А что, если его сейчас разведут, чтобы пропустить лодки, скопившиеся внизу, а я в это время окажусь на самой середине? Но я тут же отогнала прочь эту страшную мысль, пообещав себе поразмышлять об этом потом, позднее. Прямо почти как Скарлетт О’Хара, улыбнулась я про себя.
Я уже собралась снова звонить Гиббсу, но тут же снова передумала и вспомнила про Дебору. Дебора примчалась бы ко мне на помощь без промедления. Я знала это. Но Оуэн – мой брат, и сейчас ему нужна только я.
Я включила правый поворотник и поехала в сторону моста. На самом въезде я снова остановилась и стояла до тех пор, пока машина, ехавшая за мной следом, не просигналила громко, очевидно, требуя от меня, чтобы я либо ехала, либо не мешала движению и уступила дорогу другим. Судорожно вцепившись в баранку обеими руками с такой силой, что через секунду совсем перестала чувствовать их, я двинулась вперед. Я почувствовала, как меня всю трясет, во рту стало горько, как от полыни. Дыши! Дыши! Дыши!
Дождь слегка утих, но дворники продолжали работать с полной нагрузкой, мельтеша на огромной скорости по ветровому стеклу. А я не могла разжать руки, сжимавшие руль, для того чтобы отключить их. Блюм. Блюм. Блюм. О, как же я ненавидела этот тяжелый шаркающий звук, как ненавидела сам этот мост, ибо в эту минуту он напоминал мне совсем другой мост, тот, на котором потерявшая управление машина пробила боковое ограждение и на полной скорости рухнула вниз, в воду. Последнее, что я запомнила тогда, прежде чем машина погрузилась вся без остатка в пучину ледяной воды, это точно такой же звук: блюм.
Дыши. Дыши. Снова и снова повторяла я себе. Я была уже почти на самой средине. Створки моста не были раздвинуты, и, следовательно, мне нужно двигаться вперед. Главное сейчас – не останавливаться. Потому что если я остановлюсь, то еще вопрос, хватит ли у меня силы духа ехать дальше. На мосту было полно машин. Все ехали довольно медленно, а мне вдруг захотелось рвануть вперед на полной скорости. Давай же, пошевеливайся! Мысленно скомандовала я белому внедорожнику, ехавшему впереди.
– Ну, давай же! Шевелись! – повторила я уже вслух дрожащим голосом, чувствуя, как покрылся испариной мой лоб.
Ты гораздо сильнее, чем думаешь сама. Неожиданно из горла вырвалось рыдание, горячие слезы брызнули из глаз.
– Двигайся! – прошептала я, обращаясь к машине, которая черепашьим шагом ползла впереди. Нога опять соскользнула с акселератора, а затем уперлась в тормоза. Сзади снова просигналили. Мне захотелось остановить машину, выскочить из кабины и убежать обратно.
Человек крепче всего на изломе. Я стала быстро-быстро моргать, разгоняя слезы и обретая способность снова видеть. Когда-то эти слова сказала мне Лорелея. Я даже вспомнила, что в тот самый момент хотела поспорить с ней.
– Поторапливайся! – в который раз обратилась я к багажнику ползущего впереди внедорожника, но уже без прежнего нажима в голосе. Дворники энергично метались по ветровому стеклу: туда – обратно, туда – обратно. Мужество – это когда ты совершаешь нечто такое, чего от тебя не ждут. Эти слова пришли ко мне как озарение. Такое ощущение, что они всегда таились в глубинах моего сознания и их никто мне не говорил.
Дыхание мое стало более ровным, я непроизвольно ослабила хватку рук, с которой сжимала баранку. Я даже вдруг увидела огни по обе стороны моста, но все еще не осмеливалась оглянуться вокруг, сознательно устремляя свой взгляд только вперед, только на дорогу перед собой. Автомобильный поток неторопливо пересекал мост, и я двигалась в этом потоке, послушно плетясь впереди идущих машин. Но вот наконец мы съехали с моста, и я снова почувствовала под собой твердую почву.
В ушах у меня звенело, кровь пульсировала в висках. Наверное, надо сделать остановку, мелькнуло в моей голове, привести в порядок свои чувства, восстановить дыхание. Так ведь и до сердечного приступа недалеко. Лорелея ведь меня предупреждала, боялась за меня. Если бы не то внутреннее напряжение, которое сейчас сковало все мускулы на моем лице, то я, пожалуй, даже попыталась бы улыбнуться. Уж очень забавно сейчас прозвучали в моем сознании слова, произнесенные с типичным южным акцентом. Точь-в-точь как говорила Лорелея. Но останавливаться мне никак нельзя. Оуэн сейчас где-то один в ночи. Может, он даже заблудился, и я обязана как можно скорее найти его.
На смену дождю пришла мелкая морось. Я наконец отцепила руки от баранки и отключила дворники, непрерывно мелькавшие перед глазами. Проселочные дороги Ледис-Айленд утопали в кромешной тьме, с трудом можно было различить дорожные знаки. Я включила передние фары на полную мощность, чтобы хоть как-то осветить дорогу впереди. Постаралась сделать вид, что не заметила двух подозрительных желтых глаз, мелькнувших в зарослях возле самой дороги. Внимательно отслеживала все придорожные знаки и одновременно искала глазами голубой велосипед и красный шлем на голове мальчика, который так далеко укатил от своего дома. Единственная моя надежда, что Оуэн все же успел добраться до дома Гиббса еще до наступления темноты и сейчас укрывается от непогоды где-нибудь под портиком.
