– У меня есть креветки с рисом. И замечательные помидоры… Вчера купила в универсаме…
– Отлично! Тогда выставляй все на стол! А я пойду пока покажу Сиси наш дом. Она родом из Гринвилла. Говорит, что никогда в жизни не видела таких величественных особняков, как у нас в Бофорте.
Открылась задняя дверь, и в кухню вошла Дебора. Она замерла на пороге, увидев Сесилию и СиДжея. При виде Деборы выражение лица СиДжея стало еще более угрюмым. Девушка медленно закрыла за собой дверь и, опершись на нее спиной, посмотрела на сына Эдит. И в этот момент они оба были очень похожи на борцов, занявших исходную позицию в противоположных углах татами.
Дебора продолжала нянчиться с маленьким СиДжеем до тех пор, пока он не подрос настолько, чтобы его можно было оставлять в доме одного. Несмотря на бурные протесты сына, на его заявления, что он ненавидит свою няню, Эдит упорно обращалась за помощью только к Дебби. Впрочем, вскоре она поняла, что протесты мальчика – это не блажь и не пустые отговорки. По каким-то причинам, известным только ему самому, мальчик действительно не любил Дебби. И очень быстро Эдит поняла, в чем кроется причина такой откровенной неприязни. Дело в том, что Дебора с самого начала не особо церемонилась с ним и не стала терпеть все его капризы и выходки. Она была рослой девочкой, развитой не по годам, с сильными и цепкими руками, привыкшая нянчиться с младшими братьями и в случае чего ставить их на место. А следовательно, никакие чары СиДжея или его умасливания на нее не действовали. Физической силы девочке тоже вполне хватало, чтобы постоять за себя и заставить мальчишку подчиняться уже своим правилам поведения. Что же касается СиДжея, то он с пеленок ненавидел всякие правила и все свое детство только то и делал, что нарушал их, несмотря на усилия матери. Даже в отсутствие покойного мужа Эдит продолжала чувствовать собственное ничтожество, если не сказать никчемность. Сейчас Кэлхун давил на нее уже через собственного сына.
– Привет, СиДжей! – поздоровалась Дебора. – Рада тебя видеть.
– Привет, Дебора! – коротко кивнул головой СиДжей, но и не подумал представить ей свою девушку.
Наплевав на снобизм своего бывшего воспитанника, Дебора повернулась к Сесилии.
– Меня зовут Дебора Фуллер. Когда-то я нянчилась с СиДжеем. Должна сказать, что изрядно удивлена, что он наконец вышел из детского возраста.
Сесилия коротко усмехнулась, а СиДжей тут же крепко сжал ее за плечо. Девушка сразу же посерьезнела.
– Рада познакомиться с вами. А меня зовут Сесилия Гиббс. Я из Каролины. Учусь вместе с СиДжеем. Осваиваю профессию медсестры.
– Ну, недолго тебе ее уже осваивать. Правда, моя сладенькая?
СиДжей снова поцеловал подружку в голову. Эдит невольно почувствовала некоторое внутреннее смятение.
– Ты хочешь что-то сообщить мне? – спросила она у сына, стараясь говорить спокойно. Но СиДжей был не из тех, кого можно легко провести. Он глянул на нее так, как смотрят на какую-то мелкую козявку, ползущую по стене.
– Нет, мама! Но когда придет время, тебе я сообщу первой.
Она снова посмотрела на Сесилию, чувствуя, что сердечная боль не унимается. Ей хотелось крикнуть этой хорошенькой пичужке, чтобы она бежала прочь из их дома, вернулась к себе домой, окончила учебу, стала медсестрой и построила свою будущую жизнь так, чтобы в ней не нашлось места для СиДжея. Разумеется, она ненавидела себя за столь предательские по отношению к собственному сыну мысли. Но она уже давно перестала молиться и выпрашивать у Всевышнего прощение за все свои проступки.
СиДжей протянул руку к вазе с фруктами, взял яблоко, вытер его о рубашку и со смаком откусил большой кусок, после чего передал яблоко Сесилии. Она тоже укусила, хотя по ее лицу было видно, что ей совсем не хочется яблок.
– Хотел показать Сиси свое любимое место рыбалки неподалеку от Ледис-Айленд, но дорога там перекрыта. Случайно, не знаете почему?
Дебора повернулась к раковине и начала мыть под краном руки.
– Недавно в тех местах обнаружили обломки самолета, который когда-то давно потерпел крушение в наших местах, упал в болота.
СиДжей задумчиво прожевал очередной кусок яблока.
– А я уже тогда родился? Что-то ничего не помню об этой истории.
– Тебе тогда было почти четыре года, – тихо обронила Эдит и бросила внимательный взгляд на сына. Никогда ранее она не заводила с ним речь о событиях той страшной ночи. Не хотела, чтобы в его памяти снова всплывали обрывки давних детских воспоминаний, если они еще у него сохранились. Не хотела говорить о ночных кошмарах при свете солнечного дня. Она также никогда не рассказывала сыну о том, что именно в ту роковую ночь погиб и его отец: машина на полной скорости врезалась в дерево. Расскажи она сыну об этом, и, вполне возможно, у ребенка сразу же появились бы вопросы. А куда он ехал? Или что отвлекло его внимание от дороги? Есть вещи, которых лучше не касаться.
СиДжей снова с громким хрустом откусил кусок яблока. Звук показался слишком громким для такой маленькой кухоньки.
– А что произошло с тем самолетом? – спросил он с набитым ртом.
