— Несколько лет назад, когда моя дочка пошла на дискотеку, я однажды заглянула туда. Вы знаете, это пытка для ребят, только неосознаваемая ими. Слепящий свет, мощный звук не дают сосредоточиться. Может быть, мало кто знает, что «звуковое давление» воздействует на все органы, а не только на слух. Так, из коры надпочечника выделяется кортизон, который ослабляет печень, она с трудом выводит из организма вредные вещества, а среди них те, что ведут к раку. Очень вредна такая музыка для несформировавшегося еще мозга, а нарушенные (и разрушенные) структуры его не восстанавливаются...
— А как же аргумент в оправдание такой формы досуга, как борьба с гиподинамией?
— А вы взгляните на юные лица на той же дискотеке или во время рок-концерта... Думаю, подобный аргумент исходит от социально безответственных людей.
Мы ведь ломимся в открытую дверь, когда говорим о роке как о феномене воздействия на человека, сходном с воздействием алкоголя, наркотика. Об этом открыто говорят на Западе политики и социологи, писатели и психиатры, общественность. Исследователи насчитывают десятки психоэмоциональных травм, которые получает юный, как правило, слушатель рока. Среди них рефлекторная утрата способности к сосредоточению, нарушение памяти, мозговых функций, нервно-мускульной координации, депрессивные состояния, доходящие до невроза и психоза. Наконец, склонность к самоубийству и убийству, усиливающаяся при длительном слушании рок-музыки. Причем речь о массовых заболеваниях, а это не менее серьезно, чем гибель природы или алкоголизация населения. Социологи подсчитали, что подросток наш слушает музыку около трех часов в день. Если учесть, что индустрия развлечений все более превращается в идеологию, управляющую молодежным сознанием в масштабах страны, то надо честно признать: целое поколение соотечественников вырастает в беспамятстве. Любое общество заинтересовано в здоровом потомстве. Недаром гласит пословица: «Разложите молодежь — вы победите нацию». Между тем искусственно подогревается интерес к приезжим рок-звездам, заметно потускневшим на небосводе западной масс-культуры, поощрительно отношение молодежных массовых изданий к тому, как у нас копируют стиль, течения рок-музыки, тогда, как считают некоторые специалисты — и практики, и теоретики,— рок нужно не копировать, не развивать, а преодолевать. Иначе мы в самом деле окажемся в положении ученика колдуна, вызвавшего духов, но не сумевшего ими овладеть и погибшего.
Как справиться с «чарами колдуна»? Вопрос о такого рода «творчестве» ставил еще русский философ Сергей Булгаков в 1914 году: одержимость — это смерть для искусства; красота выходит «безобразна, бесславна, не имущая вида», тогда как подлинное искусство и творчество неотделимо от красоты, ею порождается, ею живет. Оно влюблено в мир, в природу, в человека... Можно вспомнить мысль американского писателя Гарднера: «Я убежден, что, когда прозвучит сигнал тревоги, хорошее искусство одолеет».
У нас есть, так сказать, «предпосылки», чтобы одолеть. Мы имеем высокопрофессиональную музыку, она собирает горячо заинтересованную, но узкую в масштабах страны аудиторию. У нас есть любители классической музыки, фольклора, прекрасные самодеятельные коллективы, владеющие традициями народного музицирования. Что же, запретить рок-музыку, мода на которую властвует над всеми музыкальными течениями?
Это путь наименьшего сопротивления, считает кандидат искусствоведения О. Т. Леонтьева, автор работ по современному музыкальному авангарду. Задача людей, которых у нас называют «работниками культуры», в том, чтобы методами воспитания, методами пропаганды, составлением радио- и телепрограмм, регулированием нотных изданий и контролем над производством грамзаписей и кассет создать такую музыкально-культурную атмосферу, которая помогла бы молодым любителям музыки сформировать вкус, воспитать способность критически мыслить. Тогда-то, относясь к чужой культуре с уважением, они будут беречь и свои традиции. Другого выхода просто нет.
А помните, как одно время наша печать, телевидение популяризовали «уроки Кабалевского» как выдающееся достижение советской педагогики? Вспоминаю уроки пения в школе. На слух разучивали песенку про чибиса, «Широка страна моя родная» и «Взвейтесь кострами...». На доске учительница чертила мелом нотную линейку и ставила нотные знаки, заглядывая в тетрадку...
О многом нам с вами и не нужно было бы сегодня говорить, будь система музыкального воспитания в стране совершенной. Основа его — народная культура и классика. Другого просто нет. Однако это требует труда и труда. Студенты консерватории идеальные, так сказать, носители музыкальной культуры, но их абсолютное меньшинство среди молодежи. А первичное или начальное музыкальное образование в стране — в плачевном состоянии!
