Карабинер Джузеппе Гарджулло любил слушать эхо своих шагов, шагая по главной и единственной улице Страмолетто. Он знал, что, лежа в своих постелях, жители деревни слышат его шаги и чувствуют себя в безопасности независимо от своих политических убеждений. Хотя вряд ли кто-то спал сейчас, после новостей Криппа. Эти люди в действительности ничего не знали о фашизме, даже если кто-то из них провозглашал себя его адептом. Они слышали только законы, которые в общем оставляли их равнодушными или нагоняли скуку. Они так же трудились в поте лица, так же нуждались при Дуче, как и раньше при короле… Страмолетто находилось в стороне от всего, и политика не могла утвердиться в умах крестьян. И если некоторые из них объявляли себя сторонниками Дуче, то только для того, чтобы воспользоваться ситуацией и приобрести определенную власть и авторитет среди сограждан. Карабинеру хватало ума понимать это. Он питал такие же добрые чувства по отношению к Капелляро, как и к Веничьо, при случае он выпивал то с тем, то с другим без всяких угрызений совести. Издалека, с юго-востока доносился неясный гул, похожий на раскаты грома. Здесь все еще жили в мире, в то время как там убивали… Дрожа от свежего ветра, карабинер закутался в пальто. У кладбищенской стены он различил два слившихся силуэта. Джузеппе был в курсе всего происходящего в деревне, он сразу узнал влюбленных – Аврору и Джанни. Он бросил им издали:
– Доброй ночи, голубки!
Они не ответили, смущенные тем, что их застали вместе, и чувствуя себя виноватыми, хотя и не понимая, в чем конкретно состоит их вина. Обнявшись, они смотрели, как карабинер исчезает в темноте. Аврора прошептала:
– Хороший человек Джузеппе… Жаль, что с ним случилось это несчастье.
– Да, но иначе он не остался бы здесь жить. Кажется, он был очень способным, но после несчастья его ничто не интересует. В какой-то мере я его понимаю, Аврора, потому что я… если со мной случится то же самое, я, наверное, погибну!
Аврора издала какой-то звук, похожий на стон, в котором смешались радость и страх. Еще крепче прижавшись к любимому, она позабыла и о карабинере, и о его несчастье, чтобы насладиться еще одной минутой счастья.
У крыльца церкви Джузеппе повстречал кюре.
– Добрый вечер, падре.
– Добрый вечер, Джузеппе. Все спокойно?
– Пока да.
– Да хранит Бог Страмолетто. Кроме него, теперь некому прийти к нам на помощь. Я буду молить его не лишать нас своей милости.
В доме Веничьо не спали. Из окна гостиной лился свет.
– О, Джузеппе?
Карабинер замедлил шаг. Какая-то тень отделались от стены и направилась к нему. Это был Марио.
– Ты закончил обход?
– Да.
– Ты случайно не встретил Аврору?
– Нет.
– Хотел бы я знать, где она гуляет!
– Наверняка недалеко. Я думаю, она скоро придет.
– И хорошо сделает!
Отойдя от дома Веничьо, Джузеппе заколебался, должен ли он предупредить девушку или нет, но в конце концов решил – чему быть, того не миновать, и если Аврора любит Джанни по-настоящему, она сможет защитить свою любовь.
Аврора старалась идти неслышно. Она надеялась, что все уже заснули. Увидев свет в окне, она застыла с упавшим сердцем, затем собралась с силами. Объяснение произойдет не сегодня – завтра, так почему же не сейчас?
Они сидели в кругу света керосиновой лампы: Марио, лицо которого причудливо изменила игра теней, толстый и молчаливый Бергасси, Венацца, чьи руки, сложенные на коленях, напоминали окорока, тщедушный Виргилий, похожий на горбатого сверчка, Бьянка, находящаяся в лихорадочном возбуждении, и, наконец, бабушка – бабуля Белла, съежившаяся в кресле, неподвижная, как мумия. Отец грузно поднялся.
– Где ты была, отвечай!
– Я гуляла.
– С кем?
– С Джанни Капелляро!
Поднялся страшный гомон. Марио изрыгал все возможные проклятия из своего репертуара. Бьянка взывала к своему ангелу-хранителю, и на две октавы выше остальных Аврора визжала, что она скорее умрет, чем согласится расстаться с Джанни.
– Девочка моя, ты думаешь, завтра спросят твоего разрешения, чтобы убить тебя и других?
Хотя бабушка Белла произнесла эти слова, не повышая голоса, все их услышали и замолчали. Прежде, чем они попросили объяснений, Белла указала им на окно:
– Послушайте.
Гул пушечных выстрелов слышался теперь громко и беспрерывно. Марио напрягся, от страха у него похолодело в животе. Бабушка продолжала:
– И вы считаете, что это подходящий момент для ваших ссор?
Слегка смутившись, Марио признал:
– Нет, конечно, но все же я не могу позволить моей дочери позорить меня. Этот Джанни – бандитское семя, вот он кто!
– Неправда!
Бьянка вмешалась, чтобы предотвратить назревавший скандал:
– Аврора, как ты разговариваешь с отцом? Бог тебя накажет за это!
Веничьо настаивал:
– Капелляро – ничтожество. Он отнял у меня мэрию. Порядочные люди так не поступают. И после того, как он украл мой шарф мэра, я позволю ему украсть мою дочь? Никогда! Запомни хорошенько, Аврора, – как только немцы будут здесь, я выдам Атиллио и его щенка. Их расстреляют на месте, а я повеселюсь!
