Прежде чем расплатиться самому, Гиббс снова уложил все покупки Лорелеи в тележку, а потом, уже выйдя из магазина, проводил ее до самой стоянки и сам толкал тележку, содержимое которой потом перегрузил в багажник ее машины. Причем он даже не спросил у нее разрешения. И такая манера поведения нравилась Лорелее. Этот человек сам, без всяких подсказок, видел, что надо делать, и делал все как положено. И снова она подумала о Мерит. Чудная мысль мелькнула у нее в голове. Но она никогда, ни за что на свете не поделится ею ни с кем из них. Боже упаси! Даже под страхом пыток.
– Спасибо! – снова поблагодарила она Гиббса, когда он предусмотрительно открыл ей дверцу машины и она села за руль. Потом включила зажигание и опустила окно, втянув в себя полной грудью струю свежего воздуха.
– Вы уверены, что с вами все в порядке? – участливо поинтересовался у нее Гиббс.
– Со мной все хорошо. Не волнуйтесь.
Лорелея подняла глаза вверх и посмотрела на Гиббса. Такие же глубокие тени вокруг глаз, как и у Мерит.
– Соболезную вам от всей души. Вначале потерять бабушку, а потом, спустя какое-то время, и брата. Это большое горе. Понимаю! Вы с ним давно не виделись, но все равно его уход не оставил вас безучастным. Вам нужен человек, с которым вы могли бы выговориться, снять этот груз со своей души… Если захотите поговорить о своем брате, дайте мне знать. Я с радостью… Вообще-то я и сама люблю поговорить, но слушать я тоже умею.
– Вы – замечательная женщина, Лорелея. Надеюсь, общение с Мерит вас не испортит.
Лорелея негромко рассмеялась.
– О, особых поводов для беспокойства нет. Я хорошо понимаю Мерит. Понимаю намного больше и лучше, чем она это себе представляет. Она ведь из тех людей, которые считают, что их удел – это всю жизнь терпеть и страдать. Жизнь много раз била ее, это правда, и теперь она уже инстинктивно ожидает все новых и новых ударов. Хорошо, что она переехала сюда, в этот город. Всякий раз, когда я слышу, как звенят на ветру слезы русалки, у меня такое чувство появляется, будто они тоже рады приезду Мерит и приветствуют ее своей музыкой.
– Слезы русалки? – удивленно вскинул брови Гиббс.
– Да. Так моя мама называла те стеклышки, вынесенные на берег волной, из которых ваша бабушка мастерила свои китайские колокольчики.
Но вот улыбка сбежала с ее лица, будто она только что вспомнила менее приятные вещи, и она закончила уже более строгим тоном:
– Надеюсь, вы не сильно переживаете из-за того, что ваша бабушка завещала дом брату, а сейчас в нем поселилась его вдова. Особенно с учетом того, что вы в этом доме выросли… То есть основания обижаться у вас есть.
Гиббс неловко переступил с ноги на ногу, явно смутившись.
– Это наша давняя семейная традиция, передавать недвижимость по старшинству. Кэл – старший из нас двоих, а потому все правильно. Дом должен был принадлежать ему или его наследникам. А потому Мерит является полноправной хозяйкой этого дома.
Гиббс глянул на Лорелею, но такое впечатление, будто в этот момент он видел перед собой кого-то другого. Или что-то другое.
– Если бы бабушка завещала этот дом мне, то я бы сровнял его с землей. – Он отступил на шаг назад, но все еще придерживаясь рукой за оконную фрамугу. – Прошу вас! Не забудьте дать мне знать о том, когда вам понадобится консультация у врачей. Звоните в любое время дня и ночи.
– Обязательно! Спасибо, Гиббс. – В порыве чувств Лорелея коснулась его руки. – А вы не забудьте позвонить мне, когда захотите поговорить. Я действительно очень хороший слушатель.
– Уверен, что так оно и есть. Просто я думаю, не каждый окажется готовым выслушать то, что я могу рассказать. – Он наконец оторвал свою руку от машины и снова улыбнулся. – Я дам вам знать заранее о нашей лодочной прогулке.
Прощальный взмах рукой, Гиббс подхватывает сумку с покупками и направляется к своему внедорожнику. Лорелея поднимает стекло вверх, наблюдая за тем, как он уходит. Интересно, какие демоны, по его мнению, до сих пор гнездятся в дальних уголках этого старинного дома? Не те ли самые, от которых убежала прочь Мерит?
Она достала из сумочки свою заветную тетрадь в розовой обложке, открыла ее на странице, где красовалась запись, подчеркнутая ручкой, и начала писать. Самое страшное – это отнюдь не те привидения, которые якобы прячутся у нас под кроватью. Самое страшное – это знать, что та птичка со связанными крыльями, которая томится в самых дальних уголках твоей души, в один прекрасный день найдет способ вырваться на волю.
Лорелея пристегнула ремень безопасности и поехала домой, в тот старинный дом, нависший над обрывом. По дороге она размышляла над тем, что прячется уже в укромных уголках ее сердца, и прикидывала, сколько времени у нее в запасе до того момента, как она сойдется лицом к лицу с самым страшным в ее жизни.
