— Что ж, звучит разумно. — Шивон откинулась на спинку стула. — Расскажите мне немного о себе, констебль Гудир.
— Что именно?
— Что-нибудь.
— Вам, наверное, известно про моего деда?.. — Он посмотрел на нее, и Шивон кивнула. — Многие знают, хотя и не говорят… — Гудир вздохнул.
— Когда он умер, вы, наверное, были совсем маленьким?
— Мне было четыре, но я его почти не помню. Когда он… сидел, папа и мама не брали меня с собой.
— Вы имеете в виду — на свидания? — уточнила Шивон, и Гудир кивнул.
— Мама очень тяжело переживала… Она всегда была немного нервной, главным образом потому, что ее родители считали — мой отец ей не ровня. А когда мой дед, то есть папин отец, угодил в тюрьму, они сочли это еще одним доказательством своей правоты. Кроме того, в трудные минуты жизни отец частенько прикладывался к бутылке… — Он криво усмехнулся. — Наверное, некоторым людям лучше вообще никогда не жениться.
— Но в этом случае не было бы Тодда Гудира.
— Пути Господни неисповедимы. Вероятно, у Бога были какие-то свои соображения насчет меня.
— Что же заставило вас пойти в полицию? Может быть, история ваших родителей так на вас повлияла?
— Может быть, хотя… Спасибо, что не спешите с выводами, сержант. Многие говорили мне прямо в лицо — мол, я пытаюсь искупить причиненное дедом зло или доказать, что не все Гудиры вылеплены из одного теста. А это немного… раздражает.
— Стереотипное мышление? — предположила Шивон.
— Что-то вроде того. А как насчет вас, сержант? Что заставило вас стать детективом?
Шивон немного подумала, но в конце концов решила сказать правду:
— Я думаю, что таким образом я пыталась выразить протест против ценностей, которым были привержены мои родители. Они были типичными либеральными левыми, шестидесятниками.
— И единственным способом выразить свое несогласие с их мировоззрением было присоединиться к системе? — Гудир с пониманием улыбнулся.
— Неплохо сказано, — одобрила Шивон, отпивая глоток кофе из чашки. — Ну, хорошо, а что думает о вашей работе брат?
— Вы знаете, что у него были неприятности с полицией?
— Я знаю, что его имя встречается в наших сводках, — призналась Шивон.
— Вы меня проверяли?
Она и не подумала ответить, и Тодд опустил голову.
— Я с ним не общаюсь. — Он немного помолчал. — Впрочем, не совсем так. Когда Сол попал в больницу, я навестил его раз или два.
— С ним было что-нибудь серьезное?
— Нет. Просто подрался с кем-то в пабе. Сол… он такой.
— Он старше вас или моложе?
— Старше. На два года. Впрочем, это почти не бросается в глаза. Еще когда мы были мальчишками, соседи часто говорили, что я выгляжу более зрелым, более взрослым. Правда, в основном они имели в виду, что я веду себя лучше. Я и вправду почти не хулиганил, ходил за продуктами, занимался уборкой и всем прочим… — Казалось, Гудир полностью ушел в воспоминания, но уже в следующее мгновение он тряхнул головой, словно избавляясь от посторонних мыслей.
— У инспектора Ребуса, кажется, свои счеты с Кафферти? — спросил Гудир.
Внезапная перемена темы разговора застала Шивон врасплох.
— Смотря что вы имеете в виду, — осторожно ответила она.
— Среди патрульных ходят всякие слухи… Поговаривают, что Ребус и Кафферти близко знают друг друга.
— Они ненавидят друг друга.
Свои собственные слова Шивон услышала как бы со стороны.
— В самом деле?
Она кивнула.
— Я часто спрашиваю себя, чем это закончится…
Последнюю фразу Шивон произнесла так, что можно было подумать — она обращается не столько к констеблю, сколько к себе самой. В последнее время Шивон действительно не раз об этом задумывалась.
— А почему вы спрашиваете?
— Я думаю, что в торговлю наркотой Сола втянул Кафферти.
— Думаете или знаете?
— Сол никогда не говорил об этом со мной, но…
— Но?..
Гудир улыбнулся.
— Интуиция. Или полицейским больше не разрешается ее иметь?
Шивон тоже улыбнулась, невольно подумав о Ребусе.
— Разрешается, но не одобряется.
— Однако прозрения все еще случаются. — Гудир сосредоточенно разглядывал остатки кофе в своей чашке. — Хорошо, что вы успокоили меня насчет инспектора Ребуса. Когда я упомянул о Кафферти, вы совсем не удивились.
— Как вы сами сказали, я кое-что проверила.
Гудир улыбнулся и кивнул, потом спросил, не хочет ли она еще кофе.
— Пока хватит, — ответила Шивон, одним глотком допив все, что оставалось в ее чашке. На то, чтобы принять решение, ей понадобилось всего несколько секунд. — Вы ведь служите в Торфихене, верно?
— Верно.
— Они там обойдутся без вас сегодня утром?
Гудир просиял, словно мальчишка, получивший долгожданный рождественский подарок.
— Я позвоню к вам в участок, — продолжала Шивон, — и предупрежу, что забираю вас на несколько часов. Всего на несколько часов, имейте в виду!.. — Она погрозила ему пальцем. — Посмотрим, как у нас пойдут дела.
