Когда я выбежала из зала, не скрою, довольная и счастливая (ведь на самом деле я очень любила выступать на сцене, хотя контроль над звуковыми результатами тогда еще не был моей сильной стороной), столкнулась с одним из педагогов. Тот наклонился прямо ко мне и с шипением произнес: «Тебе должно быть стыдно играть с такими способностями, как полная свинья!»
Каждый раз, вспоминая эту историю, пытаюсь проанализировать, что же я тогда почувствовала, но не буду врать, я не помню. Это правда, я не помню, обиделась ли я тогда на эти неприятные слова, сказанные прямо под руку в момент, когда я только вышла со сцены; заметила ли, насколько они оценочны и, в сущности, бессмысленны. Не уверена, что тогда я понимала, что указывать людям, за что им должно быть стыдно, а за что нет, грубо и нетактично. Но думаю о том, что, даже несмотря на то, что, скорее всего, я отреагировала тогда с легкостью, которая была мне свойственна в детстве, я очень хорошо помню эту историю. И так или иначе, она и другие подобные случаи, которых было не так много, годами влияли на мое отношение к себе, к выступлениям и занятиям музыкой!
Существует концепция о том, что строгость – а если быть честными, под прикрытием строгости и требовательности можно спрятать очень многое – может стимулировать собранность и более ответственное отношение к делу. Конечно, каждый человек реагирует по-своему, кому-то кнут и пряник необходимы. Возможно, существуют дети, которым нужно, чтобы на репетиции перед концертом педагог сходил с ума, бился в истерике и кричал: «Ничего не выучено!» Но я таких не встречала, и сама не была таким ребенком. Зато я видела много взрослых, которые так и не научились хвалить себя и получать удовольствие от процесса, не боясь совершать ошибки. Тех, чей внутренний критик подавляет авторитетом все остальные голоса; которые, сами став учителями, однажды осознавали, что произносят фразы из прошлого, но не понимают, как можно добиться результатов иначе; тех, для кого любой результат, пусть даже другие говорят, что все чудесно, никогда-никогда не будет достаточным и удовлетворительным.
Им мне всегда хочется предложить сделать то, что сделала однажды я: вспомнить все подобные ситуации, вернуться в них мысленно уже взрослым человеком и защитить того ребенка, встать на его сторону и сказать, что он имеет полное право ошибаться в этюде и играть его грязно, если угодно, «как полная свинья». Мир от этого не рухнет, и сам он не станет хуже. Он может приходить на уроки и иногда не понимать, чего хочет педагог, переспрашивая и не боясь показаться «недоумком». Может волноваться перед выходом на сцену, и это не будет проявлением его слабости.
В моем ежедневнике написано: «Маленькая Наташа внутри тебя может сейчас тревожиться, но помни, что это не вся ты, а только часть тебя».
Несколько лет назад у меня на работе произошел такой случай: один мальчик полгода вел себя не очень красиво: грубил учителям, ничего не делал, проявлял все признаки здорового подросткового этапа развития. Желания заниматься фортепиано у него тоже никакого не было, а в ответ на мотивационные спичи я слышала: «Хотите выгнать, выгоняйте, мне все равно». Прошло полгода, и с ним что-то произошло. Скорее всего, он просто перерос этот этап, возможно, в его семье наладилась атмосфера. Что бы там ни было, но мальчик стал приходить на урок готовым, с удовольствием оставаясь пообщаться на перемене, рассказать про свои дела и послушать мои истории.
Это преображение произошло не внезапно, в одну секунду, а случилось постепенно, за несколько месяцев.
Но знаете, что в этой истории самое грустное?
Почти никто этого не заметил!
Стоило упомянуть имя мальчика, как учителя восклицали: «О, это тот, который ничего не делает и грубит учителям?» И казалось бы, неужели прекрасные, творческие учителя не видят перемен?
Но давайте честно, я тоже сначала их не замечала, хотя они уже были, потому что впереди мальчика шел повешенный на него «ярлык». И тогда я вспомнила термин из психологии «этикетирование», объясняющий, почему мы не видим трансформацию человека, слепо повторяя характеристики, которые уже давно неактуальны.
Всю школу на мне была этикетка «талантливая, но ленивая» и рядом оценка на ярлыке: 4+ – четыре за работу, а плюс за способности. И действительно, какое-то время это правда было про меня. И четыре, и плюс. Но потом со мной что-то произошло, я поехала на конкурс, где услышала других детей, стала дружить с пианистами, и мы вместе брали классы для занятий по вечерам, мне очень нравилось учиться, и у меня появились амбиции. Да и просто я подросла и стала с удовольствием заниматься, играя сложную программу.
Но скольких трудов мне стоило убрать этикетку, которая висела на мне и никому, кроме разве что самых чутких учителей, не давала увидеть, что произошло. И, если честно, несмотря на красный диплом, пять на выпускном экзамене, поступление с сотней баллов, мне удалось ее снять только в консерватории. И получить новую: «всегда пять, работоспособная и целеустремленная».
