– В одной из последних статей, посвященных этой трагедии, – продолжила свой рассказ Дебора, – сообщалось, что все полетные записи черных ящиков были впервые востребованы для серьезного анализа лишь спустя какое-то время, уже в шестидесятых годах. Специалисты хотели выяснить, не получали ли пилоты каких-нибудь предупреждений непосредственно перед самим взрывом. Конечно, случись такое расследование спустя десять лет, когда уже появились технологии, с помощью которых можно было бы расшифровать любые записи, то тогда… Согласитесь, самое трудное – это не знать ответа на вопрос, так что же стало причиной катастрофы.
Я кивнула головой в знак согласия, но с отсутствующим выражением лица, потому что в этот момент мое внимание привлекла одна деталь, которой раньше я не замечала.
– Взгляните! Все сиденья пронумерованы, как и ряды кресел тоже. Интересно, имеют ли эти куклы реальное сходство с теми пассажирами, которые сидели на этих креслах?
Дебора взглянула на меня с плохо сдерживаемым возмущением.
– Конечно! Как иначе? Если уж Эдит бралась за что-то, она не отступала ни на йоту от того, что было в действительности. От ее внимания не ускользала ни одна мелочь.
Я выслушала Дебору с рассеянным видом, сконцентрировав все свое внимание на куклах, выполняющих роль тех невинных жертв, которые, ничего не подозревая, неслись навстречу своей гибели. Вот молодая женщина. Судя по фасону платья, она беременна. Маленький мальчик в шортах, пиджачке и с аккуратно повязанным галстучком сидит рядом с почтенной дамой с седыми букольками и в нарядной шляпке. Я отпрянула назад, словно вдруг стала невольным свидетелем чужой беды.
Гиббс бросил на меня сочувственный взгляд.
– Наверное, бабушка, в меру своих сил, тоже пыталась разгадать тайну этой трагедии. Вот почему сама модель самолета напоминает пазл, сложенный из отдельных фрагментов. Причем некоторые части самолета и вовсе отсутствуют. Но поскольку бабуля была вхожа в кабинеты полицейского управления, то наверняка знала о том, какие фрагменты разбившегося самолета были обнаружены, а какие нет. Само собой, она сделала копии со всех найденных обломков. А те части самолета, которые так и не были обнаружены, воспроизвела в своей модели с помощью прозрачного пластика.
– А вы знаете, откуда летел этот самолет и куда направлялся?
Странно, но это вдруг стало важным для меня. Вполне возможно, обычная человеческая реакция: всячески дистанцироваться от жертв той трагедии, высветить все, что разделяет твою и их жизни. В конце концов, просто для того, чтобы убедить саму себя, что с тобой уж точно никогда не может случиться ничего подобного.
– Самолет летел в Майами. По-моему, из Нью-Йорка. – Дебора сосредоточенно нахмурилась. Даже очки сползли у нее почти на самый кончик носа, когда она снова склонилась над моделью самолета и стала разглядывать вывороченные наружу куски металла на правой части фюзеляжа. – Наверное, это и есть тот таинственный проект, над которым Эдит трудилась все последние годы. Непонятно только, почему она не хотела ни с кем делиться о том, над чем она работала. Кстати, ее муж погиб в ту же самую ночь, в ночь катастрофы. Я хорошо это помню. Его машина врезалась на полном ходу в какое-то дерево. В полиции тогда посчитали, что его водительское внимание отвлек момент взрыва. То есть мужа уже не было, тогда зачем было устраивать такую секретность вокруг модели самолета? Ведь больше некому было порицать ее за столь необычные увлечения…
Дебора потерла подбородок рукой и прищурилась, начав обходить стол со всех сторон, чтобы разглядеть модель самолета под самыми разными углами зрения. Потом она посмотрела прямо на меня и сказала:
– Но, неплохо зная Эдит, могу лишь добавить, что, судя по всему, мне известно кое-что такое, о чем больше никто не догадывается.
В комнате снова повисла тишина, ставшая еще более невыносимой в этой духоте. Я вдруг почти явственно расслышала крики о помощи, срывающиеся с уст сорока девяти несчастных жертв. Густая тень легла на все вокруг, пожирая своим мраком остатки освещения в комнате. Я поспешила к лестнице. Мне нужен был, и немедленно, глоток чистого воздуха. Спустившись вниз, я почти бегом устремилась на улицу. Дебора и Гиббс последовали за мной.
– С вами все в порядке? – встревоженным голосом спросил у меня Гиббс.
Я кивнула в ответ.
– Мне просто нужно было подышать свежим воздухом.
Дебора улыбнулась.
– Спасибо, что показали мне свою мансарду. Позднее Гиббс сообщит вам, каковы наши совместные планы насчет использования кукольных домиков Эдит. Не знаю, как быть с моделью самолета. Вряд ли этот экспонат заинтересует полицию. Поскольку никаких конкретных выводов по поводу той давней трагедии у властей, как не было, так и нет. Но может быть, самолетом заинтересуется наш музей. Посмотрим!
– Можно я подвезу вас домой, мисс Фуллер?
– Нет, спасибо, Гиббс. И пожалуйста, зовите меня просто Дебора.
Веселые лучики морщинок собрались в уголках его глаз, когда он улыбнулся.
– Я ведь помню вас почти что с пеленок… А потому мне трудно обращаться к вам по имени. Но я постараюсь!
Дебора взглянула на небо.