— Вы не пожалеете, — уверил ее Гудир.
— Вы уже говорили это в пятницу, — ответила она. — Теперь постарайтесь воплотить свои слова в жизнь.
Шивон с наслаждением потянулась. «Мое первое дело, — думала она. — Моя команда…» И первый человек, которого она привлекла к расследованию. Тодд Гудир с его неподдельным энтузиазмом чем-то напоминал Шивон ее саму — ее ранние годы, когда сама она была простым патрульным. Быть может, именно поэтому ей захотелось дать ему шанс — или же она просто решила избавить Гудира от пожилого напарника, который не столько думал о службе, сколько считал дни до пенсии. Кроме того… Кроме того, подумала Шивон, когда Ребус уйдет, полезно будет иметь некий буфер между собой и оставшимися коллегами.
«Кто ты, Шивон Кларк, эгоистка или альтруистка?» — спросила она себя, и не нашла ответа.
Возможно ли быть и тем и другим?
Роджер Андерсон преодолел уже половину своей подъездной дорожки, когда заметил какую-то машину, блокировавшую ворота. Ворота в его доме были автоматическими, при нажатии на кнопку пульта дистанционного управления они открывались на улицу, но сейчас прямо перед ними стоял подержанный «сааб» неопределенного цвета.
— Чертовы кретины!.. — выругался Андерсон, гадая, кто из соседей виноват в том, что он не может выехать со своего участка. У Арчибальдов, живших через два дома от него, постоянно работали рабочие или кто-то гостил; к Грейсонам с противоположной стороны улицы приехали на всю зиму сыновья, только что закончившие школу и собиравшиеся поступать в колледж. Наконец, машину мог бросить перед воротами коммивояжер или разносчик рекламных брошюрок — эта публика вообще не привыкла думать об удобстве других. Проклятье!
Андерсон несколько раз посигналил, но добился лишь того, что в окне гостиной появилось недоумевающее лицо жены. Между тем в «саабе» определенно кто-то был… И вовсе не на пассажирском сиденье, а на самом что ни на есть водительском! Тогда почему этот болван не отъедет?
Андерсон еще пару раз нажал на сигнал, потом отстегнул ремень безопасности и, выбравшись наружу, решительно двинулся к «саабу». Когда он приблизился, стекло водительской дверцы поехало вниз, и Андерсон увидел знакомое лицо.
— А-а, это вы… Вы были у нас вчера, инспектор, э-э-э…
— Инспектор уголовного розыска Ребус, — любезно подсказал Ребус. — Как поживаете, мистер Андерсон?
— Послушайте, инспектор, я действительно собирался зайти сегодня к вам в участок, чтобы…
— Пожалуйста, пожалуйста, в любое удобное для вас время, — перебил Ребус. — Я к вам не по этому поводу.
— Не по этому?..
— В пятницу, сразу после визита к вам, мы навестили вторую свидетельницу, мисс Зиверайт.
— Ну и что?
— Она сказала, что вы приезжали ее проведать.
— Да, это верно.
Мистер Андерсон быстро обернулся через плечо, словно желая убедиться, что жена не может его слышать.
— У вас были какие-то особые причины для встречи со свидетельницей?
— Нет, но… Как вы правильно сказали, я решил ее навестить, чтобы убедиться — она не… что у нее все в порядке. Она ведь пережила сильный шок, вы согласны?
— Да, конечно. А ваш приезд стал для нее еще одним потрясением.
Андерсон покраснел:
— Я навестил ее просто для того…
— Да-да, я понял, — снова перебил Ребус. — Не могли бы вы рассказать, откуда вы узнали ее имя и адрес? В телефонном справочнике никакой Нэнси Зиверайт нет.
— Мне сказал кто-то из ваших…
— Сержант Кларк?
Ребус нахмурился, но Андерсон покачал головой.
— Когда полицейский записывал наши показания или сразу после этого, я предложил подвезти девушку домой, и ваш человек назвал ее имя. И упомянул Блэр-стрит. Вот как это было.
— И вы, значит, обошли всю Блэр-стрит в поисках домофона с ее фамилией?
— Я ведь не сделал ничего плохого.
— Разумеется. Больше того, я уверен, что вы рассказали о вашей поездке миссис Андерсон.
— Послушайте, инспектор…
Но Ребус уже завел мотор.
— Встретимся в участке, мистер Андерсон. И не забудьте прихватить с собой вашу дражайшую супругу.
С этими словами он отъехал. Окошко с его стороны так и осталось открытым, но Ребус не торопился его закрывать. Он знал, что в этот час, когда множество машин возвращается в город, движение не будет быстрым, а ему нужно было слегка проветриться после вчерашних трех пинт. В субботу он смотрел телевизор и наткнулся на передачу, посвященную недавно умершему футболисту Ференцу Пушкашу. Ребус был еще подростком, когда в Хэмпдене состоялся финал Кубка европейских чемпионов между мадридским «Реалом» и франкфуртским «Айнтрахтом». Он до сих пор помнил, что испанцы выиграли со счетом 7:3. Это была великая игра, а Пушкаш — один из величайших футболистов своего времени. Юный Ребус даже нашел в атласе его родную Венгрию и сразу захотел там побывать.
Сначала Джек Пэлэнс, а теперь и Пушкаш — оба были мертвы. Именно это, печально подумал Ребус, и происходит с великими героями.