Столь неуклонно и непререкаемо внедрявшаяся минпросом долгие годы «программа Кабалевского» направлена была на пассивное заучивание детьми немногочисленных и часто весьма сомнительных по своей музыкальной ценности песенных образцов. Программа была рассчитана «на урок пения» чаще всего в условиях тесного класса, где в лучшем случае дети получали готовые «образцы» музыки через звукозапись или расстроенное пианино, при этом пассивно воспринимая предписанное к слушанию. Педагоги не то что не владеют современными методами музыкального воспитания — они не слышали ни о системе японца Судзуки, основанной на коллективном практическом музицировании, ни о системе Карла Орфа, западногерманского композитора. Эта система широко распространена во многих странах, в том числе и социалистических. Основана она на материале музыкальной этнографии народов мира, рассчитана на живое творческое инструментальное и вокальное музицирование детей. Оно развивает в них природную естественную музыкальность. А это и есть первое условие охраны «внутренней среды» человека от вредоносных загрязнений.
Надо поскорее избавиться от принудительного ассортимента серых, нарочито инфантильных и назойливо дидактических «детских» и «школьных» песен, которыми закрывают ребятам путь к народной мировой музыкальной культуре. Известно, что простым назиданием, дидактикой нельзя научить профессиональным навыкам, заложить нравственные основы. Все это достигается желанием, что, кстати, было свойственно народу и на чем, собственно, строилась трудовая этика.
Мало ценим и достижения в отечественной музыкальной педагогике. В Литве, например, работает Эдуардас (Педагогический институт, г. Шяуляй). Он написал учебник музыки для школьников, который был бы хорошим подспорьем не только для литовских учителей. А недавно услышал о челябинце В. А. Жилине, который сумел создать интересную и эффективную методику, пользуясь русскими народными инструментами в сочетании с некоторыми основами музыкально-педагогической системы К. Орфа.
...Пишу все это и ловлю себя на мысли, что спорить-то вроде не о чем — чего же утверждать очевидные вещи! Не могу отделаться от впечатления, что слишком долго затянулся спор о том, нужна ли рок-музыка — не нужна рок-музыка. Так мы можем «проговорить» отпущенное нам всем время для дела и растворимся в стихии говорения, потому что так легко впасть в соблазн необходимости спора, который превращается в «дурную бесконечность». Но это-то в лучшем случае. В худшем получается то, о чем по другому поводу заметил член-корреспондент Академии наук СССР С. С. Аверинцев: «Когда люди перестают чувствовать себя не только разделенными, но и объединенными ситуацией спора, как занятия человеческого, когда они окончательно и безнадежно разучиваются понимать друг друга, они сами, по своей воле уступают все свои позиции и в придачу к ним нее свои моральные права — «нелюдям». А уж те приступят к делу, что называется, без дураков, те наведут порядок — свой порядок; и ужас будет в том, что людям даже не на что будет жаловаться. Все по заслугам».
Такой «нечеловек» может соглашаться и с «нами», и с «ними». Его обычно называют «терциус гаудэнс», в переводе с латинского «третий смеющийся»; третье лицо, извлекающее выгоду из борьбы двух противников.
М. МЕЛЬНИКОВ. РОК И ФОЛЬКЛОР?
Защитникам «рок-культуры» не откажешь в смелости, умении отвоевывать все новые и весьма высокие рубежи в средствах массовой информации, вести наступательную полемику со своими оппонентами. «Собеседник» № 50 (декабрь 1988 г.) не просто публикует статью автора книжки о советском роке («Снова в СССР») Артема Троицкого, но и представляет его как «известного музыкального критика». Психологический расчет верен. Под гипнозом подобной аттестации автора читатель не устоит, примет все, что ему предложит «известный музыкальный критик». К тому же критик предлагает вести разговор «спокойно, со знанием дела». Спокойствие его, правда, шито белыми нитками, но полемику с авторами статей о роке в «Нашем современнике» он действительно ведет со знанием дела. Чтобы читатель не вздумал обратиться к аргументам В. Чистякова, И. Саначева, М. Дунаева, Б. Гунько, А. Чиркина, автор сразу же повязывает «Наш современник» с «сусловщиной и ждановщиной», а заодно и со СПИДом, с четвертым реактором Чернобыльской АЭС, нацистами Германии, аятоллой Хомейни и американским ку-клукс-кланом. Борзо пишет известный критик! Лихо! Цитируя, например, высказывание М. Дунаева, что Джон Леннон «сгубил свою душу в сатанинском служении», заявляет: «Из чего следует, что и советский исследователь верует в сатану. С чем его и поздравляю». А может быть, сатана в самом деле существует? Иначе кто бы помог А. Троицкому вполне здравую мысль перевернуть, перелицевать, поставить с ног на голову?
Все, кто против рока,— «враги народа». Ж.-П. Режимбаль — не «исследователь рок-культуры», а «хрестоматийный тип религиозного мракобеса». Следуя «логике» А. Троицкого, заявляю, что Георг Мендель не основоположник великого направления в биологии, а монах-реакционер и многое другое. Еще нужны примеры? Остановлюсь только на одном выводе, сделанном психологами и социологами многих стран: рок порождает агрессивность. Для подтверждения данного вывода не надо далеко ходить за примерами, достаточно процитировать «известного музыкального критика»: «...суждения авторов «Нашего современника» о рок-музыке практически дословно совпадают с оценками ее мировыми мракобесами всех мастей...» Выплеснуть на страницах «Собеседника» столько тщетно сдерживаемой ярости и облечь ее в словесные формы обличительных речей конца 30-х можно только под воздействием рока.