– Ты повеселишься?
На этот раз возмутилась Бьянка. Пока Аврора, обезумев от перспективы будущего, нарисованного родителем, рыдала, уткнувшись в бабушкины колени, ее мать наклонилась к мужу, крича ему в лицо:
– Ты осмелишься обагрить свои руки кровью родственников?
Не желая упасть в грязь лицом перед гостями, Марио хорохорился:
– Именно так! Кстати, мы являемся родственниками только потому, что Аттилио женат на твоей кузине.
– Марио, я не затем выходила за тебя замуж, чтобы жить с преступником. В тот день, когда ты убьешь Капелляро, я уйду из дома!
Ободренная этой неожиданной поддержкой, Аврора вскочила на ноги:
– Я уйду вместе с мамой!
Повернувшись к своим друзьям, Марио развел руками, показывая свою беспомощность:
– Все меня предают… Как предали Дуче.
Все трос поднялись, и Бергасси за всех сказал:
– Но только не мы, Марио! Если хочешь знать наше мнение, хорошо бы пойти сказать пару слов Аттилио, узнать, что у него на уме. И пусть лучше отдаст нам мэрию, пока мы не рассердились по-настоящему.
Супруга Капелляро достали бутылку вина. Они пили меланхолично и молча, не нуждаясь в словах. Что они могли сказать? Опыт поколений научил их смиренно гнуть спину под ударами судьбы, и они знали, что не смогут избежать того, что им угрожает. К чему спорить об этом? Лауру изводило это молчание:
– Аттилио, ты правду думаешь, что Марио прикажет тебя расстрелять?
– Он способен на все!
– А что будет со мной?
– Станешь вдовой.
Потрясенная несправедливостью уготованной ей судьбы, Лаура взорвалась:
– Это нечестно. Я этого не заслужила!
Капелляро почувствовал себя уязвленным тем, что его жена не желает становиться вдовой, но, однако, находит совершенно нормальным, что ее мужа расстреляют. Он не удержался от замечания:
– А то, что меня убьют, тебе все равно?
Синьора Капелляро не успела ответить, так как в комнату без стука вошли Марио и его друзьям. Они вели себя как победители. На мгновение наступила тишина – оба враждующих клана смотрели друг другу в глаза. Первым заговорил Веничьо, и тон его был очень вызывающим!
– Именем Дуче, Аттилио Капелляро…
Лаура прижала палец к губам и, так как Марио непонимающе уставился на нее, прошептала:
– Говори тише, разбудишь детей и Пепе.
Можно называть себя фашистом, но ничто не истребит человеческие чувства. Веничьо понизил голос:
– Именем Дуче, Аттилио Капелляро…
– Ты знаешь, что я с ним сделаю, с твоим Дуче?
– Ты сам ухудшаешь свое положение!
– Плевать!
– Аттилио, я тебя расстреляю. Возможно, мне будет нелегко это сделать, но не волнуйся, я найду в себе силы.
– Это неудивительно, ты ведь всегда мне завидовал.
– Завидовал, я? Чему же, интересно знать?
– Во-первых, потому, что я богаче тебя, во-вторых, тому, что моя Лаура лучше твоей Бьянки, и, наконец, тому, что мой Джанни завоевал сердце твоей дочери, и ты тут ничего не можешь поделать! А теперь ты зовешь на помощь немцев, чтобы уничтожить меня, но ничего у тебя не выйдет! Даже мертвый, я буду лучше тебя, доходяга!
Веничьо не предвидел, что патетическая сцена, которая по его замыслу должна была повергнуть врага к его ногам, повернется таким боком. Он слегка растерялся.
– Позволь мне сказать, что ты наглый обманщик, Аттилио. Ты никак не можешь быть богаче меня. Если хочешь, можем прямо сейчас посчитать!
Они немедля схватились за бумагу, карандаши и принялись за расчеты. После долгих препирательств, выяснилось, что они одинаковы бедны.
– Но что касается Лауры и Бьянки, я с тобой не согласен!
Перед зардевшейся синьорой Капелляро Аттилио перечислил все прелести своей супруги, расхваливая их чрезмерно поэтично, но с трогательным энтузиазмом. Не желая отставать, Марио детально, расписал физические и моральные достоинства своей половины. Вскоре свидетели поединка узнали все подробности об обеих дамах, но никаких нескромных мыслей это не вызвало, ведь речь шла о том, чья идеология выйдет победительницей из этого спора. И в Этом вопросе сторонам пришлось согласиться на ничью.
– Ты и твой сынок Джанни – вы для меня отбросы, грязь! И когда я увижу вас обоих связанными, стоящими спиной к карательному взводу…
– Что ты тогда сделаешь?
Это спросил Джанни, он только что вошел в комнату. Он устремился к Марио и взял его за грудки:
– Ну, скажи, что ты сделаешь, убийца? Шпион! Ты позор для своей семьи!
– Что ты говоришь, Джанни! И кому – мне, твоему родственнику!'
Марио чуть не плакал. Он обратился к остальным:
– Мальчишка, которого я когда-то учил делать ловушки для птиц, и вот какие слова он мне бросает в лицо!
– А ты сам что сейчас говорил отцу?
– Это разные вещи! С твоим отцом – это политика, а в твоем случае – просто плохое воспитание!