Что самое интересное – в это мгновение уже она стала влиять на меня, на мое самоощущение и отношение педагогов.
Конечно, я старалась делать все, чтобы не только зачетка работала на меня, но и я сама работала, тем не менее я видела сколько угодно случаев, когда педагоги необъективны и в ту, и в другую сторону. Тогда на обсуждении можно услышать что-то вроде: «Он такой хороший мальчик, я помню, как он блестяще поступал, давайте простим, что последние три года он ничего не делал, и поставим ему пять!»
И оценку ставили, не давая ребенку возможности выработать связь с оценками, то есть с тем, что помогает сформировать адекватное восприятие реальности.
Конечно, иногда оценка может служить поощрением за работу, мотивацией, но иногда она всего лишь сообщает: «Это мальчик на пять, мы всегда ставим ему пять, а вот это девочка на три». Мальчик на пять, девочка-лентяйка, молодой человек без амбиций, девушка с сильным характером, которая никогда не волнуется, – как быстро наша этикетка начинает не только влиять на мнение других о нас, но формировать нашу собственную самооценку? Мы начинаем думать: «Я тот человек, который…» – и уже не понимаем, а про нас ли это сейчас, хотя понимать это очень важно: осознавать каждый раз, когда говоришь с человеком, слышишь его игру, что именно ты сейчас слышишь, с кем именно говоришь, стараясь не смотреть на этикетку, а обеспечивая возможность высказывания именно в эту минуту.
В этом во многом и заключается обратная сторона успеха. Как говорят многие спортсмены: я ступаю со ступеньки пьедестала на землю с медалью на шее и снова становлюсь чистым листом, у которого впереди новый путь и новые преодоления и победы.
Дайте детям любовь, больше любви и еще больше любви – и здравый смысл придет сам собой[9].
Занятия со своим ребенком – это всегда непросто. Казалось бы, если ты сам музыкант, должно быть легче: ты знаешь, что подсказать, как прочесть ноты в басовом ключе и почему сейчас звучит «как-то не так». Но почему-то учить собственного ребенка, будучи музыкантом, едва ли не сложнее всего.
Вспоминаю свои занятия с мамой, профессором консерватории, пианисткой, замечательным детским и взрослым педагогом и человеком, воспитывающим множество будущих учителей. Все, что вам нужно знать об этих уроках, – это то, что они закончились, когда мне было лет 12–13, потому что после очередных криков и скандалов, хлопанья дверьми и швыряния нот (швыряла и хлопала я) папа запретил нам заниматься.
С тех пор прошло много лет, иногда я могу позаниматься с мамой и получаю от этого большое удовольствие. Мама тоже. Возможно, потому, что я больше не говорю ей: «Покажи мне свой диплом. Почему ты считаешь, что можешь делать мне замечания?» А возможно, потому что мама больше не нервничает, что у меня ничего не получится…
С собственным ребенком заниматься сложно не только потому, что можешь позволить себе большую эмоциональность и нет субординации. Мне кажется, в этом случае смешивается сразу много составляющих.
Всегда опасаюсь ступать на тропу подобных рассуждений, но на правах педагога и ребенка своих родителей хочу порассуждать на эту важную тему.
Первая и самая популярная причина подобных ссор в процессе занятий – амбиции родителя. Часто родитель раздражается из-за несообразительности ребенка, буквально не давая ему шанса на более спокойный темп, потому что видит в этом результат своих вложений, ощущает страх, что не сможет реализовать свои амбиции через ребенка. Если чужие дети могут играть пьесу на два уровня проще, свой должен всегда выходить за рамки программы. Если чужие дети могут «тупить», твой просто обязан стремительно реагировать, быстро делать и проявлять невероятные способности во всех возможных аспектах занятий. Хочется, чтобы он достиг многого и ты мог им гордиться. Особенно, если сам родитель не смог добиться в жизни этого самого «многого» и теперь аккумулирует всю энергию, направляя ее на воспитание ребенка.
Тогда можно услышать все фразы типа «Да я ради тебя!», «Мы с папой всю жизнь на тебя положили, а ты», «Вот вырастешь и будешь благодарен» и подобное. Конечно, это относится не только к музыкальной школе, но я очень часто сталкиваюсь с этим в профессиональном обучении. И таким родителям хочется сказать: да не надо ради него, и жизнь свою оставьте себе и наслаждайтесь ею, а если и будет благодарен, то именно за то, что поддерживали и заботились, а вовсе не за скандалы во время занятий.
Я очень благодарна своим родителям за то, что они проживали все мое детство собственные наполненные жизни, создавая при этом по-настоящему доверительные отношения со мной и братом.
Опираясь на них, мы смогли добиться успехов и, возможно, даже реализовать некоторые родительские амбиции, ведь наверняка где-то в глубине души они у них тоже были. Многие мои друзья, чьи отношения с родителями-музыкантами не были такими радужными, в которых было настоящее насилие, тоже добились успехов, но не благодар