Глава 10. Мерит
Я медленно брела через столовую, слегка коснулась рукой крышки элегантного подсервантника восемнадцатого века с резными ножками в стиле эпохи королевы Анны и с тончайшей инкрустацией по дереву, которой были украшены все выдвижные ящички. Наверху стоял чайный сервиз из серебра, потускневшего от времени. В ящичках, как я это уже успела выяснить, разложены старинные столовые приборы, тоже серебряные, с ручками в виде переплетенных ветвей роз с буквой «Х» на каждом приборе.
Проводя инвентаризацию имущества во всех комнатах дома, я уже поняла, что здесь хранится целое состояние из антиквариата и предметов искусства, собранных на протяжении нескольких поколений семьи Хейвардов. Но Гиббс не проявил никакого интереса к сокровищам бабушки. Кажется, он вообще не испытывал к ним добрых чувств, будто с каждым из этих предметов связано какое-то свое неприятное воспоминание. Да я и сама постоянно чувствовала сгущающиеся мрачные тени вокруг себя, которые незримо сопровождали каждый мой шаг по дому. Но одновременно я ощущала и тепло домашнего очага, все признаки прочного семейного уклада, проступавшего в каждой вещи, в каждой половице дома, в каждом гвозде, вбитом в стену бог знает сколько десятков лет тому назад. Да и вообще… все это время меня не покидает чувство, что дом будто застыл в ожидании кого-то, кто придет сюда и наполнит его светом вплоть до самых дальних закоулков.
Моя основная специализация – история искусства. В Фармингтоне я даже работала куратором в небольшом местном художественном музее. Но едва ли я могу причислять себя к истинным экспертам в области искусств. В нашем музее тоже хранились образчики старинной мебели. Экспонаты попадали в фонд либо в качестве даров, либо были приобретены в ходе поездок по региону. Однако все они существенно отличались от того, что видела я сейчас. Та мебель была более массивной, более грубой, более повседневной, что ли, в сопоставлении с утонченной изысканностью экземпляров, сохранившихся в доме Хейвардов. Но тут я вспомнила про длинные суровые зимы в Мэне и подумала, что такие хрупкие вещи едва ли сохранились бы в целости и сохранности на протяжении многих десятилетий в таком экстремальном климате.
Все эти вещи являлись фамильным достоянием, богатством, которое досталось мне совершенно случайно, как человеку, не имеющему на него никаких законных прав. Гиббс не проявил интереса ни к чему, за исключением реликвий чисто личного характера. Что ж, тогда уже мне придется проявить определенную настойчивость. Не хочу, чтобы в будущем между нами возникли осложнения любого толка, тем более имущественного. Пусть забирает отсюда все, что захочет. А уж после этого, как говорится, прости-прощай. Никаких личных контактов в будущем. Хочу, чтобы меня наконец оставили в покое. В конце концов, мне нужно побыть одной. Я и так уже истратила долгие годы своей жизни на то, чтобы любить людей, а потом терять их.
Я присела на элегантную софу Чиппендейл, обтянутую выцветшим от времени китайским шелком в голубых и белых тонах, только для того, чтобы перевести дыхание. Блокнот положила на колени. Хочу показать Гиббсу результаты инвентаризации. Пусть изучит весь перечень предметов, а потом выберет из него все то, что пожелает. Я слегка откинула голову назад и подставила лицо под прохладную струю воздуха, бьющую от новенького вентилятора. Даже его шум не слишком действовал мне на нервы. Пусть себе жужжит на здоровье, зато хоть немного осушит пот на лбу… да и вообще освежит лицо. Помнится, электрик при нашей первой встрече с ним посмотрел на меня очень странно, когда я заявила ему, как бы между прочим, что наверняка жарче, чем сейчас, уже не будет. Он лишь флегматично напомнил мне, что на дворе пока еще только май.
В результате я стала счастливой обладательницей целых шести довольно громоздких и неприглядных на вид вентиляторов весьма допотопной конструкции, которые мастер вмонтировал непосредственно в сами окна. Но все равно дышать в доме стало намного легче. А я между тем веду переговоры со всякими фирмами для установки уже полностью нового и современного оборудования как для кондиционирования, так и для отопления. Правда, суммы, проставленные в присланном прейскуранте, гораздо выше тех, на которые я рассчитывала. Но в такую жарищу я готова заплатить и втрое дороже, лишь бы в этом доме заработала наконец нормальная система кондиционирования воздуха. Для человека скуповатого, какая я и есть, такая готовность довольно легко расстаться с собственными денежками – это уже кое-что. Можно сказать, самый настоящий прорыв.
В дверь позвонили, и я замерла на секунду, мысленно готовясь к встрече с посетителем, после чего направилась к дверям, чтобы открыть их. На пороге стоял Гиббс и улыбался мне. Правда, улыбка у него получилась несколько кривоватой. Так обычно улыбаются пациенты, глядя на дантиста перед тем, как тот приступит к удалению зуба.
Он задержался в холле, остановившись под красивой резной аркой с каннелюрами, которая отделяла парадную дверь от остального пространства холла.
– Ого! Кажется, я чувствую прохладный воздух в помещении.
– Да. В доме действительно повеяло прохладой. Я установила кондиционеры в кабинете и парадной зале, они даже обеспечивают некое подобие сквозняка. Еще один – в столовой. Два – на втором этаже, в спальнях Лорелеи и Оуэна. И один – в мансарде. Теперь в доме действительно можно дышать.