– Мамочка, а где твой кулон?
Еще до рождения сына СиДжей подарил жене золотой медальон, куда вложил прядь своих волос. Только одна Эдит знала, что Сесилия уже давно заменила эту прядь на волосы сына и она постоянно носит этот медальон на шее.
Прежде чем Сесилия успела что-то ответить сыну, тот схватил за ворот свитера и потянул его вниз, стараясь найти медальон. Но Сесилия тут же остановила его. Впрочем, Эдит уже успела разглядеть багрово-синие следы от пальцев на ее шее, похожие на насекомых, которые расползлись по телу, начиная от самой груди.
Эдит невольно охнула, заставив невестку и внука обернуться на этот негромкий вскрик. Но Сесилия слегка качнула головой, давая ей знак замолчать, и Эдит лишь уронила свою руку, которой тоже обхватила себя за шею, и жалко улыбнулась. Потом она подошла к Кэлу и взяла его за руку.
– Пойдем, малыш, на кухню. Испечем что-нибудь вкусненькое, пока маме будут делать красивую прическу. А мы с тобой за это время успеем перекусить.
– Я решила не ходить в парикмахерскую. Сама сделаю себе прическу, – улыбнулась ей Сесилия.
На Эдит пахнуло легким запахом алкоголя. Запах был едва слышен, почти неуловим, напоминая тонкую струйку дыма, который появляется над скрытым от глаз кострищем. Конечно, какая же сейчас парикмахерская? Ведь там пришлось бы оголить шею.
– Вот и отлично! А я пока с удовольствием повожусь с Кэлом.
И Эдит снова улыбнулась той робкой, покорной улыбкой, которой улыбалась все годы собственного замужества. Хотя в этот момент ей было нестерпимо стыдно и горько. И не только потому, что вырастила сына, такого же садиста, как и его покойный отец, но и потому, что собственный опыт ничему ее не научил. Она все так же слепо смотрит на мир, как и все те добропорядочные люди, которые предпочитают не замечать синяки на чужом теле и видят только то, что хотят увидеть сами. И думают тоже только о том, о чем сами хотят думать. И при этом еще верят в то, что они уж точно знают, кто и в чем виноват.
– Спасибо, Эдит! – с чувством промолвила Сесилия, спуская сына на пол.
Тогда Эдит решила посадить мальчика себе на бедро. Но Кэл – крупный и сильный ребенок. Он моментально сам сполз с ее рук. А потом взглянул на нее глазами своей матери, и от этого пронзительного детского взгляда Эдит захотелось расплакаться. Он не отвел от нее своих глаз, и Эдит легонько кивнула ему в ответ, понимая, что мальчишка ждет выполнения данного ему обещания – показать ему бабушкину мастерскую.
Сесилия приостановилась на пороге. Она слегка приоткрыла губы, видно, собираясь что-то сказать. Эдит подалась ей навстречу. Ей хотелось поддержать невестку, сказать ей, что не такой уж она дрянной человек, каким считает себя сама. Но внезапно она увидела перед собой лицо той незнакомой ей женщины, которая написала письмо своему мужу, а потом аккуратно уложила это письмо вместе с другими вещами в его чемодан. Оно начиналось со слова: Любимый. Десятки раз Эдит представляла себе лицо этой женщины, застывшей у телефона в ожидании звонка со страшной новостью. Или прислушивающуюся к тому, что происходит на улице. Вот возвращается домой ее муж и начинает барабанить ногой в запертую дверь… Но сегодня в ее воображении лицо той незнакомки слилось с лицом Сесилии. Это было одно лицо.
– Позволь мне помочь тебе, – тихо обронила Эдит. Слова рассыпались в воздухе, словно лепестки роз. Их можно было собрать в руку, а можно было проследить за тем, как они медленно падают на пол.
Их взгляды встретились, и Эдит вдруг показалось, что они с Сесилией стоят далеко-далеко друг от друга. Да, они связаны по жизни, но одновременно какая-то невидимая стена стоит между ними, и никто из них не знает, как через нее перебраться.
Сесилия молча закрыла рот и сглотнула.
– Спасибо. Мне не нужна помощь. У меня все прекрасно.
Эдит одновременно почувствовала облегчение и стыд. Ей хотелось броситься перед невесткой на колени, умолять ее разрешить помочь ей, но какая-то часть ее души жаждала иного. Притвориться, сделать вид, что она не видела синяков на шее Сесилии. У нее вдруг мелькнула абсурдная мысль, чтобы в эту самую минуту пойти в сад и обратиться за помощью к статуе святого Михаила, поговорить с ним. Пусть он ее защитит. И простит тоже.
– Бабушка! Я хочу есть. – Кэл потянул ее за руку, и Эдит бросила на него признательный взгляд. Спасибо! Помог переключиться на сиюминутные дела.
– Идем-идем, мой дорогой! Не будем мешать маме занимается своей прической.
Сесилия ласково взъерошила волосы на головке сына, когда они проходили мимо.
– Я люблю тебя, сынок, – сказала она ему.
– Я тоже люблю тебя, мамочка, – ответил ей сын почти на автомате, проследовав за бабушкой по коридору вниз и на кухню.
