что сей акт должен был приумножиться мертвым телом.
– Потому мы и продолжаем его поиск, – сказал Хассард. – Сотер разыскивается для дознания по пяти смертям: Элизы Дануидж с отцом, книготорговца Мэггза и двоих уличных ребятишек.
– По моему разумению, Мэггз до сих пор считается пропавшим, – напомнил Куэйл, – а единственное разъяснение того, что могло с ним приключиться, содержится в описании Сотера.
– Прошлой ночью из Темзы выловлен труп. Состояние его неважное, но есть уверенность, что это именно Мэггз. Итого жертв получается пять.
– А как же субъект, который, по заявлению Сотера, пытался пролезть в окно дома Молдинга?
– Возможно, плод воспаленного воображения, – ответил Хассард. – Хотя окно и было выбито, никаких признаков человека или зверя на территории Бромдан-Холл не выявлено. В общем, жертв, к которым Сотер имел то или иное касательство, – пять, и этого достаточно, чтобы надеть ему петлю на шею.
– Вы прямо-таки убеждены в его виновности.
– Рукопись производит впечатление, что автор себя выгораживает. Весь этот абсурд насчет насекомых в комнате Мэггза, с последующим исчезновением трупа. Сотер, похоже, имел в виду, что от Мэггза мог избавиться Дануидж-старший, но его мы допросить теперь не можем. Сотер расквитался и с ним. Он избил Дануиджа до смерти, а тело бросил в подвал дома, где квартировал Мэггз.
– Так утверждаете вы.
– И он остается основным подозреваемым, если только вы не можете указать нам иного.
– Сотер был человеком излишне восприимчивым, но в свое время он оказался героем. Его сломила война.
– Которая сломила многих, но не все они стали убийцами.
– Вы правы. Но необходимо понимать обстоятельства, которые могли их породить.
– Неужели?
Куэйл тягостно вздохнул. Возможно, детектив был не столь достоин его внимания и интереса.
– Теперь насчет детей, – произнес Куэйл.
Хассард пошевелился в кресле.
– Что именно?
– Я слышал, они были… с особенностями.
– У них был рахит.
– Не рахит, а кое-что похуже. Она были едва ли не мутантами.
– Что за вздор!
– А вздор ли то, что вы их до сих пор не идентифицировали? Или что они были без родителей и опекунов и никто не вызвался востребовать их тела?
– Но ведь это их уже не вернет к жизни, не так ли? – насупился Хассард. – Извините за дерзость, мистер Куэйл, но впечатление такое, будто вы чуть ли не сомневаетесь, что руки Сотера вообще замараны.
– Я адвокат, – напомнил с нажимом Куэйл. – Задавать вопросы – мой долг.
– А мой – найти убийцу… и его сообщника.
– Сообщника? Интересно.
– Прежде чем экономка вызвала полицию, кто-то проник в дом. Сотер в своей рукописи утверждает, что забаррикадировал двери, а затем заперся в тайной комнате Молдинга. Однако на момент прихода экономки парадная дверь оказалась открыта, равно как и вход в ту комнатушку. В обоих случаях они были вышиблены снаружи. Мы нашли отметины.
– И какие же?
– Вначале мы решили, что они сделаны ломом. Но теперь более вероятной считается версия насчет грабель или другого инструмента с зубьями, способными царапать дерево. Мы допросили землекопа, но выяснили, что в те часы он не покидал дома, что подтверждает его семья.
– Зубья, – задумчиво пробормотал Куэйл.
Он вытянул правую руку и согнул пальцы, оглядывая свои безукоризненно отполированные ногти. Хассард заметил его жест, но ничего не сказал.
– А книга, про которую писал Сотер? – спросил Хассард. – Которую он сжег?
– Да, – рассеянно кивнул Куэйл. – «Разорванный Атлас».
– Ее следов мы в камине не нашли.
– Но это же книга, – пожал плечами Куэйл. – Им свойственно сгорать.
– Действительно.
Хассард постучал карандашом по блокноту.
– Скажите откровенно: вы считаете Сотера безумным? – осведомился он.
– Повторяю, по моему мнению, он был чрезвычайно восприимчивым.
– Если верить его рукописи, он считал, что часы идут назад, а измерения нашего мира меняются. Приписывал какие-то чудовищные последствия аварии поезда, из-за которой порушились телеграфные столбы.
– Я помню другого Сотера – с добрым нравом.
– А вы в курсе, что месяц назад он наведывался к генералу сэру Уильяму Палтни и устроил там форменный скандал? Хорошо, что генерала не оказалось дома, а то кто знает, чем бы все кончилось? Может, и еще одной жертвой.
– Впервые слышу!.. Хотя поверьте, Сотеру до Палтни дела особо не было. Во всяком случае, он не питал насчет него ни иллюзий, ни бурных чувств.
– Племянник Молдинга в беседе со мной придерживался иного мнения.
– Мистер Себастьян Форбс, – неприязненно сказал Куэйл, – ждет не дождется, когда сможет заполучить огромное наследство. Вскоре решатся дела по состоянию Молдинга, и он озолотится.
– Мистер Форбс сетует, что как душеприказчик его дяди вы не очень-то расторопны в улаживании деталей, позволяющих ему вступить в наследные права, – парировал Хассард.
– Правда? – выгнул брови Куэйл. – Как странно. Ограничимся тем, что мистер Форбс непременно получит все, что ему причитается. Как только наступит срок.
Хассард хотел что-то сказать, но прикусил язык и спрятал блокнот во внутренний карман.
– У нас все? – вежливо спросил Куэйл.
– Пока да.
– Простите, что не смог быть для вас более полезным.
Хассард выдавил улыбку.
– А вы и впрямь так считаете?
– Вы очень циничны, даже для детектива.
– Наверное. Уменя есть еще один вопрос, последний. Который меня, признаться, волнует.
– Задавайте.
– Вы верите в то, что Сотер мертв?
Куэйл задумчиво помолчал и наконец произнес:
– Я верю в то, что здесь, на этой земле, мы не найдем Сотера целым и невредимым.
– Оригинальный ответ.
– Вы так считаете? – усмехнулся Куэйл. – Давайте-ка я вас провожу. Лестница у нас здесь шаткая.
Омут ночи становилcя все глубже.
Когда призрачный нимб света, различимый сквозь портьеры Куэйла, погас, сам юрист очутился во дворе. Он прошел по булыжникам, отпер какую-то дверь (та находилась как раз напротив его конторы) и аккуратно прикрыл ее за собой. Проверять, нет ли за ним наблюдения, он не стал, поскольку обладал прямо-таки сверхчувствительностью.
Ведь он варился в этой среде уже долгое время, а впереди него расстилалась бесконечность.
Он поднялся по крутым ступеням в свое уютное жилище: столовую, совмещенную с библиотекой гостиную, кухоньку и спальню (главное место в опочивальне занимала массивная дубовая кровать того же оттенка и винтажности, что и письменный стол в кабинете). Опять же, получи мифический наблюдатель, располагающий и временем, и особым интересом к укладу жизни адвоката Куэйла, разрешение на вход и обладай он достаточной проницательностью, он бы, возможно, обнаружил кое-что любопытное. Парадоксально, совокупная площадь квартиры Куэйла изрядно превышала пространство, ограниченное стенами. Пожалуй, потенциальный соглядатай был бы весьма изумлен данным фактом.
Большинство трудов на полках было посвящено юриспруденции, а между ними вкраплениями виднелись фолианты по оккультизму. Книги эти были уникальны: среди них имелись даже трактаты, проклятые церковью из-за своего непотребства и черной греховности.