Я свернула вправо, увидев знакомый загородный дом в стиле семидесятых, украшенный яркой рождественской иллюминацией, свисающей с парадного крыльца. Этот дом я заприметила еще в прошлый раз. Еще один поворот. Теперь я точно знала, что двигаюсь в нужном направлении. Нажала на акселератор и понеслась вперед, не обращая внимания на то, какая скорость высвечивается на спидометре. Скорее! Скорее в конечный пункт моего назначения. Впереди промелькнула длинная подъездная дорога, ведущая к дому Гиббса. Я слегка притормозила возле металлического почтового ящика, который тоже остался в памяти от предыдущих поездок. Вздохнула, и облегчение моментально растеклось по всему моему телу.
А потом снова рванула вперед. Из-под задних колес разлетались в разные стороны комья земли и грязи, мелкие камешки и камни покрупнее, но я боялась застрять в какой-нибудь луже, а потому упорно жала на газ. Над входом в дом Гиббса горел одинокий фонарь. Прежние сомнения вспыхнули во мне с новой силой. А что, если ребенок прячется именно там?
Сбросила скорость и притормозила машину на парковке неподалеку от дома. Оставила ключи в замке зажигания и включенные передние фары. Быстро выбралась из машины и побежала по направлению к дому.
– Оуэн! Оуэн! Ты здесь?
Но на крыльце было пусто. Кресла-качалки замерли в неподвижности. Его здесь нет. Значит, он на пристани. Я спрыгнула с крыльца. Туфли моментально увязли в грязи. Но разве сейчас до них? Я вихрем помчалась к причалу.
– Оуэн! Оуэн! Ты где?
– Мерит? – раздался голос из темноты.
Неужели ослышалась? Или померещилось? Я едва не упала лицом в грязь, споткнувшись о какую-то корягу, но кое-как удержалась на ногах.
– Я здесь, у причала.
Я побежала уже на голос. Весь причал был расцвечен уличными огнями Бофорта. Их слабый свет долетел и сюда, отражаясь от нависших над рекой туч. В этом мерцающем свете я увидела Оуэна. Во всяком случае, различила контуры его фигуры. На нем был непромокаемый дождевик желтого цвета, тот, что купила ему мать. А ведь совсем недавно он по секрету сообщил мне, что после второго класса никто не напялит на себя такую одежку. Особенно мальчики.
– Оуэн! – снова выкрикнула я во весь голос и бросилась к нему, схватила его в свои объятия, он тоже обхватил меня обеими руками. Я прижала его к себе с такой силой, что вскоре послышалось легкое пыхтение. Мальчишке явно не хватало воздуха. Я слегка отстранилась от него, но никто из нас не разжал своих рук.
– С тобой все в порядке? Не поранился?
Эмоции внутри меня стремительно сменяли друг друга. Волнение, тревога, злость, облегчение. Все сразу и все вместе.
– Со мной все в порядке, – ответил Оуэн со слезами в голосе. – Мне просто…
– Понимаю! Тебе просто нужно было очутиться в зоне безопасности. Но я так испугалась! Я так…
Я снова прижала его к своей груди, оборвав начатое предложение на полуслове, опасаясь, что все мои прежние страхи снова вернутся ко мне. Я медленно опустилась перед ним на колени.
– Пожалуйста! Прошу тебя! Никогда больше не исчезай из дома, не поставив меня в известность. Никогда! Я так переволновалась.
– Прости, Мерит! – виновато ответил Оуэн и, шмыгнув носом, вытер его своим рукавом. – Я не захотел тебя будить. Думал, что доктор Хейвард будет дома и позвонит тебе. Когда я добрался сюда, было еще светло. А потом как-то вдруг сразу потемнело, и я побоялся идти в темноте к его дому. Я ведь плохо вижу в темноте. Мне стало очень страшно… Очень…
Я откинула с его лба мокрые пряди волос.
– Понимаю! Мне тоже было страшно. Но мы должны всегда помнить, что нас двое, что мы есть друг у друга. Ты и я. Понятно? Как две половинки одного целого…
Когда-то я штудировала труды доктора Сьюза. Надеюсь, я не сильно его переврала.
– Да! Понимаю…
Мне показалось, что он улыбнулся в темноте.
– Обещай мне, что такого больше не повторится.
– Обещаю.
Что-то выпало из кармана его куртки и шлепнулось на дощатый настил пирса. Я наклонилась, чтобы поднять это. Тетрадь, бережно завернутая в пластиковый пакет.
– Это мамина тетрадь?
Оуэн кивнул головой.
– Я начал читать, а потом пошел дождь, и я спрятал ее в мешок. Побоялся, что она может намокнуть. Но мне полегчало… Будто мама снова со мной… сидит рядом и разговаривает.
Я протянула к нему руку и осторожно поправила очки на его переносице.
– Мама всегда будет с тобой. Ты же знаешь… А я знаю, что никогда не смогу заменить тебе ее. Но я буду стараться. Я буду стараться изо всех сил. Честное слово!
– Я знаю.
Вцепившись в мою руку, Оуэн повернулся в сторону воды, которая больше не казалась мне страшной. Храбрость – это когда человек делает что-то такое, чего он и сам от себя не ждет.
– Кое в чем ты оказалась права, – задумчиво бросил он, не поворачивая головы.