– По-моему, стало прохладнее. Небольшая прогулка будет мне на пользу. Спасибо вам еще раз! – проговорила она и сделала благодарственный жест рукой. После чего проворно, словно кузнечик, запрыгала по ступенькам крыльца. Она удалялась от нас с низко опущенной головой. Подняла глаза вверх лишь тогда, когда стала переходить улицу, чтобы возвращаться домой той дорогой, которая идет рядом с рекой. Был отлив, вода отступила, обнажив плавающие на дне водоросли. Какое-то время Дебора замешкалась на тротуаре и взглянула на окна мансарды, словно ожидая увидеть в сгущающихся сумерках силуэт Эдит Хейвард. А потом пошла дальше, по-прежнему низко опустив голову и, судя по всему, пребывая в невеселых раздумьях.
– Можно покопаться в Интернете и выяснить кое-какие подробности, касающиеся этой трагедии с самолетом, – предложил Гиббс.
Я даже вздрогнула от неожиданности, услышав его голос. Совсем забыла о его присутствии.
– Идея, в принципе, хорошая. Но реализовать ее мы не сможем. Надеюсь, вы понимаете не хуже меня, что меньше всего на свете ваша бабушка интересовалась Интернетом. Или озаботилась тем, чтобы провести к вам в дом Wi-Fi. По-моему, здесь вообще отсутствует кабельная связь. Или какие другие системы связи, появившиеся на свет за последние сорок-пятьдесят лет. Могу предположить, что из всех «чудес техники» в доме сохранилась лишь телевизионная антенна на крыше, и то еще не известно, в каком она состоянии. Мне даже пришлось изменить телефонный план нумерации, потому что я так и не сумела отыскать в доме хоть какое-то приспособление или систему, совместимую с моим нынешним оператором связи. С помощью своего смартфона я могу послать или получить эсэмэску, только находясь в определенных точках сада, и то не всегда. Например, сидя там на скамейке. Согласитесь, не очень-то это практично – бегать каждый раз на улицу, когда вам нужно позвонить. Я уже оформила заказ на вызов связистов. Обещали появиться здесь в конце недели. Но что-то я не очень полагаюсь на их обязательность.
– Хорошо! Я сам пороюсь в Гугле. Причем не откладывая… сегодня же вечером. А потом перезвоню вам, если это вам еще интересно.
Я снова подумала о тех безымянных пассажирах, находившихся на борту злосчастного самолета. Сегодня их помнит лишь крохотная горстка людей. Лично я никогда не стремилась к известности. Но все же это такая трагедия – оказаться в числе тех, кого забыли навсегда. Остаться безымянным… Что может быть страшнее?
– Конечно, интересно! Пожалуйста, немедленно сообщите мне, если удастся отыскать что-то интересное.
Лорелея вышла вслед за нами на крыльцо. Луч заходящего солнца скользнул по ее лицу. Она была непривычно бледна, и даже макияж не смог скрыть эту бледность. Но солнце резко высветило черты ее лица, а заодно и продемонстрировало необыкновенно яркую голубизну ее глаз.
Но вот она широко улыбнулась и снова стала прежней Лорелеей.
– Мы с Оуэном сейчас делаем шоколадное мороженое. Уже готовы две порции с вашими именами.
– Нет, спасибо! – отказалась я на автомате. – Мне еще нужно навести порядок в библиотеке. Там ведь полно неразобранных книг. Плюс целая куча всяческих бумаг. Вполне возможно, они тоже могут понадобиться Гиббсу.
– Точно отказываетесь? На всякий случай я поставлю вашу порцию в морозильник. Вдруг передумаете? – В голосе Лорелеи сквозило откровенное разочарование.
– Отказываюсь-отказываюсь! Точно! К тому же я не большой любитель мороженого.
Почему-то я решила, что мое немного неуклюжее признание несколько смягчит общую тональность отказа. Но, взглянув на лицо Гиббса, я поняла, что ошибалась.
– Ну что ж… Хорошо, – сдалась Лорелея. Она продолжала улыбаться, но улыбка угасла и стала не такой жизнерадостной. – Обрадую Оуэна. Скажу, что он может съесть и вашу порцию тоже. Мальчишка худющий: кожа да кости. Ему не повредит.
– А вот я свою порцию съем с удовольствием сам, – немедленно подал голос Гиббс, бросив на меня выразительный взгляд. – Уже иду к вам.
Лорелея кивнула и вернулась в дом, плотно закрыв за собой дверь. Пару минут я молча пялилась на эту закрытую дверь, соображая, не поздно ли окликнуть ее и сказать, что я передумала. Потому что на самом деле я люблю мороженое, как и все остальные нормальные люди.
– Ну и зачем вы это делаете? – ледяным тоном поинтересовался у меня Гиббс.
– Что именно?
– Постоянно отталкиваете от себя людей. Я знал многих выходцев из Новой Англии. Да, в своем большинстве они люди сдержанные, но никто из них и близко не похож на вас. Мы сказали вам что-то обидное? Или чем-то задели вас? По-моему, с момента вашего приезда в Бофор мы, то есть все, с кем вы общаетесь, только то и делаем, что всячески угождаем вам. Что еще, кроме доброты, вы от нас видели?
Мне хотелось встряхнуть головой и воскликнуть, что нет, он не прав. Потому что я сама не могу объяснить себе, почему я такая. Потому что я никогда, ни разу в жизни, не осмеливалась заговорить об этом вслух. Наверное, потому, что в глубине души я до сих пор уверена, что рано или поздно, но