Пусть в светлый праздник Рождества наполнится весельем ваш дом… Из гостиной в кухню долетела негромкая мелодия рождественского гимна. Сумочка Эдит лежала на столе, а рядом лежал список пассажиров, который ей наконец удалось заполучить у начальника местной полиции. Еще один фрагмент головоломки, состоящей, судя по всему, из миллионов и миллионов таких фрагментов. Утешало лишь то, что она уже многое узнала о том злополучном самолете и серьезно продвинулась в собственном расследовании причин катастрофы. Пожалуй, она на сегодняшний день располагала даже большим объемом информации, чем полиция.
Она выдвинула ящик стола, извлекла оттуда сигарету и зажигалку, закурила, сделала глубокую затяжку, чтобы никотин мгновенно подействовал на ее сознание и разогнал все сомнения прочь. Она надеялась, что список пассажиров поможет узнать ей, кому именно было адресовано то письмо. А заодно кем была та женщина, которая написала письмо. Может быть, хотя бы с ней она чисто умозрительно наведет мосты, которые пока никак не получается выстроить в своих отношениях с невесткой. Наверное, во всем случившемся, в том, что чемодан упал именно к ней в сад, есть какая-то высшая справедливость, некий божественный промысел, предопределенный свыше.
Эдит открыла холодильник и оглядела камеру. Интересно, а как бы маленький Кэл с его весьма четкими представлениями о том, что есть справедливость, отнесся бы к тому, чем она занимается? Да, классический сюжет… Судьи и защитники сошлись бы в непримиримой схватке. Или наоборот. Выступили бы единым фронтом, оспорив библейский тезис «око за око», на котором зиждется все древнее правосудие. Хотя сам этот принцип, между прочим, намного упрощает поиск правых и виноватых. Что ж, на данный момент приходится довольствоваться тем, чем она располагает и что знает наверняка. А наверняка она знает одно. Авиакатастрофа не была несчастным случаем. И анонимный автор письма тоже знала это.
Эдит сделала еще одну затяжку и стала извлекать из холодильника продукты, необходимые для тоста. И всякий раз, когда она бралась за дверцу холодильника, перед ее глазами начинали плясать четкие черные буквы, которыми было написано первое слово в письме. Любимый…
Глава 22. Лорелея
– Ну, и зачем мы сюда притащились? – Мерит прихлопнула еще одного комара на своей руке. На ее раскрасневшемся от солнца лице, от которого не спасала даже широкополая соломенная шляпа, читалась досада. Она стояла среди руин старинной церкви в Шелдоне, здания с полуразрушенными арочными сводами и обуглившимися каменными стенами. Но даже отсутствие дверей и крыши не умаляли величия этого прекрасного храма, каким он был когда-то, еще до пожара, когда на этом месте размещалась церковь, построенная в честь принца Вильяма. Но пожар почти полностью уничтожил этот памятник старины.
Лорелея перевела взгляд на небо и подумала, что, пожалуй, без крыши даже лучше. Ведь сейчас молитвы верующих могут попадать прямо на небеса, минуя все препоны и препятствия на пути к Богу.
– Очень важно, – пояснила она падчерице, – чтобы дети ни в коем случае не забывали все то, чему они научились в школе в минувшем году. К тому же такая экскурсия по родным местам есть не что иное, как приобщение к живой истории. Видеть своими глазами тот или иной исторический памятник всегда гораздо интереснее, чем читать о нем в книге. И это же так весело.
Мерит придавила очередного комара уже у себя на лодыжке и сверкнула глазами в сторону мачехи.
– Вот насчет веселья вы верно подметили.
Лорелея отвернулась от нее, чтобы спрятать улыбку. Она с самого начала знала, что Мерит не придет в восторг от их вылазки на природу, но обязательно поучаствует в ней, коль скоро ее об этом попросит Лорелея. Когда в прошлый раз им всем совместными усилиями удалось затащить Мерит на лодку, Лорелея поняла одну вещь. Мерит по своему характеру уступчива, и главное для нее – никого не огорчить и не обидеть. Трудно сказать, была ли она такой с детских лет или научилась уступать уже потом, будучи замужней женщиной.
Оуэн оторвался от разглядывания обугленной кирпичной кладки на одной из стен и повернулся к ним. За его спиной болтался рюкзачок со сдобными булочками, завернутыми в вощеную бумагу, и с круассанами в золотисто-серебряных упаковках.
– Здорово здесь! Это место… оно… Здесь тоже обитают призраки?
– Что за чушь! Какие призраки! Их вообще не существует в природе, – поспешила возмутиться Мерит.
Уже второй раз, подумала Лорелея, она слышит от Мерит одни и те же слова. Похоже, что она не меньше Оуэна побаивается этих самых призраков. Сама-то Лорелея прекрасно понимает. Не только призраки преследуют нас. Наша собственная память шагает за нами по пятам всю жизнь. Стоит нам лишь оглянуться назад, и мы с удивлением обнаруживаем, что наше прошлое стоит у нас за спиной. Эти свои размышления она второпях записала на обороте рецепта, стоя в очереди в аптеке. Надо не забыть обязательно перенести запись в свою розовую тетрадь.
– Нет, существуют! – не согласился с сестрой Оуэн. – Марис рассказывала мне, что в той конюшне, где стоит ее лошадь, тоже обитает призрак. Какой-то старик… Среди ночи он обходит конюшню и громыхает на всю округу лошадиной упряжью.