Дебора отвернулась от раковины и вытерла руки кухонным полотенцем.
– Точной версии нет до сих пор, – сказала она. – Но я помню, что еще на протяжении нескольких недель люди находили в болотах и на реке обломки и отдельные фрагменты самолета. – Она помолчала немного, плотно поджав губы, на лбу залегла глубокая морщина. – Помню, к нам во двор упала кукла. Мама плакала, не переставая, несколько дней, когда узнала, что все пассажиры погибли.
Сесилия заметно побледнела. Она подняла руку и инстинктивно прикрыла ею свой рот. СиДжей продолжал безучастно жевать яблоко.
– Прошу простить меня, – негромко обронила Эдит, оправляя руками юбку. – Но мне надо подготовить комнату для нашей гостьи, а потом заняться ужином.
Она почти бегом поднялась на второй этаж и закрылась в своей комнате. Вытащила сигарету из пачки, лежавшей на прикроватной тумбочке. Руки у нее тряслись так, что раскурить сигарету получилось лишь с третьей попытки. Она подошла к окну и уставилась на реку. Но своим внутренним взором она видела совсем другую картину. Ночное небо, охваченное всполохами огня. Она сделала глубокую затяжку, и ей полегчало. Никотин подействовал успокаивающе. Он медленно проникал в кровь, растекаясь по всем жилам, словно яд.
Впервые за долгие годы Эдит вдруг подумала о той неизвестной ей женщине, которая паковала своему мужу чемодан, собирая его в дорогу. Аккуратно укладывала стопки чистых рубашек, несколько пар брюк, скручивала в клубочки носки и тоже засовывала их вовнутрь, распределяя среди остальных вещей. А потом уселась писать мужу письмо, которое вложила в чемодан. До сих пор у нее стоят перед глазами каждая буковка, каждое слово, выведенное черными чернилами безупречным каллиграфическим почерком. Разве что с чересчур сильным нажимом. Эдит явственно представила себе, как эта женщина захлопывает крышку чемодана, защелкивает замки и при этом знает наверняка, что ее муж никогда не прочитает то письмо, которое она только что написала ему. То самое, что до сего дня лежит под холодильником в кухне их дома. Скорее всего, там оно и пролежит до скончания веков.
Эдит сделала еще одну глубокую затяжку, закрыла глаза и снова увидела ночное небо, рвущееся на части от непрерывных взрывов, страшный свист и шипение, с которым река принимала в себя тела погибших и еще полуживых людей, падающих в нее прямо с неба. Но вот она снова открыла глаза. Ужасающая картина пережитого исчезла. Она увидела лишь гроздь китайских колокольчиков, висевших за окном, негромко бренчавших и подпевавших легкому весеннему ветерку.
Глава 17. Лорелея
Лорелея кое-как протиснулась в дом, ногой закрыв за собой дверь. В обеих руках она тащила огромные пакеты с покупками, которые нужно было поскорее упрятать с глаз, чтобы – не дай бог! – их не увидела Мерит. Лорелее не хотелось начинать с падчерицей неприятный разговор о том, откуда она берет деньги на подобное расточительство. Капли дождя стекали с ее волос на плащ, на бумажные пакеты, которые она стала старательно запихивать за спинку дивана с обивкой в сине-белых тонах, который стоял в парадной зале. Пусть полежат там, пока Мерит не отлучится куда-то по делам из дома. А тогда уж она попросит Оуэна помочь ей отнести покупки наверх. Собственно, все они для него. За исключением двух юбок, купальника, пары шорт, одного платьица и двух вязаных топиков. Эти вещи были куплены ею для Мерит.
Лорелея безвольно откинулась на спинку дивана, пытаясь отдышаться. Наверное, стоило бы взять с собой Оуэна. Тогда она бы уж точно не прогадала с размерами. Но до шопинга ей еще нужно было подъехать к врачу, с которым у нее была назначена встреча. А ей категорически не хотелось тащить с собой сына в женскую консультацию. У этих так называемых «дамских докторов» вечно на стенках их офисов развешаны всякие картинки, иллюстрирующие некоторые части женского тела. К счастью, Оуэн пока еще не подозревает об их существовании. Остается лишь надеяться, что в подобном невежестве он еще пробудет, по крайней мере, ближайшие несколько лет.
Лорелея сделала глубокий вдох и задержала на несколько мгновений дыхание, после чего с усилием поднялась с дивана и снова вышла на крыльцо. Молния разрезала пополам тяжелое свинцовое небо, и дождь полил как из ведра. Лорелея подставила лицо под струи дождя и с наслаждением втянула в себя влажный, пропахший запахами болот воздух. С каким наслаждением она бы закупорила этот аромат в какой-нибудь флакон и постоянно носила его с собой. Или еще лучше! Наладила бы продажу такого парфюма всем тем бедолагам, которые ныне вынуждены обитать вдали от родного дома, где-нибудь посреди континентальной Америки. Наверняка она бы на таком бизнесе с легкостью заработала миллион долларов… А то и поболее.
Лорелея рассеянно улыбнулась собственным мыслям и направилась к едва стоящему на своих ножках ветхому столу, примостившемуся под портиком. На нем она предусмотрительно оставила свою находку-приз. Возвращаясь от врача, она уже почти миновала Мемориал памяти в честь всех погибших жителей Бофорта, когда увидела барахолку, где шла бойкая распродажа всякого хлама. И сразу же в ушах Лорелеи зазвучал голос мамы.